— И все-таки мне не кажется, что она чем-то болеет, — сказала Полли.

— Я заметила, — ответила я, — что замужние женщины и даже вдовы никогда не болеют. В браке есть нечто такое, что останавливает болезни навсегда, интересно, почему?

Полли не ответила. Само слово «брак» заставляло ее плотно закрываться в раковине, как моллюск, приходилось об этом помнить.

Накануне объявления о моей помолвке в «Таймс» во второй половине дня тетя Эмили отправила меня в Монтдор-хаус сообщить новости. Это было вовсе не в моем характере, я отчаянно стеснялась ехать в чужие дома и обсуждать там обстоятельства моей помолвки и будущего брака. Но я согласилась с тетей Эмили, когда она сказала, что леди Монтдор была очень добра ко мне, и Полли была мне такой близкой подругой, что будет некрасиво, если они узнают о моей помолвке случайно из газеты. Поэтому я поехала, дрожа от страха. Буллит, дворецкий, всегда пугал меня до припадка. Это был вылитый Франкенштейн, за которым я быстро семенила через пустые огромные залы, напоминавшие музей, пока не добиралась до маленькой зеленой гостиной, единственной комнаты в доме, похожей на человеческое жилье среди этой анфилады покоев, всегда готовых к торжественным светским приемам.

Однако, в тот день входную дверь мне открыл лакей, вполне похожий на человека, и он даже сообщил мне хорошую новость, что ее светлость еще не вернулась, а леди Полли дома одна. Таким образом, добравшись до гостиной, я обнаружила Полли на фоне привычных атрибутов пятичасового чаепития — серебряный чайник на спиртовке, серебряный молочник, чашки и блюдца Королевского фарфорового завода и ассортимент сладостей, достаточный для небольшой кондитерской. Она сидела на ручке кресла и читала «Татлер».

— Божественный «Татлер», — сказала она, — он лечит от всех болезней. Я приглашала Линду, но она ужасно занята на этой неделе, как хорошо, что ты пришла. Теперь мы можем выпить чаю.

Я не знала, как она воспримет мою помолвку, ведь я никогда не говорила с ней об Альфреде с тех пор, как упросила ее отправить ему приглашение на бал; казалось, она избегает молодых людей и разговоров о любви. Но когда я выложила ей свою новость, она была в восторге или лишь слегка упрекнула меня в скрытности.

— Я помню, ты заставила меня пригласить его на бал, — сказала она, — но больше ты о нем не упоминала.

— Я не смела говорить об этом, — ответила я, — я боялась загадывать, это было слишком важно для меня.

— О, я тебя понимаю. И я так рада, что ты влюбилась в него прежде, чем он сделал предложение. Я никогда не верила, что можно полюбить человека после свадьбы. Ты сама не понимаешь, как тебе повезло.

Ее глаза были полны слез.

— Давай, — сказала она, — расскажи мне все.

Я была удивлена этому необычному для Полли всплеску чувств, но эгоистично наслаждаясь своим великим счастьем, не попыталась сделать паузу и разобраться, что это могло значить. Поэтому я быстро заговорила:

— Мне было немного грустно на твоем балу, потому что я не ожидала, что он приедет в Лондон, и у него не было вечернего костюма. И еще он всегда так занят и ненавидит вечеринки, так что можешь себе представить, как я была поражена, когда увидела его. Он пригласил меня танцевать, а потом танцевал с Луизой и даже с тетей Эмили, так что я подумала, хорошо, что он здесь больше никого не знает. Потом он отвел меня на ужин и сказал, что ему нравится мое платье, и он надеется встретиться со мной в Оксфорде, и еще он дал понять, что помнит разговор, который был у нас раньше. Ты знаешь, это меня очень подбодрило. После этого он два раза приглашал меня в Оксфорд на ланч и на вечеринку, но на каникулы уехал в Грецию. В Оксфорде ужасно длинные каникулы, ты знаешь. И он ни разу не написал, даже не прислал открытку, так что я подумала, что все кончено. Но в четверг я снова поехала в Оксфорд и на этот раз он сделал мне предложение, вот смотри, — сказала я, показывая старое кольцо с огромным гранатом, окруженным алмазами.

— Не скажу, что это шедевр от Картье, — улыбнулась Полли.

— А так же то, что это рубин.

— Зато он размером с голубиное яйцо. Тебе повезло.

Тут появилась леди Монтдор. Она все еще была в пальто и выглядела подозрительно расслабленной.

— Ах, эти девушки, — сказала она, — обсуждаете танцы? Поедешь в «Грейвсенд» сегодня вечером, Фанни? Дайте мне чаю, я совершенно убита после целого дня с Великой Княгиней, я бросила ее в Кенсингтонском дворце. Не могу поверить, что женщина под восемьдесят лет может столько времени провести на ногах и при этом мило беседовать со всеми встречными. Мы ездили в «Вуландс», чтобы купить ей шерстяные пледы, она ужасно мерзнет, не спасают даже двойные рамы, так она мне сказала.

