– Так будьте любезны продемонстрировать мне это свое знание, – произнес он.

Принц жестом указал на стул, обитый бархатом шоколадного цвета. Возможно, и сама она для принца что-то вроде стула, несмотря на исходящие от него чары. Элайза почувствовала себя абсолютно обессиленной, хотя, возможно, это и к лучшему.

Элайза осторожно и, надеялась она, грациозно села на самый край стула, чтобы, если возникнет необходимость, тут же сорваться с места, и сложила руки на коленях.

Боже!.. Стул оказался таким мягким. Он бережно и почти сладострастно прижался к ее ягодицам. Высокая, веером расширяющаяся кверху спинка манила к себе, как руки любовника. Ее прежняя жизнь, в каком направлении ни посмотри, показалась такой узкой и усыпанной шипами, что охватившая Элайзу расслабленность настолько поразила ее, что едва не выбила из колеи.

Элайза робко сдвинулась на дюйм глубже, когда лорд Ла Вей сам медленно уселся на стул напротив.

В Суссексе он приходит в себя после нападения, говорили ей. Теперь Элайза почему-то думала, что это было не нападение, а апоплексический удар.

Она видела два лица, отражавшихся в полированной поверхности стола: его – мастерски отесанное, как благородное дерево, ее – маленькое и белое, как будто ничего не выражающее.

– Великолепно! Мы установили, что вы действительно знаете, что значит сесть. Это очень хорошо, потому что я не выношу лгунов. – Говоря это, принц снова чуть улыбнулся. И по ее мнению, он сделал это для того, чтобы смягчить слегка вызывающую фразу.

Элайза, в свою очередь, тоже напряженно улыбнулась. «Демонстрирую свою способность улыбаться», – мелькнуло у нее в голове.

– Какова, по-вашему, ваша квалификация, миссис Фонтейн?

Как интересно выразился лорд Ла Вей. Как будто он единственный может судить о том, есть ли у нее вообще хоть какая-то квалификация.

– Я прошла обучение… – Элайза была шокирована собственным голосом, прозвучавшим как гнусавое кваканье, хотя, возможно, все дело было в напряженной атмосфере, создавшейся в результате его высокомерной манеры держаться. Она откашлялась. – Меня обучали управлять чудесным домом, начиная от необходимости твердо придерживаться сметы расходов и заканчивая принятием решений о покупках для дома, приготовлением выпечки, лекарств и настоев из лечебных трав, наймом и увольнением…

– Где?

– Прошу прощения?… – Элайза недоуменно заморгала.

– Я имею в виду дом, – медленно и четко артикулируя, пояснил лорд Ла Вей. – Где был этот, как вы выразились, чудесный дом?

– В Нортумберленде.

– Кому вы служили в этом доме?

Элайза помедлила. Ее сердце забилось быстрее.

– Этот дом принадлежит моим родителям. Там я выросла и получила образование. – Элайза не стала говорить, что в этом доме ее больше не ждут.

Если принц захочет узнать ее историю, ему придется вытягивать ее из Элайзы, задавая вопрос за вопросом.

Лорд Ла Вей смотрел на нее так пристально, что ей стало казаться, будто он подносит к ее лицу кончики двух горящих сигар.

Хотя, возможно, ему все известно, несмотря на то что говорила миссис Уинтроп. Иногда у Элайзы было такое чувство, что весь мир обо всем знает, хотя, конечно, не такая уж она важная особа. Но на свете существует достаточно Редмондов и Эверси, которые позаботятся о том, чтобы фабрике скандалов хватало сырья.

Сердце Элайзы билось так сильно, что ей казалось, будто кто-то наносит по ее грудной клетке тупые удары. Сдавшись, она скользнула на последние два дюйма в объятия кресла.

Плечи лорда ла Вея были так широки под гладким, безупречно сшитым сюртуком, что Элайза спросила себя, находила ли хоть она женщина покой в его объятиях? Или весь смысл его существования сводится к тому, чтоб заставить женщину чувствовать себя напуганной и незначительной?

– Почему же сейчас вы ищете место экономки в хорошем доме?

Элайза задумалась. По крайней мере, теперь она знала, как правильно использовать слово, которое считала омерзительным.

– Мои обстоятельства изменились, – ответила она.

Его брови подскочили вверх – принц явно был удивлен.

Поскольку Элайза уже пребывала в уверенности, что видит лорда ла Вея в последний раз, у нее хватило смелости выдержать его взгляд, что было совсем непросто, потому что он обладал способностью выглядеть одновременно приветливым и вселяющим ужас. У него были глаза необычайного – красно-коричневого с золотом – цвета, как порция бренди, приправленного солнечным лучом. Элайзе стало любопытно, становятся ли они ярче, когда он смеется.

Если он смеется.

Еле заметные коричневатые тени легли у него под глазами, кожа, похоже, растянулась от усталости. Свежий шрам, розоватый и тонкий, как лезвие ножа, протянулся по его скуле на два дюйма. «Как ему, должно быть, больно», – подумала Элайза. Впрочем, шрам ничуть не портил его внешности, скорее подчеркивал: этот человек красив и опасен.

Элайза заподозрила, что теперь она понимает, о каком нападении на него шла речь. В ней шевельнулось нечто, напоминающее симпатию. Правда, оставалось опасение, что на него напала уволенная экономка из-за того, что он был невыносим.

