Клайд был настолько погружен в неприятные мысли, что совершенно не следил за названиями на каютах, мимо которых проходил, и если бы Люси не остановилась у двери с табличкой «Виргиния», то он прошел бы и мимо этой двери.

— Да, да, вот и наша каюта, — торопливо произнес он. — Я подумал, что тебе понравится хотя бы мысленно вернуться в «Старый доминион»[21].

Эта каюта, в отличие от каюты на «Гонце», оказалась просторной и совершенно роскошной. Узорчатой тканью были отделаны стол с мраморной столешницей и красивый платяной шкаф с зеркалом. В задней части каюты богато расшитая портьера скрывала двойной умывальник с фарфоровым туалетным прибором, а рядом — огромную двуспальную кровать с безупречно белыми льняными простынями, поверх которых лежало стеганое шелковое одеяло. Здесь они снова будут спать вместе, а не томиться порознь, каждый на узенькой неудобной койке. В этой постели — как он планировал — они будут есть вкусную еду в комфорте и уединении. И в этой же постели он наконец сообщит ей главную новость, которую пока тщательно скрывает от нее. Он скажет: «Значит, «Ричмонд» полностью отвечает твоим ожиданиям, не так ли? Меня это очень радует. Согласен, это превосходное судно. Но подожди, ты еще не видела Люси Бачелор!.. — И тут, когда она поднимет на него глаза, полные изумления, он продолжит: — Наверное, ты огорчалась, когда я был невнимателен к тебе в Питтсбурге, когда все время отсутствовал, общаясь с молодым Тетчером, который, кстати, намного опытнее, чем кажется с первого взгляда. И еще я все время пропадал с судовладельцами, фабрикантами железных изделий и прочими людьми, с кем ты даже не встречалась. А я завершал задуманное. Заканчивал работу над отделкой и прочим. Договаривался насчет оплаты…» И тогда она, затаив дыхание, бросится в его объятия, смеясь и плача одновременно из-за этого самого главного, можно сказать, кульминационного подарка — парохода, носящего ее имя.

Разумеется, вся эта сцена разыграется именно так, как он мысленно представлял себе; и в своей триумфальной фразе он ничем не выдаст внутреннего волнения. И, разумеется, Люси потом вновь устроится рядом, положив голову ему на плечо, он обнимет ее и будет держать в своих объятиях до тех пор, пока она не погрузится в умиротворенный сон. Естественно, впредь они будут завтракать в постели, и никто не сочтет неучтивым, что они завтракают наедине. И еще он думал о том, что чем скорее он сделает свое неизбежное признание, тем лучше будет для всех.

— Ну, что ж, пожалуй, я пойду. — Он старался говорить как можно более легкомысленным тоном, что ему не совсем удалось, как он и опасался. — Не успели мы взойти на борт «Гонца», как ты настояла, чтобы я отправился в бар, утверждая, что это именно то место, где мне следует находиться. На этот раз я надеялся воздержаться от такого похода, но, коль твой кузен Стэн предложил мне встретиться в баре, то, думаю, мне следует появиться там по крайней мере в начале нашего путешествия. И не подумай, что для меня предпочтительнее находиться там, нежели здесь, с тобой. Я вернусь как можно скорее, во всяком случае, не собираюсь оставлять тебя в каюте, словно в клетке, как тогда на «Гонце».

— Не спеши. Я знаю, что у вас с кузеном Стэном найдется, что сказать друг другу. К тому же мне надо распаковать вещи. Как ты думаешь, розовое тюлевое платье в черный горошек, что я надевала к черной тюлевой кофточке, — подходящий наряд для капитанского стола?

