* * *

Они вовсе не собирались оставаться в саду так долго. Но почему-то прогулка от колоннады к фонтану заняла у них намного больше времени, чем они предполагали. Потом они несколько минут сидели и отдыхали, не потому что устали, а потому что казалось абсолютно естественным так поступить. И как только они присели, стало ясно, что на свете существует так много, так много всяких важных вещей, которые им надо сказать друг другу, а вскоре показалось таким естественным, что их рукам суждено встретиться, что они будут сидеть с переплетенными пальцами и ничего уже не говорить, но еще больше наслаждаться всем этим в совершенном молчании. Наконец Ларри, посмотрев Луизе прямо в глаза, понял, что ему страстно хочется поцеловать ее… Никогда в жизни и ничего ему не хотелось так сильно; и он сразу понял, что ей тоже страстно хочется, чтобы он ее поцеловал. Но только потому, что она такая, какая есть и какой он хотел, чтобы она была, а совсем не потому, что Пьер доверил ее ему, он также понял, что не должен целовать ее до тех пор, пока не скажет Пьеру и потом Луизе, что она значит для него и что он просит ее руки.

Поэтому они вернулись в кабинет, и не грустные от этого несостоявшегося поцелуя, а счастливые от взаимного понимания, что оба не выразили словами того, что пока было лишь надеждой, но не реальностью. Пьер отложил в сторону роман и посмотрел сначала на девушку, потом на молодого человека; и тут Ларри сообразил: дядя не только понимал, что между ними происходит, но и с самого начала знал, что это случится, а также и то, что произойдет далее. Он не укорял их за столь долгое отсутствие, а только сказал, что, когда время близилось к полуночи, он ощутил сильную жажду, почему и приготовил себе выпить, не дожидаясь их прихода. Ну, а сейчас уже, наверное, лучше будет пожелать друг другу спокойной ночи. Итак, все поднимались по мраморной лестнице, и, когда оказались наверху, Луиза бросилась Пьеру в объятия и спрятала лицо на его груди. Несколько секунд она стояла, крепко прижимаясь к нему, потом круто развернулась и бросилась прочь по коридору в противоположном направлении от Пьера и Ларри. Только один раз она обернулась, взглянула на Ларри — и в ее взгляде светилась надежда поцелуя, сейчас она светилась даже сильнее, чем прежде.

Остановившись у дверей своей комнаты, Пьер сказал Ларри, что, если ему что-нибудь понадобится, он в любое время может вернуться и постучать к нему. Ларри понимал, что сейчас дяде не очень бы хотелось встречаться с ним, поскольку им неминуемо пришлось бы разговаривать о Луизе — об остальном они и без того уже достаточно сказали друг другу, особенно в тот первый вечер, проведенный вместе. Ларри осознавал, что лучше поговорить с дядей о Луизе на следующий день, и действительно, Пьер ожидал от него этого разговора. Пока же Ларри отправился к себе и лег в постель, после чего очень быстро заснул, несмотря на радостное возбуждение от незабываемого вечера. Спал он очень долго, и даже утром, когда солнечные лучи давно проникли в комнату, заливая ее своим веселым потоком, он спал, и во сне ощущая, что влюблен всем своим существом и живет в какой-то волшебной стране.

28

Ларри все еще пребывал в состоянии томной полудремы, когда в дверь постучали и в его комнату, эффектно покачивая подносом, вошел Леонард, слуга, подававший вчера ужин.

— Мсье маркиз выразил уверенность, что мсье лейтенант пожелает кофе и круассаны у себя в комнате, — проговорил Леонард, ставя поднос еще более проворно, чем нес его. — По-видимому, в армии, например, нет такого сервиса, — добавил он, демонстрируя великолепные зубы в широченной улыбке. Кофейничек он аккуратно сдвинул в сторону, ставя на видное место вазочку с цветами. — Завтрак готовила, конечно, Альфонсина, но цветы собрала и поставила на поднос сама мадемуазель, — многозначительно проговорил Леонард. — Я подумал, что мсье лейтенанту, наверное, будет небезынтересно это узнать. Ах да, почти забыл! Мсье маркиз выразил надежду, что мсье лейтенант будет наслаждаться завтраком у себя и сколько его душе угодно. Однако попозже, днем, мсье маркиз был бы очень рад увидеться с мсье лейтенантом в кабинете.

— Спасибо, Леонард. Передайте господину маркизу, что я буду у него в течение часа.

Он полагает, что я приду к нему сразу же, — подумал Ларри. — Что ж, с огромной радостью, нельзя терять ни минуты, ведь уже прошло два дня из положенных десяти, а еще два дня понадобится, чтобы добраться до лагеря. Ну, почему мне суждено пробыть здесь только неделю?! От этих мыслей ощущение ленивого умиротворения тут же куда-то исчезло. Он одним глотком выпил кофе, быстро съел круассаны, почти не ощутив их неповторимого вкуса, затем побрился, принял душ и очень быстро оделся. Не прошло и часу, как он появился в дверях кабинета дяди, который, очевидно, не ожидал его так скоро, ибо был погружен в оживленную беседу с каким-то коренастым седобородым мужчиной, кого он представил Ларри как Роберта Сабаделля, своего главного лесника. Улыбнувшись, Сабаделль учтиво откланялся и покинул кабинет. Тогда Пьер повернулся к племяннику.

