Твой любящий внук

Ларри


17 ноября 1918


Дорогой па!

Теперь, когда война закончилась, полагаю, можно рассказать тебе о многом, чем я занимаюсь и где нахожусь. Я высадился на берег в Бордо, оттуда направился в Брюссель, оттуда — в Сомюр, потом — в Ванн, а оттуда — в Верден, где мы попали в строевые войска. Мы находились на западном берегу департамента Мез, между рекою и Аргонским лесом. Это был один из самых крутых участков на всем фронте. Я видел, как менее чем за полчаса из двухсот сильных, здоровых людей остались, дай Бог, пятьдесят, и таких эпизодов было чертовски много. У нас поначалу насчитывалось до ста десяти лошадей, из которых через четыре недели остались двадцать четыре, и наша батарея отнюдь не была исключением. Па, мне не хватит целой стопки бумаги, чтобы рассказать обо всем, что я видел, но я обязательно поделюсь с тобой всем, когда вернусь домой. Я только что закончил курс обучения на пулеметчика, включающий в себя и обхождение с оружием, и стрельбу в воздухе. Теперь я начинаю курс наблюдения, состоящий из обучения аэрофотосъемке, создания карт, наведения артиллерийских расчетов и связи с пехотой. Полет — это прекрасно, и я просто наслаждаюсь им, если не считать, что наверху довольно холодновато. Этот курс продлится еще тридцать три дня, и, может быть, потом кое-кого из нас отпустят домой. Празднование окончания войны закончилось, и теперь все снова занялись делом. Мне предстоит еще очень много всяких дел.

С любовью Ларри


1 января 1919

АПО[31]778


Дорогой па!

Новый год был прекрасен и очень красив — тепло и солнечно, так что я праздновал его и одновременно писал тебе. Я не писал тебе некоторое время, поскольку уезжал в небольшой, недельный отпуск, который мне удалось продлить до двенадцати дней. Я намеревался поехать в Монтерегард, но, заехав на два дня в Сомюр, я вернулся в Тур и больше так и не выбрался оттуда. Я великолепно провел время: видел много всяких достопримечательностей, ел много всяких вкусностей и спал столько, сколько моей душе было угодно!

Сейчас лагерь закрывают, а людей распределяют по военным округам, так что вскоре все вернутся в Штаты, однако что до меня — пока не знаю. Может быть, около года я проработаю в доке, но это не важно, ведь в конце концов я все-таки вернусь домой.

Твой любящий внук

Ларри


30 апреля 1919


Дорогой па!

Ну, наконец-то я могу сообщить тебе нечто окончательное. Каким-то чудом мне удалось раздобыть десятидневный отпуск, и полагаю, это значит, что впоследствии меня вновь прикомандируют к регулярной части.

Между тем могу прямо сейчас сказать тебе, что собираюсь воспользоваться своим отпуском, чтобы съездить в Монтерегард. Ты совершенно прав, разумеется, я должен был съездить туда намного раньше. Я уже изучил расписание поездов и выезжаю отсюда в Париж, что очень просто, а вот потом с несколькими пересадками доеду до одного местечка под названием Сент, где снова сделаю пересадку; оттуда доберусь до небольшого селения Сент-Порчер, а там уже рукой подать до Монтерегарда. Я уверен, что найду подходящую гостиницу, где хорошие еда и постель, поскольку, как известно, во Франции это и вправду хорошо поставлено повсюду. Я не буду предварительно писать о своем приезде тете Арманде, потому что почта сейчас работает из рук вон плохо, и я, возможно, доберусь до места скорее, чем письмо, тем самым сделаю тете Арманде веселый сюрприз.

Ну что ж, пока все, буду складывать вещи (сколько же времени прошло с тех пор, как мы танцевали под мелодию «Дублинский залив», и как хорошо, что очень скоро я вновь смогу потанцевать под этот мотив!).

С огромной любовью,

Ларри

26

Путь до Монтерегарда вселял в Ларри радость и превосходное настроение, он был уверен, что сможет легко найти туда дорогу.

Ему не потребовалось и пяти минут, чтобы миновать одинаковые ряды серых домиков, как капли воды похожих друг на друга и составляющих небольшое селение, и он сразу оказался на обширной луговине, где увидел возделывающих почву людей, а чуть поодаль — пастбища, на которых паслись овцы и коровы. Ларри почувствовал сильное головокружение от свежего воздуха и легкого ветерка, приносящего с собою соленый запах моря. Этот солнечный бодрящий ландшафт вскоре полностью изменился: открытая местность резко прерывалась густым, почти непроходимым лесом, где Ларри не встретил ни людей, ни каких бы то ни было признаков жизни. Поля кончились, внезапно превратившись в могучие деревья. Сердце Ларри подскочило от волнения, и он устремился вперед.