И, тихонько напевая «Лорену», она открыла маленький дорожный сундучок и стала рыться в нем. Клайд видел, что она беспредельно счастлива за этим занятием, очевидно, предвкушая предстоящий праздничный вечер. Выйдя, он миновал кают-компанию и вошел в бар. Там он прежде всего увидел огромную, написанную маслом картину, изображающую римскую вакханалию так, как, видимо, представлял ее себе современный живописец. За стойкой красного дерева, уставленной сверкающей стеклянной посудой и бесконечными рядами бутылок, стоял главный бармен Билли со своими двумя помощниками, деловито принимавшими заказы. Бар уже был переполнен посетителями, однако Клайд сразу же приметил Дейнджерфилда и его собеседника, выделявшихся среди остальных. Родственник Люси был безупречно выбрит, а ярко-розовый цвет его лица только подчеркивал светлые густые волосы, зачесанные со лба назад. Его дородность скорее усиливала достоинства его внешности, нежели преуменьшала их. Наглухо застегнутое пальто цвета вереска полностью скрывало того же тона сюртук, зато выгодно оттеняло аскот[22] бронзового цвета, небрежно повязанный под безукоризненным воротничком. У Стэнарда не было ни перстня, ни колец, однако концы аскота были скреплены булавкой, увенчанной крупной черной жемчужиной, а когда он сунул руку в карман брюк, то извлеченный оттуда носовой платок оказался очень красивым. Клайд также заметил черную шелковую ленточку чехольчика для часов, украшенного крупным драгоценным камнем в золотой оправе. Собеседник Дейнджерфилда был почти лыс, и казалось, что кожа на его куполообразной голове натянута до предела. Крайне худой, почти изнуренный, этот человек походил на ученого, который большую часть времени проводит в помещении. Лишь его глубокие голубые глаза светились огромной жизненной энергией.

— Согласен, — говорил Дейнджерфилд своему приятелю. — Никакой выгоды нельзя извлечь на Метайре. Да и вообще пока там крутится не так уж много денег. Сами понимаете, пяти лет не прошло, как кончилась война. А вот на этом жеребчике из Саратоги я мог бы взять большой куш, после того как его должным образом натаскали на зимних скачках в Новом Орлеане… А! Кузен Клайд! А я все думаю, где вы так задержались! Да чего там, собственно, думать… Картерет, позвольте вам представить мистера Клайда Бачелора из Синди Лу, плантации Луизианы. Он совсем недавно женился на моей кузине Люси Пейдж из Сорренто… Ну, вы знаете, это дочь Софи. И, естественно, мистер Бачелор попадает прямо в наши ряды… Кузен Клайд, это мой друг — судья Картерет Пейн-Франкфорт. Когда я говорю «друг», это не просто пустые слова или там оборот речи… И вы в этом скоро сами убедитесь, присоединившись к нам выпить его кукурузного виски! Мой друг захватил с собой порядочные запасы его. Во всяком случае, вполне достаточные для нас и наших друзей на время путешествия. И так он делает всякий раз, когда мы куда-нибудь отправляемся. А кроме того, он отбирает для меня пару бочек с каждого ежегодного перегона. И так уже десять лет. Когда же я их опустошаю, то отсылаю порожние бочки ему, он их наполняет вновь и вновь посылает в Сапфировые холмы. И опять, и опять… Тем же занимались и наши отцы. Некоторым бочкам уже по пятьдесят лет. Первые были изготовлены из доброго кентуккского белого дуба. Эй, Билли, джулеп[23] для мистера Бачелора! Убежден, что такого вы ни разу не пробовали прежде!

— Слушаюсь, сэр! — отозвался Билли. — Значит, Особый Исключительный для мистера Бачелора. Слушаюсь, сэр!

Клайд улыбнулся и протянул руку судье.

— Весьма рад познакомиться с вами, сэр. Возможно, когда вы с мистером Дейнджерфилдом навестите нас в Синди Лу, я сумею должным образом ответить на ваше гостеприимство… хотя уверен, что не смогу вас угостить таким же превосходным бурбоном.

— Почему не сможете? — спросил Картерет Пейн. — Да я буду распоследним хамом, если не пришлю в Синди Лу хоть одну бочку в качестве моего подарка новому дому родственников Стэна!

