Не успев окончательно погрузиться в глубокий сон, он проснулся оттого, что пароход стоит. К тому же никаких звуков, обычно знаменующих собой приближение к суше, не слышалось, и длительное знакомство Клайда с любым видом бедствия на воде тут же привело его в состояние тревоги. Ему не хотелось без надобности будить Люси, и в то же время было бы непростительно не выяснить причины незапланированной остановки судна. Двигаясь как можно быстрее и в надежде, что он не потревожит Люси, Клайд соскользнул на пол. Но она уже проснулась.

— Что-нибудь случилось, Клайд?

— Не думаю. Но собираюсь разузнать. Не волнуйся. Я сразу вернусь, что бы там ни было.

Разговаривая с Люси, он натягивал брюки и надевал поверх ночной рубашки сюртук. Когда он вошел в залу для отдыха пассажиров, она была безлюдна. Он дошел почти до бара, прежде чем увидел одного из матросов, обслуживающих каюты: он сметал с пола осколки нескольких разбитых бутылок.

— Что случилось? — озабоченно осведомился Клайд.

Матрос тупо уставился на него, потом рассмеялся каким-то каркающим смехом.

— Да ничего такого. Просто капитану Дину хочется, чтобы мы останавливались по воскресеньям, а капитан Дживс, его братец, ему потакает. Вы, наверно, с ним прежде не ходили. Как наступит субботняя полночь, он просто останавливает пароход у отмели, где бы мы ни находились, и стоит так до следующей полуночи. Да, да. У него всякие дела, видите ли. И еще он любит, когда мы сходим на берег и отправляемся в церковь. Молитвы, гимны, проповеди и все такое прочее. Так-то вот!

— Но мы ведь даже не добрались до Уилинга, — недовольно говорил Клайд Люси, с грохотом захлопывая за собой дверь каюты. — Если и дальше так будет продолжаться, то мы всю жизнь проведем на этой реке.

— Полно, милый! Потише! Ты так всех перебудишь! Значит ли это, что мы не успеем пересесть на «Ричмонд»?

— Вполне возможно. Однако у нас в запасе пара дней, если я все верно подсчитал.

— Тогда все в порядке. Ты же говорил, что тебе не хотелось бы ждать в Каире. Еще ты говорил, что это гнусная дыра, где тина покрывает даже стены домов.

— Да, верно. Каир довольно грязен. Ведь его каждую весну заливает сразу две большие реки. Первые поселенцы, пытавшиеся обосноваться там, бросили это дело, посчитав его безнадежным, так же поступил и второй отряд пионеров. Но, похоже, третьи все же надеются удержаться на этом месте. По-моему, они заслуживают некоторого уважения.

— Разумеется, заслуживают. И мне не кажется, что Джеймстаун или даже Ричмонд выглядят намного моложе Каира. Но раз все это так малопривлекательно, то не лучше ли нам продолжить идти на «Гонце»? Тем более что у нас в запасе два дня, а капитан останавливается лишь на один день, — так почему мы не успеем пересесть на «Ричмонд»?

— Люси, сейчас ты очень логична.

— Прости, пожалуйста.

— И очень красива.

— Благодарю.

* * *

Воскресенье выдалось не такое уж скверное, как ожидал Клайд. Капитан Дин с непринужденностью старого знакомого прочитал кое-что из Священного писания, а молодой священник произнес простенькую, но довольно трогательную проповедь. Хотя большинство пассажиров приготовились к исполнению псалмов, оказалось, что почти никто не знает старых добрых гимнов, и когда наконец добровольцы все-таки нашлись, Люси, немного поколебавшись, сказала, что попытается наиграть мелодии, если больше никто не может. Под влиянием ее манеры вести себя очень солидно салон вскоре огласился звуками: «Вперед, вперед, Христово воинство» и «Да здравствует сила Христова имени». Скоро к хору присоединились все. Вдохновленная и ободренная этим, Люси согласилась играть и дальше, другие гимны — «Всегда будь со мной» и «Веди нас, благотворный свет!». Пассажиры спели и эти гимны, после чего напряжение, царившее в начале поездки, совершенно спало и все пришли в прекрасное расположение духа. Пассажиры начали прогуливаться по палубам, указывая друг другу на разные интересные виды вдоль реки, а в понедельник уже объединились в различные маленькие группки. Начались всяческие игры. Продавцы хлопка из Новой Англии все-таки организовали мужскую компанию из четырех человек, а в помещении, где собирались дамы, образовался кружок шитья, члены которого щедро обменивались как образцами выкроек, так и различными сплетнями. Несмотря на то, что Клайд неохотно расставался с Люси и ему не хотелось, чтобы она постоянно присоединялась к дамам, она изредка все же делала это, вежливо отклоняя его возражения, настаивая на том, что ей тоже хочется обзавестись знакомыми, и не забывая еще раз посоветовать ему проводить побольше времени с другими мужчинами.

