Не то чтобы он хоть на секунду подумал, что его теща и ее пожилая кузина намеренно злоупотребляют его гостеприимством; он вполне понимал, с какой неохотой миссис Софи доверяет совсем свежие могилы дочери и внучки его одинокой опеке. Также он понимал, как ревностно относится старая дама к тому, что Клайду доверена опека над ее правнуком. Он видел, что кузина Милдред полностью разделяет чувства его тещи. Однако в поведении этих двух старух, одетых в черное, не было и намека, будто они считают, что он постарается преодолеть печаль и, наконец решительно забыв о ней, начнет с надеждою вглядываться в будущее; напротив, они уважали и понимали его одиночество и невосполнимую утрату так же, как и он уважал и почитал их горе. Однако теперь присутствие посторонних людей в этом мрачном, печальном доме всякий раз раздражало его. И не важно, кем был тот или иной человек. Клайда по-прежнему заполняли мысли о его умерших любимых. И он жаждал воссоединиться с ними в покое и мире.

Он уже достиг такого состояния, что неотложность этого желания стала огромной, и он почти решил признаться в этом теще. Однако она освободила его от надобности говорить об этом, когда однажды вечером, выходя вместе с ним из столовой, вдруг сказала, что желала бы побеседовать с ним наедине, как только ему будет удобно. С годами глубочайшая бездна, разделяющая Клайда и старую даму, затянулась, но, хотя он очень высоко ценил ее и считал, что она больше не сердится на него, как это было в начале их брака с Люси, их отношения нельзя было назвать теплыми. И Клайд ответил теще с обычной вежливостью, которой всегда отличались их отношения:

— В любое время, когда это будет удобно вам. Может быть, вам угодно сделать это прямо сейчас?

— Благодарю. Мне бы этого очень хотелось.

Кузина Милдред пробормотала, что у нее легкая головная боль и ей хотелось бы уйти, если кузина Софи и кузен Клайд не возражают. Они, разумеется, не возражали, и кузина Милдред поспешно направилась к лестнице.

— Может быть, зажжем камин в библиотеке, — предложила миссис Софи. — В это время года довольно прохладно… вы не находите? В любом случае, с камином будет повеселее.

Клайд не входил в библиотеку с того дня, как погибла Люси; дверь туда даже не открывали. Как и в их спальню, в которой они провели столько лет и которая была их личной, неприкосновенной комнатой. Оставшись один, Клайд большую часть времени проводил в кабинете, но не мог же он пригласить туда тещу. К тому же она была права: для доверительной беседы подходила именно библиотека.

Он открыл дверь и посторонился, чтобы пропустить старую даму. Очевидно, здесь забыли закрыть ставни, во всяком случае, сейчас они были распахнуты и в комнату лился поздний вечерний солнечный свет. Все вокруг было в незыблемом порядке, однако этот порядок был домашним, а не официальным: возле письменного стола по-прежнему стояла корзина, в которую Люси бросала бумагу; рядом со столом ее любимый стул, а на другом столе — поменьше — лежала книга, которую Клайд читал ей вслух, когда они в последний раз были здесь вместе. Библиотека вся была наполнена присутствием Люси, однако это присутствие не имело никакого отношения к закрытому гробу и к тлетворному запаху гостиной. Клайд почувствовал пришедшее к нему облегчение, почти благодарность, когда наклонился, чтобы поднести спичку к аккуратно сложенным поленьям. Удостоверившись, что огонь занялся, он выпрямился и увидел тещу уже сидящей. Как только он протянул руку за стулом, она заговорила, даже не дождавшись, чтобы он тоже сел.

— Сегодня утром я получила три письма, и мне хотелось бы обсудить их с вами, — сообщила она. — Одно из писем пришло от моего управляющего. Он пишет, что я очень нужна в Сорренто. И чем быстрее я буду там, тем лучше. Поэтому я была бы вам весьма обязана, если бы вы сделали все необходимые приготовления к нашему с Милдред отъезду. Как только вы забронируете нам места, мы будем готовы уехать.

— Завтра с самого утра я прослежу за этим, миссис Софи. Но, как вы понимаете, я займусь этим немедленно не потому, что мне бы очень хотелось вашего скорейшего отъезда.

Он надеялся, что говорит вполне убедительно, по крайней мере совершенно искренне. Ему ведь и вправду не хотелось торопить ее — это было бы негостеприимно и несправедливо. Но вновь остаться в Синди Лу одному!..

— Да, я понимаю, — спокойно промолвила старая дама; и тут он внезапно осознал, что она и вправду понимает его. — Конечно же, если бы здесь что-то было не в порядке, я бы не уехала, — продолжала она. — Но, на мой взгляд, здесь довольно удовлетворительно. Слуги у вас опытные и преданные. Тьюди стала превосходной нянькой. И не думаю, что теперь она нуждается в каких-либо советах по уходу за Ларри, однако, если вдруг ей понадобится помощь, она всегда может обратиться к миссис Сердж или к доктору Брингеру. Кроме того, Ларри — очень бодрый, энергичный и здоровый мальчик. Сомневаюсь, что у вас возникнут какие-либо проблемы, связанные с его здоровьем. Я знаю, что вы будете присматривать за ним с чрезвычайной тщательностью. Вы завоевали мое доверие, Клайд, за столь долгие годы. Я поняла, что в браке с вами Люси обрела истинное счастье и что вы были настоящим отцом ее дочери. Вы ни разу никоим образом не подвели ее и никогда не подведете Ларри, в этом я абсолютно уверена.

