Хизер Грэм - Любовь в огне

— Хотели смыть с себя следы грязных прикосновений столь ненавистных вам южан?

Рианнон молча высвободила свои руки и, смерив Джулиана презрительным взглядом, повернулась, чтобы доплыть до берега.

Он не дал ей этого сделать, просто взял за талию и вновь развернул к себе лицом. Вот уж никогда бы она не подумала, что материал, из которого сделана ее рубашка, столь тонок. Прикосновения его пальцев жгли ее кожу, словно раскаленным железом. Прохладная вода уже не помогала. Жар охватил все тело, а щеки залились предательским румянцем. Рианнон молча попыталась освободиться от его непрошеных объятий, но ей это не удалось.

— Миссис Тремейн, еще раз прошу вас — не лгите. Не лгите хотя бы самой себе.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, черт возьми! — Она продолжала бороться за свою свободу, но все так же безуспешно. — Отпустите же меня!

— Вы пришли сюда ради меня, признайтесь. Вы знали, что я приду вслед за вами.

— Не правда!

— Ладно, оставим это. Скажите, мэм, вы много выпили сегодня?

— Выпила?! Вы с ума сошли!

— Значит, нет?

— Естественно, нет!

— Опий?

— Перестаньте!

— Вы принимали сегодня опий?

— Нет, черт возьми!

— Вы уверены?

— Я вам уже сказала!

— Превосходно.

С этими словами он притянул ее к себе и впился в губы властным поцелуем. Рианнон напряглась, пытаясь оттолкнуть его от себя, но все напрасно. Джулиан целовал ее почти открытым ртом, и от этого поцелуя не было спасения. Как и от его рук, нагло блуждавших по всему ее телу. Рианнон уперлась ладонями ему в грудь, но он прижал ее к себе, и она уже не могла их убрать. Ей было нечем дышать, она теряла сознание, а заодно и рассудок. Его губы, кончик языка, большие руки обрекли ее на мучительную пытку. У нее закружилась голова, и она вновь вспомнила о том, как давно с нею не было Ричарда… Он водил ладонью по ее рубашке, но казалось, что он касается голого тела.

Рианнон все еще сопротивлялась, но ее силы и желание освободиться таяли на глазах. Одновременно жар внутри усиливался, и в какое-то мгновение в голове пронеслась мысль, что она еще никогда не испытывала столь сильного… возбуждения. Пальцы, по-прежнему прижатые к его твердой груди, горели. Глаза были зажмурены, но перед ними носились разноцветные круги. В ушах звенело. Губы невольно раскрылись и впустили его требовательный язык. По телу прокатывались крупные волны сладкой дрожи. В какой-то момент Джулиан на секунду оторвался от нее, но она никак не воспользовалась этим моментом. Тогда он вновь накрыл ее влажный рот поцелуем, и одна рука передвинулась ей на грудь, он захватил двумя пальцами возбужденный сосок и чуть сжал его…

Когда Рианнон полностью перестала отдавать себе отчет в происходящем, он наконец отпустил ее, но не отстранился.

— Значит, ни капли сегодня? Ни того, ни другого?

— Нет…

— Абсолютно уверены?

— Да…

— Отлично. По крайней мере на этот раз вы не будете говорить, что ничего не можете вспомнить.

Он чуть склонил голову, не спуская с нее пристального взгляда. На его губах блуждала легкая улыбка. Рианнон еще не отошла от его неожиданного нападения, и далеко не сразу до нее дошел тайный смысл его слов. А когда дошел, вода в ручье тут же показалась ей ледяной, а к щекам, напротив, прилил небывалый жар.

— Вы негодяй!

Разумеется, она попыталась его ударить. Он был готов к этому и, вовремя перехватив ее руку, вновь притянул к себе.

— Если вы когда-нибудь захотите вспомнить, миссис Тремейн, просто разыщите меня. Я вам помогу. А пока… Что ж, сейчас вы запомнили мое лицо и больше не перепутаете имени.

— Убирайтесь!

— Позовите меня, когда я буду вам нужен.

— Вы? Никогда!

— Как знать, миссис Тремейн…

— Даже не мечтайте об этом!

— Не загадывайте наперед, моя милая. Во всяком случае, обязуюсь явиться по первому вашему зову. Моя фамилия Маккензи, зовут Джулиан. Не забудьте.

— Дайте мне пройти, Джулиан Маккензи!

— Идите.

— Имейте в виду…

— Джулиан Маккензи, запомните это имя.

С этими словами он вновь коснулся ее губ поцелуем. Но на сей раз легким, как перышко. Сладким, как шербет. Пьянящим, как вино… Рианнон зажмурилась, а когда открыла глаза, его уже не было.

Он ушел так же неслышно, как и появился.

И она поняла, что теперь увидит его только в своих снах…

— Добро пожаловать, мисс Сидни! Как поживаете?

— Прекрасно, сержант Грейнджер, благодарю вас, — ответила Сидни Маккензи старшему надзирателю вашингтонской тюрьмы, которую прозвали в народе Старым Капитолием. Она откинула со лба прядь темных, с легкой рыжинкой волос и приветливо улыбнулась сержанту. — Могу я увидеть сегодня своих ребят?

