С наступлением вечера казалось, что Люси еще больше заискрилась весельем и радостью. В их компании за капитанским столиком кроме Стэнарда Дейнджерфилда и судьи были английский писатель с женой, прославленная итальянская певица, включившая в свое концертное турне Мэмфис и Новый Орлеан, вместе с ней ехала в качестве ее дуэньи престарелая родственница; бывший сенатор из Миссисипи с дочерью, которая, пока не окончилась война, жила во Франции, но вот теперь вернулась домой в Натуез[25]. Обслуживание и decor[26] во всех отношениях были достойны такого выдающегося общества. Этот незаурядный ужин был подан отнюдь не в «пароходном стиле». На столе стояли исключительные по красоте и отделке серебряные приборы с позолотой и выгравированной буквой «К», а роскошный фарфор и хрусталь с такой же точно маркировкой сделали бы честь любому, самому изысканному заведению. С той секунды, как были развернуты накрахмаленные салфетки, начался весьма приятный и непринужденный разговор, который так и струился до тех пор, пока капитан не приказал освободить пространство для танцев. Бывший сенатор сразу же попросил Люси о величайшей чести потанцевать с ним, а Клайд не менее учтиво обратился с тем же к дочери сенатора, подчеркнув свою просьбу изысканным поклоном. Степенные кадрили и лансье перемежались веселыми бодрыми польками и томными вальсами, и вся танцевальная программа завершилась легкомысленным «ручейком». Все в огромной зале пребывали в превосходном расположении духа, а когда прославленная итальянская дива согласилась сесть за рояль и исполнить одну из своих знаменитых арий, то очевидная непревзойденность ее таланта вызвала общий приступ беспредельного восторга.

В заключение капитан, пожелав своим гостям спокойной ночи, тактично заметил им, что надеется за завтраком не увидеть ни одной замужней дамы, а только неженатых джентльменов. Таким образом, Клайд с Люси впервые завтракали в своей каюте вдвоем за столиком с мраморной столешницей, и все было, как Клайд и представлял себе: томно и интимно. Ему даже удалось намекнуть, что им следует воспользоваться ванными для дам и джентльменов соответственно, а также парикмахерской, расположенной неподалеку, после чего они завершили одевание и вышли на палубу.

— Тебе надо обязательно взглянуть на пейзаж. Ты увидишь, как он теперь изменился.

— Как это изменился?

— Ну, мы же находимся очень далеко от берегов, и это естественно, поскольку река здесь намного шире, поэтому теперь кажется, что пароход идет намного медленнее, чем тогда, когда мы шли по Огайо… Хотя, замечу, «Ричмонд» идет с весьма приличной скоростью. И до Мэмфиса у нас не будет продолжительных стоянок в крупных городах. Еще ты увидишь, какие разные Луисвилл и Цинциннати. Видишь, теперь миля за милей идут густые заросли тополей и ивняка. Но почему-то мне этот ландшафт не кажется скучным и монотонным. И никогда не казался таковым. Во всем этом есть какое-то умиротворение — если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да, я прекрасно тебя понимаю. После обеда я собираюсь с другими дамами отправиться на наблюдательную площадку, чтобы выпить там по чашечке шоколада и посмотреть оттуда на местность. А до обеда ты можешь встретиться с кузеном Стэном и сенатором. Я слышала вчера, когда вы прощались, как сенатор приглашал тебя к себе.

Сенатор пригласил его выпить, английский писатель втянул в беседу о черном табаке, но именно Стэн Дейнджерфилд предложил сыграть в покер и послал Билли за картами и фишками. Стэн сообщил, что за столом их соберется шестеро: сенатор Флетчер, вернувшийся миссисипец; английский писатель, имени которого Клайд никак не мог запомнить; Кларк — «капитан» Кларк, которого Стэн поприветствовал взмахом руки в баре во время их первой встречи с Клайдом и который равнодушно присоединился к другой компании; судья Пейн, сам Стэн и Клайд. Был момент, когда Билли, утратив всю свою невозмутимость, уставился на Клайда. Тот даже не взглянул на бармена.

— Проснитесь, Билли! — проревел «капитан» Кларк. — Вы что, не слышите, что говорит мистер Дейнджерфилд? Нам нужны две новые колоды и коробка фишек.

— Да, да, конечно, сэр, я мигом!

Оцепенелость бармена сразу же исчезла, и, получив желаемое, Кларк передал судье красную, белую и синюю фишки со словами:

— Раздавайте их, у нас такая приятная игра, что, по-моему, господин судья, вы добьетесь успеха… Или, может, мистер Бачелор хочет банковать?

Клайд отрицательно покачал головой, почти рассеянным взглядом наблюдая за тем, как Кларк распечатывает колоды — одну синюю, одну красную. Он сорвал с них упаковку, щелчком выкинул джокеров и начал тасовать. Да, да, карты были крапленые. Клайд сразу определил это по их рубашкам, что видел через стол. Однако Кларк самым честным образом перетасовал их. Возможно, где-то у себя он и скрывал некрапленую колоду, которую мог подсунуть в нужный момент, когда начнется игра. В то же время Клайд прекрасно понимал, что, судя по картам, ему нипочем не выиграть, но одновременно ему хотелось не дать Кларку ободрать как липку кого-нибудь из других игроков.

