Жанна Даниленко - Любовь вопреки

— Хорошо, конечно, я не отказываюсь. А это надолго? У меня дома гости собрались. Может быть, можно что-то сделать? А то неудобно как-то им без хозяйки.

— Протокол составим. Подпишете. Заплатите штраф. Если никто её не опознает, закроем дело. Здесь пешеходного перехода нет, так что в соответствии с законом ответственность с вас снимается.

— А если опознают?

— Тогда сложнее, придётся разбираться с родственниками.

— Но она сама выбежала — прямо под колёса!

— Я же сказал, заплатите штраф, — с нажимом повторил он, оглядывая дорогую шубку. — Разберёмся.

— Хорошо-хорошо…

— Садитесь в свою машину и подождите. Скорая пришла… Сейчас я с ними переговорю и поедем, они уже там сами разберутся с телом, а мы — с документами.

— Вот чёрт, — пробормотала женщина, когда милиционер отошел настолько, что не мог её услышать, — надо было уехать. Подумаешь, бомжарка какая-то… И без меня под забором бы сдохла. А теперь ещё и с этим разбираться.

Дверца «Феррари» громко хлопнула, зажглись желтые противотуманные фары, в их свете можно было рассмотреть, как милиционер и врачи «Скорой помощи» наклонились над телом пострадавшей.

— Ну что там? Труп в состоянии сильного алкогольного опьянения? — спросил милиционер и сам ухмыльнулся от, как ему казалось, удачной своей шутки. — Вы забирайте тело и прямо в морг без остановок.

— Мы тела по моргам не транспортируем, — ответил ему в тон пожилой фельдшер. — Если труп — будем вызывать экспертов и ждать перевозку.

— Так бомжиха же!

— А у нас инструкций по бомжихам отдельных нет. Всё по людям. Посветил бы лучше да помог.

Фельдшер дотронулся рукой до боковой поверхности шеи.

— Жива! Пульс есть, но слабый. Не довезём. Как пить дать, не довезём. И, слушай, шеф, алкоголем от неё не пахнет. Черепно-мозговая однозначно, субдуральная гематома, и явно нарастает. Не довезём, помрёт. Давай носилки, — крикнул он шофёру, вкалывая пострадавшей обезболивающее. Иммобилизовал сломанные конечности. Загрузил вместе с шофёром женщину в машину. Поставил систему.

— Так, может, вы её это… сразу в морг, раз всё равно не довезёте?

Фельдшер лишь улыбнулся сотруднику ДПС, покачал головой и влез в машину.

Несмотря на позднее время, на месте происшествия собралось всё же человек пять зевак. Стояли поодаль, разглядывая «Феррари» да и хозяйку диковинки, подкрашивающую губы в автомобиле. На то, что творилось возле пострадавшей, старались не смотреть. Что с неё взять — бомжиха!

— Пьяная, наверно.

— Врачи определят…

— И документов при ней нет… Много их тут ошивается в сквере, потом гадят в подъездах, — раздавались ленивые реплики.

— А мы вот домофон установили, — вклинился в разговор бойкий женский голос, — теперь ни один алкаш войти на лестницу не может. Раньше спасения не было, подъезд у нас крайний, так просто отхожее место какое-то устроили, — полная благообразная старушка в ажурном пуховом платке легко завладела вниманием окружающих. Она остановилась и катала перед собой взад и вперёд детскую коляску, прикрытую от снега полиэтиленовым чехлом. Но посудачить на любимую тему ей не удалось, ребёнок в коляске зашелся криком. — Тише, тише, не плачь, — защёлкала она пальцами над коляской. — Агу-агу… Проснулся мой маленький от этих сирен. Ну ладно, чего уж тут стоять, увозят уже… Пора Петечке домой, кашку кушать, — с сожалением сказала старушка и пошла своей дорогой. За ней разошлись и остальные.

С неприятным скрежетом задвинулась дверца скорой, закрутилась синяя мигалка патрульной машины, взревел мотор «Феррари», и через несколько минут на улице опять стало пустынно и тихо.

Почти во всех окнах пятиэтажек мирно горел свет, ветер стряхивал с крыш и гонял по пустой улице клубы позёмки.

Единственным напоминанием о ДТП остались кроссовки, как будто нарочно аккуратно поставленные посреди дороги под фонарём.

Её день рождения. Хорошо, что она ушла — Александр собирался сделать жене сюрприз. Ещё утром на сэкономленные двести рублей он купил три плавленых сырка, три эклера, пачку чая, полкило сахарного песка и триста грамм соевых батончиков.

А для Жени маленького плюшевого медвежонка голубого цвета. Девочка занималась новой игрушкой и не мешала Саше готовиться к празднику.

Он вымыл тарелки и чашки, вскипятил воду, заварил чай, перенёс из кухни в большую комнату стол и табуретки. Расставил угощение на бумажной скатерти. Вот, всё готово! Можно и начинать…

Раздражение привычно зашевелилось, но Саша сдержался и не стал делать замечаний дочери, которая раскидала по ковру лоскутки.

Сказала, что скоро придёт, а самой до сих пор всё нет.

Когда стемнело, Саша начал беспокоиться. Пойти поискать, что ли?

— Женя, ты посиди… На столе ничего не трогай! Я пойду за мамой схожу.

Девочка всё заворачивала медвежонка в тряпочки и так была поглощена этим занятием, что даже не стала капризничать, что остаётся в квартире одна.