— Надеюсь, ты хорошо выспался?

— Благодарю вас, отлично.

— Это доказывает, что ты молод, здоров и по сути англосакс, несмотря на твои креольские корни. Иначе ты не спал бы крепко, ибо был слишком взволнован, если судить по тому виду, с каким ты вернулся с прогулки. Или я неправ?

— Нет, нет, все верно. Вы поняли, что я с первого взгляда безумно влюбился в Луизу. И я… я… скорее не взволнован, не возбужден… а у меня какой-то внутренний подъем… простите, это не легкомысленные глупости, все это — истинная правда.

— Ну, что ты, Ларри, это не похоже на глупости, я знаю, что это правда. Лучше присядь-ка, Ларри. Ты же понимаешь, что нам с тобой надо все обговорить.

— Да, я понимаю, — ответил Ларри, послушно усаживаясь. — Я сам собирался попросить вас об этом, но вы меня опередили. Простите. Ночью я спал, как сурок, а утром, пробудившись, еще долго пребывал в каком-то ленивом, умиротворенном полусне. Даже не осознавал, что уже давно утро и слишком поздно, когда Леонард принес кофе и передал, что вы зовете меня к себе.

— Это был не вызов. Это приглашение — я пригласил тебя, чтобы ты попросил руки Луизы, если ты хочешь именно этого.

— Вы же знаете, что я не хочу ничего на свете, кроме этого!

— Что ж, эта идея меня тоже радует. Не будь так, я бы не отослал вас гулять при лунном свете. — Пьер замолчал и улыбнулся с таким обаянием, что Ларри, который в этот миг поднялся, чтобы заговорить с чрезвычайной серьезностью, не смог удержаться от ответной, не менее приятной улыбки. Его сердце все больше и больше наполнялось теплотою к хозяину. — Однако, — продолжил Пьер, — как ты догадываешься, я — не единственный человек, от которого все зависит.

— Но я совершенно убежден, что Луиза…

— Да, тут нет ни малейшего сомнения. Вообще-то она уже говорила со мной… ей удалось опередить Роберта, — вновь улыбнулся Пьер, и на этот раз Ларри показалось, что его сердце сейчас выскочит из груди. — Однако Луиза еще несовершеннолетняя, а я — не законный ее опекун… я всего лишь что-то вроде приемного отца для нее. Полагаю, тебе известно… В любом случае, тебе следует об этом знать. Ее мать — моя племянница Жозефина — вскоре после смерти первого мужа, Жана де Курвилля, вышла замуж вторично. Отчим Луизы Поль Каррер пока не проявлял к девочке особенного интереса. Однако, как только встанет вопрос о ее замужестве, он, безусловно, проявит таковой. Право, у меня уже давно создалось впечатление, что у него свои планы насчет нее, а он — весьма влиятельный человек; это означает, что ему может понадобиться еще большая власть. И эту власть он, возможно, хочет получить посредством «нужного» замужества своей падчерицы.

— Но вы же не станете жертвовать Луизой ради амбиций какого-то омерзительного старика! — воскликнул Ларри, и страх моментально подмял его счастливое настроение.

— Все не так-то уж просто. Тут не обойтись без борьбы. И я предупреждаю тебя, что, возможно, серьезной борьбы. И, может быть, справедливости ради я должен добавить, что Поль Каррер — не страшный, омерзительный старик. Это весьма представительный и одаренный человек примерно моего возраста, как и Жозефина. Из-за двух браков моего отца наши семейные связи, безусловно, перемешались… Кстати, раз я заговорил о браках отца, то должен сказать тебе, что моя мать все еще жива. И в известном смысле в нашей семье матриархат. А во Франции желания женщины, находящейся в таком положении, имеют огромный вес.

— Но ведь у нее, наверное, не будет особых причин для возражений! Мне кажется, что, наоборот, она была бы очень рада такому стечению обстоятельств! В конце концов, ведь когда-то Синди Лу была ее домом! Если Луиза выйдет за меня замуж, то маркиза, наверное, посчитает, что Синди Лу опять вернулась в ее семью. По крайней мере…

— По крайней мере это тебе так кажется. И так тебе хочется. К несчастью, моя мать была не в лучших отношениях с твоей матерью. Не то чтобы я кого-то из них в чем-то виню, однако…

— Но почему?! Па показывал мне письма моей матери, где она описывала, как гостила здесь, в замке, и как сильно она восхищалась маркизой!

— Да, так и было… тогда. Или, вероятно, тогда она пребывала в таком настроении, когда восхищаешься всем и вся. Она же проводила свой медовый месяц! — Пьер взял со стола ножик для разрезания бумаг и стал поигрывать. — Но потом, когда мы с матерью приехали в Луизиану — это было весною, почти за год до твоего рождения, — они с Кэри, очевидно, раздражали друг друга и два раза сильно поссорились, — продолжал Пьер. — Я при этом, правда, не присутствовал и не знаю точно, что произошло между ними. Моя мать никогда не рассказывала об этом, да, честно говоря, я и не спрашивал.

— Но ведь вы не думаете, что маркиза будет против моей женитьбы на Луизе только из-за того, что была не в очень дружеских отношениях с моей матерью?!