— Мне не хочется проводить время с другими мужчинами. Мне хочется проводить все свободное время только с тобой. Прости, но я не чувствую, что ты хочешь того же, — немного извиняющимся тоном заметил Клайд. Когда же она полусерьезно, полуигриво запротестовала, сказав, что он несправедлив, он добавил: — Не обращай на меня внимания, дорогая. По-моему, все эти дни я встаю не с той ноги, но я не могу встать иначе из-за этой проклятой койки. К тому же тебя на ней нет. От этого мне все видится в черном цвете. Конечно, мне хочется, чтобы ты была общительна, тебе хочется этого от нас обоих, а я веду себя, как какой-то неотесанный малый. Но ты не можешь заставить меня поверить, что большинство этих старых кошек интересны тебе. К примеру, что ты скажешь насчет этой боевой лошади за нашим столиком? Кажется, ее зовут миссис Голдуайт? А ее креольская подружка мадам Лефевр? Судя по их замечаниям за обедом, они совершенно не ведают, что такое христианская добродетель.

— Ну-у-у… Я соглашусь с тобой, что эта парочка — отпетые сплетницы. Однако остальные…

— Меня не волнуют остальные. Что ты скажешь по поводу этих сплетниц?

Он заметил на ее лице удивление. Ему не следовало бы выпаливать этот вопрос так резко. Не удивительно, что она была несколько обескуражена. Но теперь уже слишком поздно брать свои слова обратно.

— Ну-у-у, — протянула она снова. — К примеру, они обсуждали молодого священника-методиста, который сидит за нашим столиком и прочитал такую милую и трогательную проповедь. Они утверждают, что он совершенно не годен для того, чтобы совершать богослужение.

— Равно как и юные подопечные мадам Пурье на самом деле не ее племянницы? — вставил Клайд вопросительным тоном. — Вообще-то священник мне по душе, хотя, как он читает молитвы, мне не нравится. Есть в его голосе что-то такое, словно он просит Всевышнего благословить только наш столик, а остальных предоставить их судьбе… Ну, что еще скажешь?

— Очень много они болтали о молодом человеке из Дейтона. По-моему, его зовут Персиваль Фремонт. Они отзывались о нем тоже не очень любезно. Говорили, что он весь надушен и набит деньгами — кажется, его отец владеет предприятием по отливке труб, что молодой человек швыряет деньги направо и налево. Тем не менее мистер Голдуайт не думает, что у этого юноши остались деньги, поскольку каждый день он играет в карты и кости и потому что…

— Да, да, я слушаю…

— Потому что большую часть времени с ним играет майор Фанчо. Ну это… это тот самый джентльмен, который заговорил с тобой, как только мы отошли от Питтсбурга. С тех пор я его не видела, разве только издалека. Может быть, ты уже и не помнишь…

— Нет, нет, я помню. И что с ним? Что о нем говорят?

— Это еще один человек, о ком наши сплетницы думают, что он выдает себя за другого. Они утверждают, что он назывался агентом по продаже сахара из Нового Орлеана, а сам не кто иной, как профессиональный игрок с весьма скверным послужным списком, если так можно выразиться. Поскольку… поскольку он мошенничает при игре. И еще устраивает драки. Они говорят, что их нисколько не удивит, если капитан Дин снимет его с парохода.

Впервые у Клайда не нашлось немедленного ответа. А Люси, с лица которой постепенно исчезло удивление, после секундной паузы продолжила:

— Мне показалось, ты был довольно холоден с ним в то утро. По правде говоря, ты был с ним откровенно груб. Но, разумеется, я поняла тогда, что на это должны быть веские причины. И теперь я знаю, что это за причины.

Клайд проглотил знакомый тяжелый комок в горле. Возможно, наступил тот самый момент полной исповеди, которого он ожидал. И наступил куда скорее, чем он надеялся. Клайд попытался рассмеяться, но это ему не удалось.

— Интересно, а посреди всех этих скандальных историй ты не слышала ли чего-нибудь, порочащего… нас? Если так, то, естественно, тебе пришлось подслушивать, ибо эти старые гарпии не осмелились бы что-нибудь высказать тебе в лицо.

— О, как раз они сказали! Сказали! И не порочащее, а приятное! Разумеется, они сразу вычислили в нас молодоженов, но это была моя вина. Помнишь, как я была шокирована обедом, приготовленным в пароходном стиле. Если бы я не выказала своего недоумения, то, вероятно, им показалось бы странным, что ты не проводишь большую часть времени за игрою в карты или беседуя в баре. Но я возбудила их подозрения. Миссис Голдуайт выпалила: «Когда мужчина все время жмется к жене, словно он — больной котенок, а она — горячий кирпич, даже в то время, как эти костлявые кентерберийские сестры вышибают клавиши из несчастного старенького пианино, это значит, что он — или молодожен, или святой. А я скажу вам, что полковник Бачелор являет собой слишком приятное зрелище для святого».

Люси кончила изображать старую сплетницу, рассмеявшись звонко и так беззаботно, что Клайд невольно тоже рассмеялся. С самого начала он понимал, что у нее необычный нрав, чрезвычайно приятный, но он считал его скорее серьезным, нежели веселым; с первого дня их супружества веселость и приветливость ее характера возрастали все больше и больше, и Люси совершенно не реагировала на его недавнюю раздражительность, которой она действительно не заметила.