Игра и сопровождающий ее разговор протекали мирно. Сенатор Флетчер говорил:

— Мне кажется, ничего нельзя добавить к нашему мнению, что французы как нация — аморальны. Но в то же время мы имеем право судить о Франции по откликам посетивших Париж американцев не более, чем наши английские кузины имеют право судить об Америке по тому, что они смогли увидеть в Бауэри[27].

Судья Пейн извлек из сигарной коробки светлую «кларо»[28]. Кларк, держа в одной руке готовую к раздаче колоду, церемонно протянул судье через стол зажженную спичку. При этом он наклонился и уронил несколько своих фишек на пол. После того как судья прикурил, Кларк помахал спичкой, чтобы затушить ее, и нагнулся за фишками. И Клайд понял, что в этот ничтожно короткий момент, когда действия Кларка скрыты от остальных, ибо он шарил под столом в поисках рассыпанных фишек, колода будет заменена на другую, в которой карты уже подобраны в заведомо нужном порядке. То есть будет заменена на традиционную некрапленую колоду шулера.

По рубашкам карт, находящихся на столе, Клайд вычислил, что жертвой для мошенничества избран сенатор Флетчер. Это было понятно, ибо Кларк не знал наверняка, кто такой Клайд Бачелор, что он за птица на самом деле, и посему ни за что не стал бы рисковать надуть его, равно как и избирать своей жертвой одного из тех, кто, видимо, был как бы под защитой — его родственника и друга. Значит, оставались только писатель Гриндл — Клайд наконец услышал его имя, когда к нему обращались остальные — и сенатор Флетчер. Писатель, однако, был слишком неопытным игроком, чтобы завлекать его в распланированную ловушку, посему в качестве жертвы избран сенатор Флетчер.

Клайд заметил, что Флетчер полностью сменил прикуп — получив карты, при помощи которых он побил бы все что угодно, кроме четырех одинаковых или полного флеша[29]. Пейн, Дейнджерфилд и Гриндл остались при своих, Клайд же имел пять неоднородных пик, а Кларк — четверку, пятерку, шестерку и семерку червей. Такой ряд и определял планируемую шулером драму для Флетчера, это было ясно как день. И сенатор, с самого начала имевший почти непобедимый набор, будет разбит наголову. Да и Клайд, наверное, тоже был бы побежден с таким прикупом и такими картами на руках, если бы не был опытным игроком. Флетчер идет в открытую и потом потребует долю выигрыша. Тем временем Кларк, сделав вид, что охвачен тревогой и досадой, и сетуя на скверные карты, с которыми он не имеет права покинуть игру, вынудит обоих своих противников повышать ставки, тем самым они станут продолжать сражаться друг против друга. Когда все деньги окажутся на столе, Клайд с сенатором должны будут не брать прикупа, а остаться при своих; вот тут-то Кларк и сбросит одну из своих пяти карт, но эта карта будет вытянута вместо тройки либо восьмерки червей, давая ему победоносный полный флеш.

Клайд вздрогнул при мысли о долларах, которыми ему придется пожертвовать, но в его взгляде, брошенном на кузена Стэна, была твердая уверенность, когда тот откинул свои карты после того, как сенатор Флетчер выложил на кон сотню долларов со словами:

— Какой-нибудь мелкий чиновник или слабодушный приказчик в магазине для своего же блага вышел бы из игры. Ибо такое называется «Только для мужчин» — сотня долларов, а может быть, и больше…

— Поднимаю еще на сто, — флегматичным тоном проговорил Клайд.

— Для меня это слишком круто, — сказал судья, бросая свои карты на середину стола.

Гриндл, немного поколебавшись, последовал его примеру, а Кларк посмотрел на свои карты с притворным выражением скорби.

— Да, нечего делать зайчишке, пойманному волкодавом, — простонал он. — А бросить я не имею права. Так успокойте же бедного сироту, джентльмены. Я должен объявлять.

Приближался кульминационный момент. Гора разбросанных на столе купюр и фишек росла с каждой секундой. Наконец ставка была объявлена, и Кларк, взяв колоду, повернулся к сенатору.

— Карты? — спросил он.

— Я буду играть этими, — победоносно произнес миссисипец, и Кларк согласно кивнул.

— Не сомневаюсь, вам повезет, — сказал он, затем обратился к Клайду: — Карты?

Вместо того чтобы ответить «остаюсь при своих», Клайд поднял руку с картами прямо к глазам и, отчаянно посмотрев на присутствующих, чуть ли не жалобно воскликнул:

— Боже мой, я пропустил взятку! — и в показном припадке ярости швырнул свои карты к тем, что уже лежали в центре стола, прорычав: — Дайте-ка мне пять новых карт. Придется мне расплачиваться за привилегию взглянуть на другую взятку, хотя у меня нет даже и призрачного шанса что-нибудь поиметь!

Кларк выглядел так, словно подавился сказанным. Заявление Клайда означало, что ни тройка, ни восьмерка червей не помогут Кларку и теперь к нему перейдут две самые высшие карты, — его взятка в результате окажется ничего не стоящей чепухой.