Барбара Картленд - Любовь всегда выигрывает

Так что же мне теперь делать? — Вопрос был жалобным, но голос дрожал от ярости. Лорд Уинчингем повернулся на каблуках.

— Делайте что хотите, — сказал он так, словно хлестнул кнутом по воздуху, — а заодно найдите себе другого идиота, который оплатит ваши долги!

Он с достоинством вышел из комнаты, пересек холл, подождал, пока слуга открыл перед ним дверь, вышел на улицу, сел в ожидающую его карету и откинулся на мягком сиденье.

— Куда прикажете ехать, милорд?

Казалось, Уинчингем не слышал вопроса слуги. Сидел нахмурившись, плотно сжав зубы.

— Куда прикажете ехать, милорд? — повторил слуга.

— Домой! — Ответ прозвучал пистолетным выстрелом.

Слуга подсел к кучеру.

— Домой, — прошептал он ему. — Ну и раздражительны же эти господа!

Карета тронулась. Кучер повернулся и подмигнул слуге.

— Держу пари, это долго не протянется, — заявил он. — Уж слишком в большую сумму она ему обходится!

— Он может себе это позволить, — лаконично заметил слуга.

Лорд Уинчингем поднес руку ко лбу и зажмурил глаза, словно его терзала головная боль. Он действительно чувствовал себя совершенно разбитым. От огромного количества бренди, выпитого накануне, обильной еды, а главное, от напряжения, испытываемого весь вечер, он не мог спать. Поэтому встал и, как только это стало прилично, велел запрячь карету, отправился к любовнице.

Он понятия не имел, зачем пришел к ней со своими проблемами. Просто ему не к кому было обратиться. Возможно, где-то в глубине души, при всем своем цинизме, лелеял юношескую надежду на ее любовь, в которой она беспрестанно ему клялась.

Но его постигло разочарование. Как только лорд заикнулся о своем вчерашнем проигрыше, Клио де Кастиль, настоящее имя которой, между прочим, было Мейзи Смит, извлекла из ящика туалетного столика кипу счетов и заявила, что их необходимо оплатить. Он, разумеется, не возражал бы, если бы не был уверен, что всего две недели назад видел эти поддельные счета и уже давал ей деньги на их оплату.

Все началось с его робкой просьбы хоть о каком-то сочувствии и понимании, а закончилось бурной ссорой. Клио де Кастиль принялась выдвигать угрожающие требования, и лорд Уинчингем твердо решил расстаться с ней навсегда. А теперь, сидя в карете с закрытыми глазами, удивлялся: как это он мог быть таким глупым, чтобы потратить на самую заурядную, да еще и пренеприятную проститутку столько денег?

Но Клио была в моде, а тот факт, что он одержал верх над двумя ближайшими друзьями в борьбе за ее благосклонность и увел ее из-под носа у одного из самых богатых и могущественных придворных, лишь добавлял пикантности всей ситуации.

Наконец-то лорд увидел ее истинную натуру: болтливое, бессердечное создание, думающее только о том, как бы обобрать мужчину. Подсчитав, сколько он на нее потратил в последние шесть месяцев, Уинчингем заскрежетал зубами от ярости.

— Господи! Как мне сейчас пригодились бы эти деньги!

Несмотря на туман в голове и стук в висках, ему живо вспомнился вчерашний вечер.

Он не был настолько пьян, чтобы не соображать, что делает. Понимал, что удача отвернулась от него, но, как всякий игрок, верил, что она вернется. В следующий раз ему повезет.

Между тем Ламптон продолжал выигрывать и выигрывать, а поскольку они были давними противниками за карточным столом, не колеблясь еще и подкалывал лорда Уинчингема, заставляя его делать все более сумасбродно высокие ставки, пока, наконец, не понял, что выиграл сто тысяч фунтов!

Лорд Уинчингем, глядя на длинные, тонкие пальцы Ламптона, медленно переворачивающие карту, уже заранее знал, что там увидит. За доли секунды до этого он уже знал, что бит! И как бы ни был пьян, сообразил, что это значит для него.

Он почти отчетливо представил, как вся его собственность переходит в руки Ламптона — дом, картины, которыми так гордился отец, лошади и самое незначительное из всего — Клио де Кастиль!

С зеленого сукна игорного стола на него смотрела десятка пик — черная, как его невезение, мрачная, как внезапное уныние. Это поразило Уинчингема настолько, что он перестал дышать.

Однако невероятным усилием воли заставил себя рассмеяться.

— Мои карманы теперь в вашем полном распоряжении, Ламптон! — весело произнес он, словно речь шла о чем-то несущественном. — Выпьем за вашу удачу! Сейчас уже слишком поздно, чтобы продолжать игру!

Выражение лиц у людей, окружавших стол, показывало, что они одобряют его светское поведение. Лорд проглотил бренди, поднесенное официантом, и повернулся к двери.

Увидев рядом с собой Ламптона, он удивился. Сначала даже подумал, что тот собирается его подколоть, но Ламптон спокойно, почти сочувственно произнес:

— Я знаю, что немного удивлю вас, Уинчингем! Назначим платеж через месяц?