— Благодарю вас, — тихо проговорил Клайд.

— Так что мне бы хотелось побеседовать с вами кое о чем, что не связано с нынешним благосостоянием Ларри. Мне бы хотелось поговорить о его будущем.

— О его будущем? — переспросил Клайд.

— Да. Разумеется, я допускаю, что он будет одним из ваших наследников. Но я решила так или иначе в интересах полной справедливости не делать его одним из моих наследников.

— Боюсь, что я не вполне вас понимаю, миссис Софи. Вы, конечно, правы, предполагая, что он будет моим наследником. Но…

Она предупредительно подняла руку, перебивая зятя, и этот жест был скорее величественным, нежели невежливым.

— Позвольте, я объяснюсь. Вам, безусловно, известно, что Люси хотела, чтобы Сорренто и Амальфи унаследовал Бушрод. Когда Кэри покинула Виргинию, она была слишком маленькой и никогда не испытывала каких-то особенных чувств к моим плантациям, ибо все ее интересы находились в Луизиане. Кроме того, ее обеспечили всем вы и ее муж. Поэтому между мною и Люси уже была как бы негласная договоренность, что Кэри вообще не будет иметь доли в моей собственности. Однако мы не запечатлели наш уговор на бумаге… насколько мне известно. А вам?

— Мне ничего не известно. Мы с Люси ни разу не обсуждали этого вопроса… Ну, если не считать того, что вы только что мне сказали: Люси хотела, чтобы Сорренто и Амальфи достались Бушроду. Похоже, это весьма справедливое решение.

— Вы уверены, что Люси не оставила ни завещания, ни даже какой-нибудь памятной записки?

— Абсолютно уверен. Она никогда не говорила об этом. Полагаю, если бы она оставила какие-либо бумаги, я обязательно знал бы об этом. Она никогда ничего не делала скрытно… и я уверен, что она не могла бы такого сделать. Она всегда обо всем рассказывала мне, делилась всеми своими мыслями и уважала мое мнение. Безусловно, она спросила бы моего совета, и мы вместе проконсультировались бы у адвоката. У нас… мы имели обычай делать все вместе, ничего не утаивая друг от друга.

— Знаю, — кивнула миссис Софи, и снова Клайд почувствовал ее полное понимание. — И тем не менее в подобном деле мы должны быть крайне предусмотрительными. Полагаю, вы не осмотрели ее письменного стола… или еще какого-нибудь места, где она могла хранить бумаги?

— Нет. Я не прикоснулся ни к чему, принадлежащему ей. Я… я не могу.

— Может быть, вам угодно, чтобы это сделала я? Я ведь понимаю, насколько это болезненно и мучительно для вас, Клайд. Мне тоже это весьма тяжело. Однако для вас — это первый опыт такого рода, а мне, к несчастью, уже приходилось сталкиваться с подобными вещами, и неоднократно. Если это поможет вам… или немного успокоит… то можете полностью довериться мне… и я просмотрю ее бумаги и решу, что с ними делать, как и разберу ее одежду…

— Благодарю вас, — произнес он. — Это очень помогло бы мне… и принесло бы великое облегчение.

— Что ж, давайте-ка теперь вернемся к вопросу о наследстве. При создавшемся положении вещей по моему завещанию я оставляю все Люси. Вообще-то вначале я думала несколько иначе: что я должна бы оставить все Бушроду в соответствии с желанием Люси. Теперь же я не уверена, что это было бы верно. Конечно, правильно то, что Кэри вовсе не интересовалась моими плантациями и не нуждалась в них. Но теперь больше не идет речь о Кэри… дело теперь в ее сыне. Как вы думаете, он сможет позаботиться о них и нужны ли они ему вообще?

— Я никогда еще не думал о Ларри в связи с Сорренто и Амальфи. Я всегда связывал его только с Синди Лу. Но теперь, раз вы заговорили об этом, я считаю, что он смог бы позаботиться о них, равно как и нуждаться в них. Я сделаю для него все, что в моих силах, и, как вы понимаете, у меня достаточно средств, чтобы обеспечить ему безбедное существование. Но ведь никогда нельзя быть ни в чем уверенным на сто процентов. Однажды я почти разорился, и, если бы не Люси, мне никогда бы не удалось подняться на ноги… Кроме того, я уже немолод. Я… ну, хотя мне не хотелось бы признаваться в этом, но я приближаюсь к довольно почтенному возрасту. И если я умру…

— Уверяю вас, что вы не умрете, и уверяю, что больше вы не разоритесь, так что вы сумеете дать Ларри все необходимое в жизни, даже если и не окружите его полнейшей роскошью. В то же время я не могу с легкостью лишить его виргинского наследства. С другой стороны, если бы Бушрод был единственным наследником Сорренто и Амальфи, то это, возможно, упростило бы вам все.

— Не вполне понимаю вас.

— Я знаю, вы обещали Люси, когда женились на ней, что оба ее ребенка станут вашими наследниками и получат по равной доле. Кэри умерла, и то, что при обычных обстоятельствах перешло бы к ней, естественно, переходит к ее сыну. Но Бушрод жив. И, безусловно, будет ожидать своей доли.