— Разумеется, мисс Сидни. Конечно, хотелось бы думать, что вы приходите сюда к нам, старым добрым янки, но увы…

Сержант Грейнджер был уже пожилой и внешне совсем не походил на военного, скорее на заботливого семьянина. Всякий раз, когда она видела его, Сидни вспоминала о том, что это гражданская война, в которой соотечественники вынуждены убивать и мучить друг друга. Ужасно несправедливо! Она испытывала искреннюю симпатию к сержанту и некоторым другим янки, с которыми судьба свела ее в федеральной столице. Впрочем, это не могло остановить ее и отвратить от того, чему она посвятила себя в последнее время — тайной разведке, а также освобождению солдат-южан и возвращению их домой.

Впервые она оказалась здесь еще тогда, когда спасала попавшего в плен брата Джерома. Южане предлагали обменять его на капитана Джесса Холстона, молодого отважного кавалериста, который был ранен и пленен на Юге. Но обмен так и не состоялся. Тесть Джерома генерал Маги решил, что мужу его дочери будет лучше переждать войну за решеткой, где он по крайней мере останется жив и не сделает сиротой генеральского внука. Но тесть недостаточно хорошо знал своего мятежного родственника — Джером жил мыслью о побеге, и ничто, даже сорвавшийся обмен, не могло заставить его отказаться от мысли о свободе.

Сидни ухаживала за раненым Джессом в военном госпитале Ричмонда. Он считался очень важным пленником. Южане дорожили им и берегли, рассчитывая вызволить с его помощью какого-нибудь своего офицера, если не Джерома, так другого, столь же полезного мятежной армии. Джесс оказался идеальным пациентом и очень учтивым в обращении человеком. Наконец, он был просто красив как бог. Одним словом, они с Сидни подружились.

Правда, дружбе этой вскоре пришел конец. Однажды. Джесса все же обменяли — на генерала-конфедерата. Он вернулся в Вашингтон, куда затем приехала и Сидни, решившая помочь спастись Джерому. У одного из пленников-южан оказалась очень изобретательная мать-ирландка. С помощью Сидни она переправила в Вашингтон несколько нарядов исполнительниц ирландского фольклора, девушка сумела передать их Джерому, и вскоре группа заключенных решилась на побег. План едва не сорвался в самую последнюю минуту, так как о нем стало известно Джессу. Он отыскал Сидни и предупредил, что ни один из мятежников не покинет тюрьмы, если она не согласится остаться с ним в столице. Сидни пыталась разубедить его, но все было бесполезно. Она поняла, что у нее нет выбора. Джером и сам не хотел пускаться с ней в рискованное путешествие по тылам армии северян. Собственно, он даже обрадовался, когда узнал, что она не увяжется за ними. И побег состоялся.

Джесс привел ее к себе и запер в роскошной гостиной особняка в самом центре города, доставшегося ему от матери. Сидни кипела от гнева, но удалой кавалерист по-прежнему стоял на своем.

— Я делаю это ради вашей же безопасности, — уверял он ее. — Если бы вы сбежали вместе с братом, то рано или поздно получили бы пулю в лоб.

Весь день она провела в той комнате, не зная ни в чем отказа. А потом сказались усталость и нервное напряжение, и она заснула на диване, не раздеваясь. Открыв глаза, она первым делом посмотрела на часы и поняла, что проспала ровно десять часов. Джесс стоял у окна. Вскочив, Сидни решительно заявила:

— Вы можете арестовать меня, препроводить к самому президенту Линкольну, расстрелять или повесить, все равно! Я не собираюсь оставаться в этом доме больше ни минуты!

Джесс повернулся к ней спиной и после недолгого молчания проговорил:

— Если так, то вот вам дорога. Ступайте. Берегите себя.

Она ушла, и никто не попытался ее остановить.

В Старый Капитолий «ирландских певичек» уже не пропускали, но Сидни никто не заподозрил в организации побега, так что для нее двери тюрьмы были по-прежнему открыты. Ей разрешалось передавать тамошним обитателям съестные припасы, одежду и даже кое-какие медикаменты. Все знали, что ее братья — мятежники, но всем также было известно, что ее двоюродный брат Йен — герой армии северян, так что у Сидни имелись некоторые привилегии.

А Джесс вскоре вернулся в действующую армию, и она потеряла его из виду.

С тех пор она стала часто ходить в тюрьму, и пару раз ей удалось передать оттуда довольно важные сведения для командования южан. Сидни знала, что это опасная, рискованная игра. Но в нее нынче играли многие, а она была не хуже других. И потом, она никогда не забывала об осторожности, неизменно пускала в ход свое обаяние и ни при каких обстоятельствах не доверялась бумаге, передавая все только на словах.

Сидни считала, что ей ничего не грозит. У янки не было против нее никаких улик. Она спокойно анализировала все, что видела в Ричмонде и Вашингтоне, в армии южан и армии северян, знала силы и слабости обеих противоборствующих сторон.

Сила была на стороне Севера.

На стороне Юга был боевой дух.

Впрочем, и южане, и северяне в глубине души давно хотели, чтобы все это поскорее закончилось. Сидни тоже. Она устала каждый день дрожать от страха за жизнь близких. Она соскучилась по дому, матери, младшей сестренке. В Ричмонде Сидни работала вместе с Брентом, и теперь ей его ужасно недоставало. Приходилось жить среди врагов, зато она приносила пользу своим. Не так давно по Вашингтону поползли слухи о том, что генерал Ли задумал перенести боевые действия на Север. Сидни молила Бога, чтобы это случилось как можно скорее. Пусть северяне узнают, что это такое — когда под ногами горит твоя земля. Пусть Юг разорит Север точно так же, как Север разорил Юг. Северяне захватили южные города, пусть теперь южане захватят северные и установят в них столь же жестокие порядки.