На какое-то мгновение лорд пришел в ярость. Его так и подмывало ответить, что деньги будут у него завтра же утром, но, уже раскрыв рот, понял, что это совершенно невозможно. Он был смущен, разъярен, ненавидел и себя, и Ламптона, поэтому лишь неучтиво буркнул:

— Не беспокойтесь, я не откажусь от долга! — затем, не оглядываясь, выскочил из клуба.

На улице его ждала карета с полусонным кучером. Какой-то подвыпивший хлыщ жаловался ночному сторожу, что его ограбили разбойники.

— Безоб-бразие, — ныл он, — это же форменное безоб-бразие! Джентльмен не может пройти по улице, чтобы не подвергнуться нап-падению! Я вас спрашиваю… сейчас 1784 год ил-ли нет?

Пьяный нетвердой походкой прошел мимо лорда Уинчингема, который сказал ему вслед все, что о нем думал.

Уинчингем забрался в карету и захлопнул дверцу, не дожидаясь, когда это сделает кучер.

До Беркли-сквер ехать было совсем не далеко, но пока карета плелась до дома, перед ним пронеслась вся его жизнь.

Господи! Каким же глупцом он был! Проклиная себя, лорд, вылезая из кареты, бросил беглый взгляд на прекрасный фасад дома, массивную серебряную дверную ручку и дверной молоток, поблескивающий под светом фонаря. Потом, продолжая мысленно ругаться, прошел по мраморному холлу мимо бюстов предков, поднялся по покрытой ковром лестнице. И всю дорогу ему казалось, что с портретов на него осуждающе смотрят все его предки.

Никогда раньше Уинчингем не ценил так элегантности своих комнат. Камердинер помог ему раздеться. В камине ярко горел огонь, тяжелые шелковые шторы заслоняли свет утренней зари, уже занимающейся над крышами домов.

Он подождал, когда уйдет камердинер, и нервно зашагал по комнате, слишком поздно вспоминая разговор со своим поверенным, состоявшийся три дня назад.

— Вы слишком много тратите, милорд, — упрекнул его тот.

— Бог мой! А для чего же тогда существуют деньги? К чему ваша проповедь? Ведь у нас их достаточно, и даже больше!

— Уже не больше, милорд! — возразил поверенный. — Нам удавалось, умело ведя дела, сохранять некоторое равновесие между приходом и расходом. Выражаясь яснее, рента от капиталов вашей светлости покрывала большую часть ваших трат, но сейчас положение изменилось!

— Как изменилось?

Ответ он знал еще до того, как поверенный перечислил все возрастающие расходы на содержание конюшен в Ньюмаркете и ремонт дома перед визитом принца Уэльского шесть месяцев назад. Но это было почти пустяком по сравнению с суммами, которые лорд тратил в Лондоне на развлечения с друзьями и содержание многочисленных любовниц.

Клио де Кастиль не была единственной. До нее он содержал более привередливую и еще более дорогую настоящую француженку. А раньше — балерину и еще кучу женщин, которым позволял обирать себя только потому, что им, а значит и ему, это доставляло удовольствие.

Уинчингем был не настолько глуп, чтобы не понимать: для того, чтобы через тридцать дней уплатить наличными сто тысяч фунтов, ему придется продать почти все, что у него есть, — Лошадей, дом в Лондоне и часть земли в Уинче, по-видимому, тоже вместе с домом.

Боже, каким же он был глупцом! И все из-за гордости, не позволившей ему отказаться от вызова Ламптона, из-за глупости, которая не дала ему остановиться, когда он разгадал его замысел.

В клубе поговаривали, что Ламптон ничего не забыл. Лорд Уинчингем вспомнил, как отбил у него хорошенькую актриску, которую тот уже почти поселил в своем доме в Челси. Тогда это казалось ему забавным пиратством. Ламптон лишь пожал плечами и вроде бы легко смирился с потерей. Но Уинчингем понимал, что имеет дело с грозным и жестоким противником, не умеющим проигрывать, тем более молодому человеку, который не обладает ни его авторитетом, ни престижем.

Несколько раз у него возникало нехорошее предчувствие, что в лице Ламптона он нажил безжалостного врага. Теперь же отчетливо увидел расставленную ловушку. Ламптон долго и хладнокровно ждал, когда представится случай ему отомстить.

«Сто тысяч! Сто тысяч!» Эти слова, казалось, прожигали мозг Уинчингема. Он бросился на постель и заткнул уши, чтобы оградить себя от них. Увы, это не помогло. Внутренний голос продолжал повторять их снова и снова.

Сейчас, когда его карета повернула с Пикадилли на Беркли-сквер, лорд уныло подумал, что надо бы послать за поверенным и попросить его оформить закладную.

Теперь уже слишком поздно тревожиться о семье, вспоминать о поколениях Уинчингемов, живших в Уинче, и о том, как его прадед купил дом на Берклисквер, в тихой библиотеке которого было принято немало исторически важных для Англии решений, поскольку предки лучше служили своей стране, чем он, и некоторые из них даже были блестящими государственными деятелями.

«Глупец! Глупец! Глупец!» — мысленно повторил лорд под звук колес и цокот копыт.

Слуга открыл дверцу кареты. Вылезая, лорд Уинчингем все еще раздумывал, сразу же послать кучера за поверенным или немного подождать. В голове по-прежнему стучало, и он решил сначала позавтракать, тем более что, уезжая из дому, наотрез отказался от еды.