– Я предлагала сделать тебе такой же, – с аппетитом, наслаждаясь вкусом, объявила она.

– Я такого не ем, – отозвался он. – Единственный морской продукт, который я употребляю, – это устрицы. Не забыла?

Мария фыркнула, а Шелли закатила глаза.

– Господи, Эйси, – простонала она, – дай передохнуть. Мы знаем, какой ты мужественный и неотразимый… ты сообщаешь нам об этом при каждом удобном случае.

– Мужчина никогда не может быть чересчур уверен, что его поймут как надо. – В глазах его заплясали веселые искорки.

– Нынче знамение времени – реклама. И я твердо знаю, что она себя окупает.

Мария с невинным видом кивнула:

– Да-да, это верно, – подтвердила она очень серьезно, но Шелли уловила смешинку в ее темных глазах, – но я также слышала, что в наши дни есть много фальшивой рекламы. Телевидение, журналы и радио вечно пытаются продать нам вещи, которые оказываются пустышкой…

– Это верно, – пискнула Шелли, еле сдерживая смех. – Множество рекламных объявлений пропагандируют товары, которые не работают.

Эйси поставил чашку на стол и встал. С большим достоинством он произнес:

– Заявляю вам, что я никакая не пустышка. И я не останусь там, где меня оскорбляют.

Мария ахнула. Шелли только рот открыла. На их глазах Эйси круто повернулся и вышел из кухни. Изумлению не было предела.

– Ну и ну! Это что же случилось? – растерянно спросила Шелли. – Эйси – самый большой шутник и дразнила и всегда готов был принять такой же ответ на свои подначки. Ему же нравится перешучиваться. Что на него нашло? – Она откусила еще сандвича. – Что-то ему не нравится.

– Не обидели ли мы его? – с тревогой осведомилась Мария.

– Надеюсь, что нет… мне бы ни за что на свете не хотелось задеть его чувства. Но он же должен понимать, что мы шутили!

– Все это очень странно. Я не видела, чтобы он так себя вел. Ник вечно дразнит его «дедулей» и «старичком», но он никогда не обижался.

Шелли пожала плечами, растерянная и заинтригованная внезапным уходом Эйси. Она прикончила свой сандвич, запила его стаканом молока и отнесла тарелку и стакан в посудомоечную машину. Теперь не мешало бы выяснить, что беспокоит Эйси. Поколебавшись, Шелли посмотрела в сторону Марии, оценивая ситуацию. Такой момент нельзя было упускать.

Она села напротив Марии, набрала воздуха в грудь и сказала:

– Кстати, о Нике…

Лицо Марии замкнулось, и она стала подниматься из-за стола. Пальцы Шелли сомкнулись на ее запястье.

– Ты не считаешь, что мы должны поговорить о Нике?.. Проблема ведь никуда не денется.

– Нет никакой проблемы – резко откликнулась Мария, вырывая руку.

– Это не так, и ты это отлично знаешь. Неужели тебя не тревожит, что Ник, твой сын, страдает? Ты можешь все разрешить, если расскажешь то, что знаешь.

Мария поднялась на ноги. Лицо ее потемнело от гнева.

– Это не твое дело! Как ты смеешь выведывать? Оставь нас в покое.

– Мария, мы должны об этом поговорить, – осторожно произнесла Шелли.

– Нет. – Мария устремила на Шелли ледяной взгляд. – Мне нечего сказать. Будешь копаться в этом, я просто уйду отсюда.

– А как же Ник? Неужели он не заслуживает знать правду? – горячо возмутилась Шелли, полная досады и злости на упрямство Марии.

Мария выпрямилась во весь рост.

– Дела Ника тебя не касаются. Он мой сын, и я не потерплю, чтобы ему нанесли вред.

Подойдя к двери, она подхватила свитер, натянула на себя и объявила:

– Я ухожу домой. Увидимся завтра.

С этими словами она вышла за порог и захлопнула дверь.

Шелли поморщилась. Кажется, сегодня был не ее день: она всех успела расстроить. Решив хотя бы помириться с Эйси, она встала и вышла из кухни.

Оставив дом позади, она направилась к сараю за ним. Эйси с перерывами работал на Грейнджеров, сколько она себя помнила. У него был маленький домик и около сотни акров на краю долины, где он держал небольшое собственное стадо, но, если она правильно помнила, он любил проводить большинство ночей в маленькой квартирке на чердаке сарая. Как он заявлял, это был его «дом вдали от дома». И когда Шелли росла, он всегда был неподалеку. Он был отличным ковбоем и хотя имел свое стадо и иногда работал на других хозяев, Грейнджерам в первую очередь принадлежали его время и преданность. Джош говорил, что Эйси должен был бы давно уйти на покой. Уже около восьми лет он получал небольшую пенсию от Скотоводческой компании Грейнджеров. Но старый ковбой настойчиво ошивался на их ранчо, всегда готовый помочь или дать язвительный совет, если было нужно… или не нужно.

