Как-то в институте, выходя из аудитории, Татьяна случайно повстречала в коридоре профессора Щетинина. Увидев Таню, старичок очень обрадовался:

— Танечка, как ваши успехи? Я слышал, вы уже преподаете?

— Да, спасибо, у меня все хорошо, Алексей Ильич, — скромно отвечала Татьяна.

— Слышал, слышал, как вас расхваливала Варвара Кондратьевна. Что ж, у меня тоже хорошая новость. Я как раз собирался разыскать вас, а вы сами попались мне навстречу. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Профессор Аросов уже прилетел из Москвы. Завтра часика в три приходите к нам на кафедру, он хочет лично с вами познакомиться, — сообщил Щетинин и, пожелав Тане успехов, ушел на свою кафедру.

Профессор Аросов оказался пожилым слащавым мужчиной, у которого по всему телу как сорняк росли густые черные волосы. Они торчали у него отовсюду: из ушей, из носа, на груди из-под воротничка и даже на спине можно было заметить, пробивающиеся сквозь ткань накрахмаленной голубой рубашки, мелкие черные волосики. Наслаждаясь оказанным ему почетом со стороны провинциальных преподавателей, он, то и дело покручивая на пальце солидный золотой перстень, вальяжно восседал на самом видном месте и вожделенно заглядывался на проходивших мимо студенток в коротких юбочках. Щетинин представил ему Татьяну, щедро рассыпаясь в похвале. Анатолий Арменович пристально посмотрел на Таню, пригласил ее сесть рядом и, задав несколько вопросов, многозначительно улыбнулся. Татьяне почему-то стало как-то неуютно и неприятно находиться в обществе профессора. Через некоторое время Танино предчувствие подтвердилось, рука профессора, скрытая длинной бирюзовой скатертью стола, незаметно для других легла на ее колено. Танюшка машинально отдернула ногу и постаралась поскорее улизнуть от назойливого старикашки. При первой же подвернувшейся возможности, сославшись на срочную работу, она наспех распрощалась с присутствующими.

В завершении рабочего дня к ним на кафедру заглянул Алексей Ильич и радостно сообщил Тане, что Аросов остановил свой выбор на ней.

— Поздравляю вас, Танечка. Вы очень понравились Анатолию Арменовичу, он решил руководить вашей научной работой. Зайдите, пожалуйста, завтра с утра еще раз к нам на кафедру, Аросов хочет обсудить с вами кое-какие детали. А теперь, разрешите откланяться, — и Щетинин ушел, весело насвистывая себе под нос какую-то веселую мелодию.

Прав был "Акимыч", говоря, чего ты меньше всего хочешь и всеми силами стараешься избежать, обязательно с тобой произойдет. Сообщение Щетинина вызвало у Татьяны желание провалиться сквозь землю, ей вовсе не хотелось иметь Аросова научным руководителем. Неужели Алексей Ильич не мог продолжать руководить ею, ведь он был теперь доктором наук. Спустившись в вестибюль, Татьяна увидела другую кандидатку в аспирантки по творчеству Маяковского, молодую преподавательницу кафедры русской литературы, которая тоже была представлена Аросову. Преподаватель Оловянникова, полноватая с мужскими манерами женщина, громким грубым голосом с кем-то возмущенно беседовала. Таня намерено замедлила шаг и до нее донеслись обрывки ее разговора:

— Без году неделя в институте, а уже все ей. Я тружусь, не покладая рук, обслуживаю и ублажаю его уже второй день, а он выбрал Иванову, кобель паршивый, — выругалась она в сердцах.

— Иванова? Это та самая лаборантка с кафедры методики? Так ничего удивительного, Маня, Аросов любит смазливых баб, он будет за них писать диссертацию, а они ласкать и ублажать его.

От этих слов у Танюшки подкатился ком к горлу, ей вовсе не нужно было, чтобы кто-то за нее писал диссертацию. Она привыкла всего добиваться сама. Всю ночь Татьяна не могла сомкнуть глаз, ворочалась, вспоминая разговор Оловянниковой. Наутро Таня приняла твердое решение. Вызвав Щетинина с кафедры, она на одном дыхании облегчила свою душу:

— Алексей Ильич, прошу на меня не обижаться, но я изменила свое решение писать диссертацию по литературе. По воле случая я попала на кафедру методики и уже втянулась и полюбила этот предмет. Поэтому, после поступления в аспирантуру, я буду защищаться по методике преподавания литературы. Простите меня за то, что я вам этого раньше не сказала. До вчерашнего дня меня все еще одолевали сомнения и я колебалась. Пусть Аросов руководит Оловянниковой.

Щетинин внимательно посмотрел на Татьяну и сказал:

— Ну что ж, вы взрослый человек, Иванова, и вправе сами сделать свой выбор. Но все же мне очень жаль, я так хвалил вас Аросову. Он просмотрел вашу дипломную работу и отметил высокий уровень проведенного вами анализа антивоенного творчество поэта. Значит, решили быть методистом? Ну что ж, желаю вам успехов на этом поприще, Татьяна Олеговна.

У Тани как будто камень с плеч упал, она была рада тому, что не будет работать вместе с неприятным ей Аросовым. Решение защищаться по методике пришло к ней совсем неожиданно, Варвара Кондратьевна не раз намекала ей и склоняла заняться наукой именно в этой открытой для широкого экспериментирования области.

Вечером они с Зоей договорились как в старые добрые времена вместе сходить в театр. Виктора от работы послали в командировку и Зоя приехала домой навестить своих родителей. Обрадованная Таня предложила Зое немного развлечься. Нарядившись в свое любимое красное платье, Танюшка поднялась за своей подругой. Зоя все еще наряжалась перед зеркалом, поэтому Татьяна, чтобы не вспотеть решила подождать ее на лестничной площадке.