Саша накинул весенний плащ — в куртке ушла жена, а кроме этого надеть ему было нечего.

Он хорошенько закрыл дверь, повернул ключ в замке на два оборота — всё же Женька одна…

Во дворе у дома уже никто не гулял. Мамы и бабушки с детьми ушли, а для собачников было ещё рано.

И спросить-то не у кого. Саша бесцельно брёл вперёд, зябко ёжась на ветру. Не кричать же в самом деле! И куда она могла пойти в такой холод?

Странный предмет привлёк его внимание. Ботинки вроде. Прямо на дороге кто-то бросил, может, подобрать? Он наклонился, стряхнул снег… Кроссовки, крепкие ещё… Да ведь это… Это её обувь! Он отпрянул и всё смотрел, не решаясь дотронуться. Что-то огромное и страшное наваливалось вместе с осознанием беды.

— Долли! — услышал он у себя за спиной. — Ко мне! — Из-за поворота с радостным лаем выбежала собака, пронеслась по улице, вернулась, остановилась и принялась нюхать обувь.

— Фу, Долли! Брось!

Саша обернулся и увидел хозяина. Они иногда встречались в магазине.

— А-а-а… — протянул тот. — Прогуливаетесь? Погода что-то не праздничная. Не для влюбленных. Да еще бомжарка какая-то под машину попала у самого нашего дома, так и вышибло ее из ботинок, — кивнул он на кроссовки. — Говорят, через машину перелетела и головой об асфальт, только что увезли. Никто не опознал, нездешняя, наверное, по урнам бутылки искала в сквере. Сам-то я не видел, как оно было, с Долли гулял на пустыре. Эх, жизнь… Тоже вот был человек… Долли! Долли! Фюить-фюить, — засвистал он, — домой!

Собака подбежала, начала с визгом прыгать и ласкаться к хозяину. Мужчина с притворной строгостью схватил ее, принялся тормошить. — Ах ты, девчонка! Домой, домой! Мамочка ждет.

— Папа! Где мамочка? — теребила Сашу за мокрый рукав плаща Женечка. — Я хочу ей Мишку показать. А когда чай будем пить? Я ничего не трогала. Есть хочу. Где мамочка?

— Мамочка… она… — Саша присел на корточки и притянул дочку к себе. — Мама уехала… далеко… на поезде.

Девочка несколько мгновений смотрела на отца широко открытыми ясными глазами. Такими же серебристо-серыми как у нее…

— Хочу с мамой! Ма-ма-а-а… Ма-моч-ка-а-а-а… — захлебываясь слезами, во весь голос закричала Женя.

— Тише, тише… не плачь. Сейчас чай пить будем… с пирожными, — прошептал Александр, уткнулся в русую макушку дочери и беззвучно зарыдал.

— Анатолий Сергеич, — вошла в ординаторскую молоденькая медсестра.

— Что-то срочное, Катя?

— Ну, как сказать… Скорая едет.

— Так ведь еще не приехала. Что еще? Как прибудет — так скажешь, договорились?

— Две скорые едут, обе тяжелые. По рации передали.

— А Михайличенко где?

— Спит, от него жена ушла, он в горе.

— Много выпил? С горя-то?

— Неработоспособен. — Она безнадежно развела руками, показывая, что в этой ситуации так же бессильна, как и врач высшей категории Анисимов Анатолий Сергеевич.

— Понятно. Курдюмов в отделении?

— Он ушел, с Михайличенко договорился, ему надо. В отделении спокойно и стабильно, вот он и слинял. Так что вы один, Анатолий Сергеевич.

— Погоди, ты хочешь сказать, что я один, а поступают двое тяжелых?

— Да я не хочу, я уже сказала. Нам придется самим как-то.

— Пошли встречать. Вот дела-то, вроде и праздник тихий, день всех влюбленных. Чудной праздник. Говорят, амур с людьми играет, стрелы из лука запускает, как и Иванушка, который царевне-лягушке в рот попал.

— А я слыхала, что там какой-то запрет на браки был, а этот святой женил всех.

— Да и я читал, монах он был. Богоугодное дело делал… Сирену слышишь? Едут.

— Вы в Бога верите?

— Я? Да господь с тобой!

— А в приметы?

— В закон парных случаев верю. И я тебе докажу. Нас трое должно было на дежурстве быть. Один в отделении и два врача в приемном. А по факту двое выбыло.

Их разговор прервали две машины со светомузыкой, одновременно въехавшие во двор и подкатившие к самому крыльцу. Из обеих выскочило по фельдшеру, которые с практически одинаковым скрипом принялись раскрывать задние двери автомобилей, выкатывать пострадавших и ввозить их в «приемное отделение».

Катюша резво побежала в процедурный, а Анатолий забрал оба сигнальных листа и приступил к осмотру пациенток, переброшенных с одних носилок на другие. Не особо заморачиваясь, расписался, где надо, и отпустил обе бригады. Повезло Анатолию несказанно — перед Анатолием лежали две женщины, в старой, грязной, потрепанной одежде, с переломами конечностей, обе в коме и у обеих по симптоматике гематомы головного мозга. Но это еще не все — от одной из них жутко воняло.

Как назло, перчатки для осмотра не дали. А что, дефицит же! Врач человек привычный, он в какой-нибудь группе риска да состоит. Он и без перчаток справится. Дал распоряжение санитарке вымыть пациентку, а пока занялся той, что почище.