— А у меня к вам, Сергей Николаевич, тоже дело имеется.

— Говорите, помогу, чем смогу, все, что в моих силах, сделаю.

— В феврале больной у вас лежал, мне бы информацию о нем. Не подумайте ничего плохого.

— Да я и не думаю. В феврале? Давненько. С чем лежал?

— Понятия не имею, у вас спросить хотел. Минин его фамилия.

— Минин! Минин, говорите… — Боярчиков задумался на мгновение, а Потом вспомнил: — Минин Александр, в люксе с пневмонией, помню. Я еще туберкулез подозревал. Худой, истощенный такой парень, и кашель застарелый у него хронический. Но, слава Богу, туберкулез не подтвердился, выздоровел ваш Минин и выписался.

— Истощенный больной лежал в люксе?

— Да, его друг привел, знаете, такой из братков. Оплатил люкс, лекарства дефицитные купил, дочку приводил на свидание, уж больно о девочке Минин беспокоился, так я разрешил посещение с ребенком. Сам-то он с криминалом вряд ли связан. По внешнему виду сужу, по разговору. А что вдруг вы о нем беспокоитесь? Не заболел ли?

— А нет, здоров. Его историю увидеть можно?

— Распоряжусь, поднимут из архива.

По дороге в свой корпус Толик думал о дочке Минина. Жив ребенок. Вот странность какая: голод его Рита вспомнила, игру на скрипке тоже, а дочку? Ладно мужа забыла, может, он бил ее, хотя со слов Боярчикова человек этот Александр положительный, но несчастный. Он о дочери вспоминал и беспокоился. А Ольга, то есть Рита, ее забыла.

Очень хотелось поговорить с ней, обрадовать, рассказать, что жив ее ребенок. Для матери это так важно.

Но Анатолий понимал, что делать этого пока не следует. Рано. Вот доведет до конца свое расследование, а там…

=====

(1) — Биопсия — метод исследования, при котором проводится прижизненный забор клеток или тканей из организма с диагностической или исследовательской целью.

ЧАСТЬ 29 Рита

— Толя, у вас тут так дурно пахнет! — Рита вломилась в перевязочную, где Анисимов накладывал косметический шов на кожу лба женщине, на которую упало стекло с книжной полки.

В коридоре сидело несколько пациентов в очереди, а в смотровой лежал под капельницей парень в алкогольной коме, но он вышел на улицу с третьего этажа через балкон, а потому являлся профильным больным нейротравмы.

— Киса! Что ты здесь делаешь? — Анатолий был вовсе не рад видеть ее сейчас на работе.

— У меня к тебе срочное дело! Я звонила, между прочим! Тогда не могла говорить, устала слишком, а потом можно было и поинтересоваться, зачем я тебя разыскивала. Но тебе все равно. Да меня, блин, тошнит от этих запахов, неужели нельзя проветрить помещение!

— Рита, я работаю. Сейчас медсестра проводит тебя в ординаторскую, и ты там меня подождешь, хорошо?

— Сколько ждать прикажешь?

— В идеале, пока я не вернусь с работы завтра вечером. Но раз ты уже пришла, то посиди в ординаторской. Как только, так сразу.


Рита осталась недовольна, и еще эта девушка рядом с ее мужем. Они всего на мгновение встретились взглядами, но Рите показалось, что в глазах медсестры был упрек.

«Да кто она такая? Как она смеет?» — Рита не понимала почему какая-то медсестра может ее в чем-то упрекнуть. Да, пришла, а что оставалось, если вопрос надо решать срочно, а Анатолию до него никакого дела нет. Вот пришлось ей, беременной женщине, по темникам тащиться к мужу на работу. Дома-то его не застанешь, все отсутствует где-то, говорит, что работает. Когда люди работают, то у них есть деньги, а этот…


Ей стало себя невероятно жалко.

Как же так получилось, что она такая молодая, красивая, умная и талантливая осталась за бортом жизни? С первым мужем не повезло, чуть не померла, в аварию такую попала, теперь второй — не рыба не мясо. Разве такой судьбы она достойна? Разве рождена она для того, чтобы жить затворницей в однокомнатной квартире, из которой ее могут вышвырнуть в любую минуту, терпеть тошноту и все неудобства беременности? Ее ж разнесет вот-вот, и похожа она станет на каракатицу. От грустных мыслей из глаз полились слезы.

Вот такую заплаканную, с красными глазами, всхлипывающую и застал ее Толик.


— Киса, ну ты что? — Он подошел и обнял ее, а она его оттолкнула.

— Толя, меня тошнит от этих ужасных запахов, сядь подальше и окно открой.

Он приоткрыл окно. Сел напротив нее на стул. Внутри все кипело: незачем было являться к нему на работу, еще и выговаривать про не те ароматы. Не французский дом тут, а больница.

— Рассказывай, что привело тебя на ночь глядя в это ужасное место с противными запахами. Хлоркой пахнет, спиртом, перегаром, кровью и табаком. Людьми пахнет. Тут тебе не розарий. Киса, тебя никто не звал сюда, и все твои «Фу! Фу! Фу!» совершенно неуместны.