Волоча ноги, Шелли приближалась к сараю. С тех пор как она вернулась домой, Эйси вновь поселился в квартирке наверху, заявляя, что ему не нравится, когда она по ночам остается одна в доме. Она с ним не спорила: ей было приятно сознавать, что, после того как Мария уйдет, а она всегда уходила после двух часов дня, он будет где-то неподалеку. Квартирка поначалу была построена как прибежище для тех, кто наблюдает за больным скотом, но с годами все стали называть ее вторым жильем Эйси, потому что пользовался ею практически он один. Она состояла из большой комнаты с крохотной кухонькой и шкафами в одном углу, была снабжена здоровенным холодильником и печкой. К ней прилегали кладовка и ванная комнатка примерно такого же размера. Шелли с юности помнила, что пол был покрыт линолеумом непонятного цвета и происхождения, а стены обшиты узловатой сосной. Одно окошко, над раковиной, выходило на задворки большого дома, а другое – внутрь сарая, из него были видны стойла и проход по сараю. Столик с красной пластмассовой столешницей, комплект из четырех хромированных стульев, убирающаяся на день кровать с темно-синим покрывалом, маленький квадратный столик из сосны, на котором стоял телевизор с 19-дюймовым экраном, и парочка прикроватных столиков с разнокалиберными настольными лампами составляли скромную обстановку. Она не отличалась роскошью, но Эйси всегда говорил, что его все здесь устраивает. Ни хлопот, ни забот.

Взбираясь по лестнице в его апартаменты, Шелли раздумывала, как ей лучше с ним заговорить. Стоя на маленькой площадке переддверью, она собиралась с духом, понимая, что просто и легко не получится. Нужно говорить сразу и не лукавя. Она сделала глубокий вдох и постучала.

Дверь отворилась. Перед ней стоял Эйси, и вдруг ей стало ясно, что он немолод. Эйси всегда казался ей вечным, вне времени, а теперь она увидела, что он чуть сутулится и по-стариковски хрупок. Глаза его не светились привычной дразнящей улыбкой, а без нее лицо его было сумрачным. Он выглядел на свои семьдесят три года.

Эйси явно был ошарашен ее появлением.

– В чем дело? – тревожно спросил он. – Что случилось? С Марией все в порядке?

Шелли улыбнулась.

– Ничего не случилось, и с Марией все хорошо. Я просто волновалась о тебе.

– Обо мне? Господи Боже, девочка, я же взрослый человек! Это тебе нужен сторож… – Лукавая улыбка зазмеилась в уголках его рта. – Или мужчина. Да. Мужчина. Вот что тебе нужно. Большой, сильный, как…

– Эйси, ты лучше оставь эту тему, – предупредила его Шелли. Она обрадовалась, что прежний юмор у него не пропал. – Это за тобой нужен глаз да глаз.

– Только ты не начинай. Хватит того, что Ник трясется надо мной, как курица над цыпленком. – Он заиграл бровями. – Как же смогу я ухаживать за дамами, если вы вдвоем станете за мной следить? Это бросит тень на мою репутацию.

Что бы там ни взвинтило его на кухне, это быстро прошло, и, видя с облегчением, что он такой же, как обычно, Шелли решила не настаивать на объяснении.

– Я хотела обсудить с тобой ту партию скота, что прибудет где-то в середине месяца, но ты ушел до того, как я успела об этом заговорить.

Легкий румянец окрасил его скулы, но это был единственный признак того, что он понимает, как странно себя вел.

– Ладно, – кивнул он. – Заходи.

Поскольку никаких объяснений он явно давать не собирался, Шелли, приняв правила игры, молча последовала за ним в комнату.

Быстрый взгляд вокруг подтвердил, что обшитые сосной стены не изменились, а вот безобразный линолеум ее юности на полу заменен плотным бежево-коричневым покрытием, пригодным служить и внутри дома, и снаружи. Складная кровать была теперь обита ярко-синей шотландкой, телевизор был больше и новее, но все остальное осталось почти таким же. Правда, Эйси или кто-то другой добавил к обстановке черное кожаное откидное кресло и круглый дубовый кофейный столик. Шелли увидела, что и кухонный стол был новым, и кухонные стулья, оставаясь красными, были заново обиты.

Усевшись за красный пластмассовый столик, она наблюдала, как Эйси варит кофе в кофеварке. Было время, когда он клялся, что никогда кофеварка не заменит его побитый кофейник, но и ему пришлось сдаться под напором прогресса. Скрывая улыбку, Шелли обратила внимание на микроволновую печь, стоявшую рядом со сверкающим хромом и чернью тостером на четыре ломтика, и – это же надо! – даже маленькая переносная посудомоечная машина притаилась в углу кухоньки. Оказалось, что Эйси, кряхтя и ворча, вошел в двадцать первый век.

Включив кофеварку, он присоединился к ней за столом.

– Так что ты хотела обсудить насчет коров?

Вообще-то коровы были только предлогом, чтобы его увидеть, и на мгновение она растерялась, не сообразив, о чем он говорит.

– Ну, понимаешь, – промямлила она, – я… э-э… подумала: не смог бы ты быть тут и помочь, когда их будут выгружать? Ник, разумеется, поможет, но мне хотелось бы иметь наготове пару опытных рук.

– Вот как? – Эйси посмотрел на нее проницательным взглядом, как в прошлом, когда ловил ее на уклонении от правды, и, точно так же как в юности, она заерзала на стуле. Он понял, что она попыталась замутить воду, но, не настаивая, мягко добавил: – Да, конечно. Я помогу. Ты примерно знаешь, когда они прибывают?

– Не уверена насчет точной даты, но они предположительно будут отправлены из Техаса в конце той недели. Продавец даст мне знать, когда перевозчик их заберет. А когда мне станет известно, что они уже в дороге, я смогу прикинуть дату их прибытия.