В тишине слышно было, как верхнее полено в камине упало, прогорев, – пламя издало яростный треск.

– Обстоятельства… – наконец ироничным тоном произнес принц, – имеют несчастливую тенденцию так поступать.

Его губы чуть дрогнули в уголке. Если это была улыбка, то она не дошла до его глаз. Похоже, ирония – его родной язык.

Элайзе было страшно даже просто смотреть на принца в наступившей тишине. Эта тишина оказалась столь напряженной, что, когда лорд Ла Вей слегка побарабанил пальцами по столу, она едва не подскочила.

– Нынешняя прислуга ленива и непокорна. И поскольку я попросил прислать мне несколько вещиц, которые представляют для меня ценность, – серебро и фарфор, к примеру, – меня стало тревожить воровство. Разумеется, хороших слуг всегда трудно найти, особенно для такого хозяина, как я. Я многого жду от них и мало на что надеюсь, знакомясь с ними. Какие качества помогут вам добиться от прислуги преданности и хорошей работы и почему вы считаете, что сможете оправдать мои ожидания?

Элайза не произнесла этого вслух, но про себя дополнила его предложение словами: «…Там, откуда люди уходят с рыданиями». Такого хозяина, как он? Без сомнения, мир не вынесет еще одного такого человека.

Она глубоко вздохнула:

– Я преподавала в классах, полных непослушных детей с самыми разными характерами, и знаю, как заставить их учиться и полюбить учебу. Я знаю заботы домашней прислуги, знаю поведение этих людей и готова разговаривать с ними и ими управлять. Я на себе испытала определенные… скажем, трудности работы экономкой и могу приспособиться. Я безупречно организованна. Ко всему прочему, у меня хорошо работает голова. И я ничего не боюсь.

«Кроме вас», – добавила она мысленно.

Она только что бессовестно солгала человеку, который утверждает, что не выносит лжи.

Элайза подозревала, что лорд Ла Вей именно так смотрит на мужчин, прежде чем принять решение, стоит ли проткнуть их насквозь. На его лице застыло сдержанно заинтересованное, сосредоточенное выражение. Для него она не женщина, а проблема, которую надо изучить, код, который надо расшифровать, решение, которое надо принять спокойно и взвешенно. Ее тщеславие может сразу же быть задето.

Но сейчас для нее ничто не имеет значения, даже то, как поступит лорд Ла Вей.

– Вы можете занять эту должность с испытательным сроком в две недели, миссис Фонтейн, – лениво проговорил принц. – Приступайте к работе.

Элайза застыла. А потом почти невыносимое облегчение обдало жаром ее лицо, затуманило ей зрение. В одно благословенное мгновение бесконечно более безопасная и мягкая версия этого человека проплыла перед ее глазами.

Придвинув к себе один из смятых, а затем расправленных листков на столе, принц стал изучать его, а про нее как будто забыл.

Элайза высвободила руки из напряженного узла и рассеянно провела влажными ладонями по юбке, прежде чем снова сжать их.

Она была горда тем, что ее голос зазвучал чисто и спокойно:

– Благодарю вас. Вы не пожалеете о своем решении, лорд Ла Вей.

– У меня редко бывают причины сожалеть о своих решениях. – Он произнес эти слова холодно, почти рассеянно, глядя на корреспонденцию, а не на нее. На сей раз он был снисходителен к своей рабыне. – Вы можете идти, миссис Фонтейн.

Вставая, Элайза украдкой провела рукой по спинке стула, словно это было какое-то экзотическое животное. В благодарность за уют.

Принц поднял глаза как раз в тот момент, когда миссис Фонтейн, уходя, быстро сделала лишний шаг у двери его кабинета. Это подозрительно смахивало на начало… какой-то игры.

Он нахмурился.

Боже, как же его донимали все эти мелочи в ведении хозяйства! Странно, но когда весьма схожие мелочи касались управления кораблем, ему это нравилось. Все дело в том, что управление кораблем – работа для мужчины, а ведение домашнего хозяйства – дело женское.

Однако лорд Ла Вей сомневался, что миссис Фонтейн справится. Почему ее должен ждать успех там, где три женщины уже потерпели неудачу? Двух из них он уволил, третья сбежала сама.

Само собой, он уже кое-что знал о ней – то, что достойная миссис Уинтроп сочла нужным рассказать ему. А то, что миссис Фонтейн может исполнять работу экономки и качество ее рекомендаций подтвердили Редмонды. Так уж вышло, что его ближайший друг, граф Ардмей, женат на представительнице этой уважаемой семьи.

Если и существовала какая-то выгода от всех этих людей и событий, приведших к его ссылке для выздоровления в Пеннироял-Грин графства Суссекс, – головорезов и королей, совращений и обезглавливаний, утонченных удовольствий и мучительной боли, драк на шпагах, перестрелок и столкновений с пиратами, полного разрушения его образа жизни до тех пор, пока от него не осталась лишь холодная как камень, безжалостная решимость, способная его восстановить, – так это его умение так же легко и быстро понимать людей, как он понимал пять языков. Вопросы были нужны ему лишь для того, чтобы отвлечь человека, пока он его спокойно оценивает.