Перед ним был лес, совершенно не похожий на виденные им прежде. Густой и темный, он ничем не напоминал болотистые земли Синди Лу, лишь кое-где перемежающиеся небольшими рощицами. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь развесистые кроны мощных деревьев, увитых плющом, и яркими пятнышками падали на мох и папоротник прямо перед Ларри. Все вокруг являло собою буйство девственной, первобытной зелени. И Ларри посетило странное, необычное чувство, незнакомое ему доселе. Хотя солнце и проникало вниз, ветер не мог просочиться сквозь эти огромные ветви, и ни один листок на деревьях не шевелился. Ларри невольно остановился, и, когда утих звук его шагов, наступила полная тишина.

Все это почему-то напомнило ему письмо, написанное на пожелтевшем от времени листке бумаги, которое однажды показывал ему дед. Теперь строчки из этого письма как бы наяву встали перед взором молодого человека, словно письмо было написано огненными буквами, а не потускневшими чернилами:

До замка вы добираетесь через восхитительный дубовый лес, увитый плющом, и нечто магическое и завораживающее видится вам в солнечных лучах, с трудом пробивающихся сквозь густую листву.

Его мать, которой он не помнил, была совершенно права.

В этот момент только одна дорога расстилалась перед ним. Она была широкая, прямая и, судя по всему, вела прямо к замку. Тем не менее Ларри не стал особенно углубляться по ней дальше, увидев еще одну дорогу, ответвляющуюся вправо. Он без колебания ступил на нее, но почти сразу же решил, что эта дорожка хотя и уже первой, тоже очень прямая и слишком открытая для того, чтобы обещать романтические перспективы. Ему не пришлось очень далеко уйти по ней, чтобы убедиться, что его догадки верны. Взору Ларри предстал огромный сад при кухне, окруженный надворными постройками замка. Он вновь вернулся на главную дорогу и пошел немного быстрее, увидел еще одну ответвляющуюся от главной дорожку, на этот раз ведущую влево. Состояние этой дороги наводило на мысль, что по ней ездят реже, чем по тем дорогам, которые он видел до этого, и что эта дорожка глубже уводит в лес; однако когда спустя несколько минут он очутился на круглой открытой полянке, то увидел, что трава на ней тщательно подстрижена, окаймлена цветочными клумбами, а в самом центре возвышается белая мраморная колонна. Ларри заключил, что здесь эта колонна была вовсе не уместна.

Очевидно, Ларри зашел дальше, чем предполагал, или же день оказался намного теплее, чем он ожидал, поскольку ему стало очень жарко и он страшно устал. Но все же он решил продолжать свои поиски и довольно скоро увидел, что дорога, по которой он попал на этот совершенный круг, не только соединяется с главной дорогой и не только заканчивается лужайкой с клумбами. От лужайки разбегались другие дорожки, подобно спицам колеса. Все они были узенькие и, по-видимому, терялись где-то глубоко в лесу; казалось, они ничем особенно не отличаются друг от друга. Наконец Ларри остановил свой выбор на одной из них, бежавшей немного под уклон и сужавшейся до размеров тропинки. Идти мешали склоненные ветви деревьев, к тому же по обеим сторонам росли густые кусты. Вскоре Ларри обнаружил, что ему все время приходится огибать крупные камни, чтобы продолжать путь, а ветви над головой спускаются все ниже и ниже, почти не давая прохода. Когда он на секунду притормозил, чтобы не налететь на толстую ветку, преградившую ему путь, то впервые услышал какие-то звуки, точно, не являвшиеся отзвуком его шагов. Это были мягкие, еле слышные звуки, напоминавшие нежное журчание небольшого ручейка. Вскоре он услышал еще один звук — это был звук человеческого голоса, сливавшегося с другим голосом. Оба голоса были чистыми и звонкими, говорящими о том, что собеседники совсем молодые, а один голос обладал такой мелодичностью, которая проникала прямо в сердце. Ларри, больше не обращая внимания на мешающие ему ветви, уверенно шагнул вперед. Деревья внезапно расступились перед ним — и он увидел перед собой то укромное местечко, которое искал.

На огромном камне напротив него сидели две совсем юные девушки. Они склонили головки над книгой, лежащей между ними. Одна была одета в белое платье с черными ленточками, вторая — в белое платье с зелеными ленточками. У одной были блестящие черные волосы, с пробором посередине, а у другой — непокорная шевелюра золотисто-каштановых волос, без всякого пробора. Ларри какое-то время наблюдал за ними, пока обе девушки не вскочили от неожиданности, и тут он обратил внимание на то, что лицо одной было бледным, а у второй — розовым. Они удивленно смотрели на него широко раскрытыми глазами, но явно не боялись его, что он с облегчением для себя отметил. Неожиданно одна из девушек обратилась к нему, но говорила настолько быстро, что он даже не сумел придумать какие-нибудь слова, которые объяснили бы его столь бесцеремонное вторжение.