За окном длинными косыми струйками лил слезы холодный зимний дождь. Порывистый северный ветер гнал по небосводу словно своих послушных воинов черные свинцовые тучи. Ветви деревьев словно уродливые корявые пальцы угрожающе раскачивались из стороны в сторону. Глядя на разыгравшуюся непогоду, Танюшка инстинктивно забеспокоилась, ей сделалось тревожно и неуютно на душе. На мгновение ей показалось, что она слышит чьи-то тихие заунывные стенания. Танюшка насторожилась:

— Зоя, ты слышишь? По-моему, это голос тети Зины? Пойдем скорее, — крикнула Таня и побежала наверх к Ереминым.

Стоны и в самом деле доносились из квартиры Ереминых. Таня не ошиблась, дверь им открыла, еле двигаясь, бледная как стена с красными и опухшими от слез глазами мать Андрея.

— Тетя Зина, что с вами? Что случилось? — начала расспрашивать взволнованная Татьяна.

— Вам плохо? — спросила в свою очередь подошедшая Зоя.

Но Зейнеп Абдуловна смотрела на девушек отсутствующим взглядом и причитала что-то непонятное на своем родном языке. Зоя решительно вошла к ней в квартиру, набрала стакан воды и поднесла его к губам тети Зины. Зейнеп Абдуловна, отпив немного воды, вновь перевела взгляд на подружек и разрыдалась горькими слезами, снова причитая, но уже на русском:

— Ай, Зоя-хан, Таня-хан, нет больше моего Андрея. Нет больше моего младшего сыночка… Ай-ай-ай…

У Татьяны после ее слов начало чернеть в глазах, гостиная Ереминых стала кружиться и расплываться в разные стороны: и тетя Зина, и Зоя и мебель все пошло кувырком…

Очнулась Танюшка уже у себя дома, лежа на кровати. Рядом с ней, печальная и заплаканная, сидела Зоя и соседка тетя Маша, одинокая добрая женщина, всегда готовая помочь людям в беде. Увидев, что Таня пришла в себя, тетя Маша начала поить ее крепкими отварами лекарственных трав.

— Зоя, как это произошло? — с трудом выдавила из себя Татьяна.

— Как я поняла из слов тети Зины, Андрей разбился на мотоцикле, — плача и поглаживая Таню, отвечала Зоя.

Услышав "Андрей разбился", Танюшка опять потеряла сознание. Так она пролежала больше недели. Танина мама вызывала участкового врача, но врач ограничилась лишь выпиской больничного и предложила в случае ухудшения состояния положить Татьяну в больницу. Тогда за лечение снова активно взялась тетя Маша. Она натирала Танюшку какими-то настойками, поила отваром зверобоя, череды и душицы, пеленала в простыни и шептала какие-то заклинания.

Когда Таня вновь очнулась из своего тяжелого забытья, был вечер, возле ее кровати сидели Софья Васильевна и "Акимыч". Увидев Вячеслава, Танюшка нахмурилась:

— Это все из-за вашей дурацкой теории, Вячеслав. Я прошу вас уйти и больше не звонить и не приходить ко мне, — упавшим голос произнесла она.

— Послушайте, Танечка, — пытался что-то сказать в свое оправдание "Акимыч".

— Я ничего больше не хочу слушать, уходите, — перебила его Татьяна и закрыла лицо подушкой. Ее снова начали душить слезы.

В этот момент "Акимыч" казался ей каким-то жалким и невыносимым. Попрощавшись, он виновато пошел к двери, многократно оглядываясь по пути на Татьяну, как бы надеясь, что она вот-вот остановит его. Но этого не произошло. Услышав звук закрывшейся входной двери, Таня дала волю своим слезам. Она плакала и вместе с ней плакала Софья Васильевна, сокрушаясь о горе дочери. Потом зазвонил телефон, это была Зоя. Софья Васильевна с облегчением в голосе сообщила ей, что Татьяне стало лучше. Через полчаса Зоя, бросив все дела, примчалась к Танюшке. Таня сидела в кровати и ела куриный бульон, приготовленный ее мамой.

— Слава богу, Танечка, тебе уже лучше. Давай доедай бульон и мы с тобой пойдем немного на балкон подышим воздухом, — предложила Зоя.

— Правильно, — подхватила Софья Васильевна, — пора уже потихоньку вставать. Вот, Танечка, надень халатик и штаны. На балконе прохладно.

Татьяна без особой радости делала все, что ей говорили. Она машинально надела предложенные ей вещи и пошла с Зоей на балкон. Свежий прохладный воздух немного взбодрил ее и Танюшка осторожно спросила у Зои:

— Его уже похоронили?

— Да, Таня, прошло уже две недели. Тетя Зина со всей своей многочисленной родней летала на похороны. Не плачь, подруга, уже ничего нельзя исправить. Надо жить дальше, — говорила Зоя, подавая плачущей Тане носовой платок.

"Жить дальше. А для чего и для кого"? — задавала себе Танюшка вопрос и не могла найти на него ответа. Она вспоминала двух девушек-студенток из их института, которые из-за несчастной любви покончили жизнь самоубийством. Было ли это выходом? Была ли возможность встретиться с Андреем на том свете? Но и на эти вопросы у Тани не было ответа. Она считала себя виновной в смерти Андрея, так как именно ее заметка из газеты сослужила Андрею плохую службу. Из-за этой злополучной заметки он начал заниматься этим ужасным видом спорта.