— Толь, но дело правда срочное. Ты сам заварил эту кашу. Я знаю, что ты был в музыкальном училище, знаю, что просил подыскать скрипку для меня. Я тронута твоей заботой. Если бы ты еще начатое до конца умел доводить… Так вот сегодня позвонила та женщина, с которой ты договаривался, и сообщила, что она нашла инструмент. Его нужно было срочно посмотреть, ты оперировал, тебя не было, а ехать одна я не решилась, попросила парня из перехода, и мы … Короче, это то, что надо. Завтра нужно дать ответ, мы не одни претенденты на эту скрипку.

— «Та женщина» учила тебя музыке, это твой педагог. — Толик не мог унять раздражения.

— Я не помню ее! Я ей благодарна, но вот тыкать мне моей проблемой вовсе не надо! Толечка, почему мы все время ссоримся? Я все бросила и пришла к тебе, а ты сидишь напротив, как истукан… Кто я для тебя? Только вместилище для твоего ребенка? Почему я больше не волную тебя? Вот и сейчас, я привела себя в порядок, я оделась как в театр на премьеру, я сижу в этой ужасной прокуренной ординаторской и ощущаю от тебя только негатив. Ты даже не хочешь меня, я располнела, знаю, и грудь увеличилась, но ведь тебе нравилась моя грудь.

— Сколько стоит скрипка?

— Толя, это «немец», настоящий «немец», домануфактурного периода, сделанный мастером в восемнадцатом веке, предположительно, одним из учеников Матиаса Клотца. «Grand Amati». Если бы ты слышал ее усиленное звучание при невероятной мягкости и нежности тембра! Толя, это полный восторг, мечта всей моей жизни.

— Сколько стоит скрипка? — Анатолий пытался сдержать раздражение.

— Они продают ее дешево, потому что не хотят оплачивать экспертизу.

— Сколько стоит скрипка?! — Толик уже выходил из себя.

— Семь тысяч условных единиц без смычка.

— А смычок сколько стоит?

— Я этим еще не занималась. Но, примерно, долларов двести. Толя, если у меня будет инструмент, я смогу работать. Ну уж по крайней мере на свои нужды я заработаю всегда.

— Может быть, ты сначала родишь? Киса, я не понимаю… На роды, на ребенка нужны деньги, ты же вытаскиваешь мои заначки, я не могу покрыть расходы на все твои “хочу”. С твоей амнезией надо тоже что-то делать. Я не готов вот так сразу выложить деньги за скрипку. А кредит — это кабала.

— Поговори с мамой. Пусть раскошелится. Толик, ты сам просил ту женщину помочь тебе купить инструмент для меня. Она согласна дать несколько уроков, направить, и я смогу играть. Я понимаю, что твой интеллектуальный уровень не позволяет понять мои потребности, ты и прекрасное несовместимы. С чем ты работаешь! Дрели, пилы, ну какая уж тут музыка… Да не сердись, шучу я, шучу.


Внутри у Толика кипело. Нет, не мог он разговаривать с ней дальше, а потому все это надо немедленно прекратить и решения оставить на потом. В конце концов, она носит его ребенка. Весомый аргумент, чтобы не взорваться.


— Я сейчас вызову такси, и ты поедешь домой, а когда я завтра вернусь с работы, мы поговорим и про скрипку, и про твои уроки. Дай мне время все обдумать. — Он старался выглядеть спокойным.

— Вот так-то лучше. Толечка, ты же любишь свою Кису? А он правда уже толкается, — она улыбнулась и показала на свой округлый живот. — Я не замечала, а после того, как ты сказал мне днем по телефону, стала наблюдать, и все точно так. Наш сын. Вот приложи руку, приложи, может быть, и ты почувствуешь.


Анисимов проводил жену до дороги, поймал попутку и, записав номер, расплатился вперед.

Только скрипки за неподъемные деньги ему сейчас и не хватало.

Вспомнил пору, когда он жил один, работал не так, как теперь, на износ, время оставалось на саморазвитие, на чтение специальной литературы, на кино, пусть раз в полгода, но все же.

Вспомнил, как приходил в тихую квартиру и мог спать столько, сколько требовал организм. И никакой постоянной стирки, уборки, готовки не было. А еще мама приезжала, и звонил он ей, когда хотел, и в отпуск в Москву ехал. А теперь, отпускные он попросит деньгами, а сам работать, работать и работать. Вон в поликлинику на полставки невропатологом зовут, так надо брать. И корректировать расписание в стационаре. Хорошо, что заведование Олегу досталось, теперь к месту не так привязан. Что ни делается, все к лучшему.


Это ж если кредит брать, то надо квартиру закладывать, а если не выплатит? Ну, допустим, продаст он ее, а сам с Ритой и ребенком к маме… И тут же понял, что к маме никогда с Ритой не поедет. Надо узнать у зама по хирургии, есть ли общежитие при больнице. Так сказать, запасной вариант.


Вернулся в приемный, а там Катя.

— Анатолий Сергеевич, вы бы прилегли, пока тихо. А я разбужу, если что.

Смотрит на него улыбается. Вот интересно, некрасивая же девчонка, а столько обаяния и взгляд теплый, доброта у нее в глазах. Невольно улыбнулся в ответ.

— Да, Катюша, сейчас лягу. Покурю только, подумаю, чаю выпью и… Надо мне решение одно принять. Ты лучше расскажи, как у тебя учеба?