— Ваш Особый Исключительный, мистер Бачелор, — вмешался Билли, подавая Клайду высокий стакан с чем-то зеленым и очень ароматным. В какую-то секунду Клайд оказался лицом к лицу с барменом и заметил, что у усы Билли тщательно завиты, набриолинены и покрашены, а бриллиант на алом галстуке даже крупнее, чем у Клайда до его встречи с Люси. Клайд прекрасно понимал, что для того, чтобы удержаться на этой работе, Билли приходится кого-то крепко «подмазывать» довольно крупной суммой. Разумеется, Клайд встречал Билли и раньше, но, сделав вид, что он не знает его, взял стакан, пробормотал: «Благодарю!» — и присоединился к Дейнджерфилду и Пейну. Втроем они отошли от стойки и уселись за свободный столик, стоящий среди других, за которыми сидели мужчины, играя в карты или просто о чем-то оживленно беседуя.

— Только что я рассказывал судье о жеребчике, какого взял на пароход, — проговорил Дейнджерфилд. — Я обязательно должен вам его показать. Знаете, вы увидите такое сокровище в конском обличье, какого не видели ни разу в жизни. Я назвал его Сапфировое небо. Люси, конечно, тоже захочет взглянуть на него. Она превосходно разбирается в лошадях, к тому же прекрасная наездница — да иначе и быть не могло с ее происхождением. И, как большинство виргинцев, она безумно любит землю. Она будет вместе с вами объезжать урожаи. Конечно, придется ей изучить как следует сахарный тростник и черный табак… Ведь вы их выращиваете, верно? Уверяю вас, она быстро всему обучится. Когда я думаю о том, что она пережила, чтобы возвратиться в Сорренто… на землю…

Он замолчал, задумчиво глядя в свой джулеп. Клайд был благодарен ему за эту передышку в беседе, ибо она приняла несколько иной оборот, чем тот, которого он ожидал. Он мгновенно забыл обо всех своих волнениях, когда разговор зашел о лошадях. Лошади! Как же он не подумал о них? Ведь Люси надеялась обнаружить лошадей в Синди Лу, превосходных оседланных лошадей, а он ничего не сделал для их приобретения!

— Кстати, вчера я случайно узнал, что Дункан Кеннер уступает их конюшню в Эшланде. Конечно, я не знаю, что вам нужно, кузен Клайд… может быть, ваше пастбище уже перегружено. Но мне пришло в голову, что для вас это может оказаться довольно удачной штукой.

Дейнджерфилд снова задумчиво посмотрел в свой джулеп и, сделав большой глоток, помахал рукой какому-то знакомому, только что вошедшему в бар. Новоприбывший перевел взгляд с Дейнджерфилда на Клайда, а потом, вместо того чтобы подойти к их столику, о чем-то оживленно заговорил с Билли. Клайд ощутил на себе взгляд вошедшего мужчины и почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Не могло быть и речи о том, чтобы позволить происходящему идти своим чередом и ему с Дейнджерфилдом спокойно обсуждать старый бурбон и превосходных лошадей. Однако, несмотря на принятое решение, Клайда останавливало упоминание о Кеннере. Вновь он невольно вспомнил свой первый приезд в Синди Лу и то, как Доротея хвалилась посещением этой красивой, находящейся рядом плантации, именуемой Эшланд, рассказывая, что ее владелец ездил в Европу в качестве посланника Джефферсона Дэвиса. Клайд знал, что позднее вся эта собственность была конфискована, и хотя, в конечном счете, как он слышал, потом все возвратили законным владельцам, они не могли не связывать свои вновь обретенные владения с печальными воспоминаниями и поэтому предпочитали проводить большую часть времени где-нибудь в другом месте. Но Клайд никогда не слышал об их конюшнях. Судя по словам Дейнджерфилда, эти конюшни, вне всякого сомнения, были превосходны. И его новообретенный родственник прав: для него это было бы удачной штукой.