Должно быть, было довольно печально для леди Монтдор (хотя с ее талантом игнорировать неприятные вещи она даже не замечала этого факта), что дружба с царственными особами начиналась для нее только тогда, когда заканчивались дни их славы. Царское село, Шенбрунн, Квиринал, дворец Котрочени, Мирамар, Лакен и остров Корфу никогда не знали ее, разве только в огромной толпе на официальных приемах. Она присутствовала на них, как жена своего мужа, и иностранные представители в Лондоне так же посещали ее дом, но все это было исключительно формально. Коронованным особам, возможно, не хватило ума удержать на головах свои короны, но они не были глупы и понимали, что теперь им может дать личная дружба с леди Монтдор. Как только их изгоняли, она начинали замечать ее очарование, и падение очередного королевского дома означало появление еще нескольких завсегдатаев в Монтдор-хаусе; когда же они теряли все свои деньги, они становились близкими друзьями леди Монтдор и разрешали ей возить их в «Вуландс».

Полли протянула ей чашку чая и рассказала нашу новость. Счастливый свет, сиявших в глазах леди Монтдор после королевской прогулки сразу исчез, и она сразу стала сухой и неприятной.

— Помолвлена? — переспросила она. — Ну, я полагаю, это очень приятно. Альфред, ты сказала? Кто такой? Что это за имя?

— Он дон[16] в Оксфорде.

— О, дорогая, это экстраординарно. Ты же не хочешь уехать жить в Оксфорд, конечно? Я думаю, что ему лучше идти в политику и купить себе поместье — я полагаю, у него нет такой возможности, иначе он не был бы доном, английским доном, по крайней мере. Испанские доны, конечно, это совсем другое дело. Дайте подумать, а почему бы твоему отцу не купить вам поместье в качестве свадебного подарка? Ты его единственный ребенок. Я напишу ему, где он сейчас?

Я смутно догадывалась, что он на Ямайке, но не знала адреса.

— Ну что за семья! Я выясню в Министерстве по делам колоний и напишу на его последний адрес. Тогда твой господин дон сможет сесть и писать книги. Это всегда создает солидную репутацию человеку. Пусть он пишет книги, Фанни, я советую начать это немедленно.

— Боюсь, у меня нет на него большого влияния, — сказала я с беспокойством.

— Ну, что ж, нужно срочно развивать его, дорогая. Нет смысла выходить замуж за человека, на которого не можешь влиять. Только посмотри, что я смогла сделать для Монтдора, я всегда видела, к чему он проявляет интерес, заставляла его занимать должности и держала его на высоте, никогда не позволяя скользить вниз. Жена всегда должна быть настороже, мужчина так ленивы по своей природе, например, Монтдор, всегда пытается немного вздремнуть после обеда, но я даже слышать об этом не хочу. Стоит только начать, говорю ему я, и ты сразу состаришься; старые люди теряют ко всему интерес, бросают свои должности и могут даже умереть. Монтдор должен благодарить меня. За то, что он не в таком состоянии, как его ровесники, ползающие по Мальборо-клубу, как осенние мухи, и не способные доползти даже до Палаты лордов. Я отправляю туда Монтдора каждый день. Фанни, дорогая, чем больше я думаю об этом, тем нелепее мне кажется идея выходить замуж за дона, а что сказала Эмили?

— Она ужасно рада.

— Эмили и Сэди безнадежны. Ты должна была спросить моего совета, я очень рада, что ты пришла ко мне, давай подумаем, как вывести тебя из этого положения. Не могла бы ты позвонить ему прямо сейчас и сказать, что ты передумала, я уверена, это будет самым верным решением в долгосрочной перспективе.

— О, нет, я не могу.

— Почему нет, дорогая? Это уже попало в газеты?

— Это будет напечатано завтра.

— Вот где я могу быть тебе полезна. Я позвоню Джефри Доусону сейчас, и он остановит публикацию.

Я не на шутку испугалась.

— Пожалуйста, — воскликнула я, — о, пожалуйста, нет!

Полли пришла мне на помощь.

— Но она хочет выйти за него замуж, мама, она влюблена, посмотри на ее очаровательное кольцо.

Леди Монтдор посмотрела и утвердилась в своем мнении.

— Это не рубин, — сказала она, словно я пыталась ее обмануть. — А что касается любви, то пример твоей матери должен был научить тебя, до чего эта любовь может довести. До содержания жиголо! Нет уж, тот, кто изобрел любовь, должен быть расстрелян.

— Но дон — это не жиголо, — возразила Полли. — Ты знаешь, как папа уважает преподавателей из Оксфорда.

— Да, я считаю, что их можно приглашать на ужин, если вам хочется, и все такое. Монтдор так иногда делает, но это недостаточная причина выходить за них замуж. Они непригодны, у них нет ничего, кроме мании величия, так я считаю. Фанни, я очень огорчена.

— О, пожалуйста, нет, — сказала я.

— Однако, если ты считаешь, что все решено, нет смысла обсуждать это дальше. Что я могу сделать, кроме как попытаться помочь вам добиться успеха. Монтдор может попросить лидера партии подыскать ему место в каком-нибудь комитете.

У меня на кончике языка вертелись слова, что то место, на которое мы надеемся, в скором времени будет послано богом, а не лидером партии, но я сдержалась и не посмела сказать, что Альфред не был тори. Теперь разговор зашел о моем приданом, где леди Монтдор распоряжалась так же властно, хотя и менее неловко. Я уже не испытывала большого интереса к одежде, все мои мысли были направлены на то, как лучше обустроить и украсить небольшой и очаровательный старый дом, который Альфред показал мне после размещения голубиного яйца на моем пальце, и который, если повезет, станет нашим.