Она и король, ее муж, прохаживались среди гостей, одаривая всех вниманием и выставляя себя на всеобщее жадное обозрение — пусть любуются, пусть вскипает их любопытство к тому, кто во что одет, что подавали к столу, кто с кем раскланивался и с каким выраженьем лица. Они ходили и ходили по парку — и тут Ксении пришла в голову мысль, что не так-то легко — с физической стороны дела — быть королевой. Это своего рода спорт. Ходьба. Как не устать при этом? И делать это с достоинством, а не таскать себя полусгорбленной от скамейки к скамейке. Про улыбку они с матерью уже говорили, а вот о спортивной стороне дела королевского ремесла — не пришлось…

К особенной радости Ксении, горностаевый шлейф с ее наряда был снят, а остался только короткий, легкий, отделанный по всему краю тонкой полоской лебяжьего пуха; в нем ей было удобно двигаться — и она не могла не испытывать удовольствия от того, что все — и мужчины, и женщины особенно — любовались ею в ее блистающем алмазами воздушном платье невесты — кажется, его одного хватило бы для озарения светом места праздничного приема…

Подобное притягивает подобное. Свадьба лютенийского короля спровоцировала многие околосвадебные разговоры и обсуждения нарядов и церемоний, а также разных случаев, имевших место на свадьбах высоких персон. Истван ненадолго отвлекся от молодой жены и заговорил с почтенной четой, которая мило поздравила их и пожелала, конечно же, счастья. Ксения в этот момент поймала ухом разговор двух среднего возраста дам — по всей видимости, из тех, что пристально следят за модой и придворной жизнью в Европе. Сейчас, видимо, пришел черед обсуждения ими Англии, и в частности — деталей нарядов невест.

— Следует заметить, — сказала первая дама, стоящая ближе к Ксении, в платье цвета красной камелии, второй даме, которая внимательно ее слушала, в платье цвета бледной горчицы с отделкой из белых кружев, — мне очень запомнилось одно платье невесты из королевской семьи. Можете себе вообразить, кружевные аппликации на лифе платья символизировали четыре провинции Соединенного Королевства: английские розы, шотландский чертополох, уэльские нарциссы и ирландский клевер. Ах, как это чудесно, не правда ли? И я бы даже сказала, деликатно и очень находчиво!

Ксения про себя кивнула: еще как находчиво! И деликатно. Дипломатично… Она бы еще с удовольствием послушала этих дам, но к ней подошел Истван, и она тут же забыла про дам — со всеми их розами, чертополохом, нарциссами и… чем еще там?.. Клевером!

— О чем ты думаешь, моя красавица? — спросил ее Истван, беря за талию и привлекая к себе. — У тебя такое серьезное сейчас лицо…

— Я думала — вернее, слушала — о чертополохе и клевере! — хитро рассмеялась Ксения. — Об их значении в поддержании политического равновесия провинций Соединенного Королевства!

— О, дорогая! Какой такой клевер?! В жены мне досталась не просто принцесса, а какая-то вечная неразгаданная загадка!.. Чертополох какой-то! Что ты смеешься? Я не шучу…

— Видишь ли… — начала объяснять мужу Ксения, давясь смехом, — на самом деле это вещи очень даже политические! Ну, сам посуди! Ты не можешь не знать, что в Соединенном Королевстве идет постоянное соперничество между четырьмя составляющими ее провинциями…

Но тут как из-под земли наконец явился граф Гаспар Хорват с сообщением королю:

— Десять тридцать, ваше величество!

— Тогда мы можем благополучно откланяться, пожелав всем доброй ночи! — радостно отозвался король, подавляя в себе интонацию откровенного ликования. Граф слегка улыбнулся в знак понимания и сочувствия. — А сагу о чертополохе мы с тобой, душа моя, еще продолжим. А сейчас сделай, пожалуйста, серьезное и торжественное лицо, достойное королевы!

Истван церемонно подал Ксении руку, и придворный повел их в покои.

Они шли во дворец небольшой процессией, замыкаемой графом Гаспаром, и по обе стороны от них гости кланялись им, прощаясь. Для всех новобрачные отбывали в свадебное путешествие, хотя в действительности эту ночь они должны были провести во дворце.

— До свидания, моя изумительная Джоанна, — прочувствованно обняла Ксению и прижала к себе вдовствующая герцогиня Элизабет де Милденбург. — Да благословит Господь вас и Иствана! Хотя, я чувствую, он уже это сделал.

Ксения и король перешли из гостиной в холл. Ну, все, вздохнула с облегчением Ксения. Теперь они наконец-то вдвоем! Но оказалось — радость ее была преждевременной: главная хранительница гардероба и пять других фрейлин по традиции должны сопроводить ее в опочивальню. Король поцеловал ей руку, и она нехотя стала подниматься по лестнице под патронатом заботливых женщин.

В опочивальне хранительница гардероба, приняв позу глубокого реверанса, произнесла горячую речь, вознося Богу просьбу благословить их с королем брак и выражая надежду, что Господь ниспошлет им наследников, каковые пойдут по стопам его величества, их отца. Все это, надо сказать, немного смутило Ксению. После напутственной речи хранительницы гардероба каждая из фрейлин по очереди не только присела перед ней в реверансе, но и поцеловала ей руку, произнеся клятву верной и преданной службы. Затем они все-таки удалились, и Ксения позволила Маргит себя раздеть.

Это был последний рубеж. Сейчас она должна будет принадлежать Иствану телом. И это будет самым большим ее счастьем, но и самым большим враньем. Джоанны еще нет, чтобы они успели с ней поменяться. Она приняла вместо нее обручальное кольцо и корону, но сейчас Истван должен узнать правду. Она не имеет права дурачить его и дальше — принадлежать ему телом, в то время как он принимает ее за другую женщину. Да, авантюра двух рыжих кузин обернулась столь серьезными переворотами не только в сердцах Ксении и Иствана, но и в стране, как ни патетично это звучит. Но всему есть предел.

Во время венчания было сказано, что мужчина и женщина «становятся единым целым». А ведь от этого бывают дети. Что, если Джоанна приедет, останется с королем, а она, Ксения, по возвращении в Англию обнаружит, что ждет ребенка? Эта мысль не приходила ей в голову раньше — приезд Джоанны был для нее границей происходящего.

Необходимо сказать Иствану правду прежде, чем он до нее дотронется, решила Ксения. Иначе она не найдет в себе сил, чтобы от него оторваться. Ей вдруг стало страшно. Как же он разгневается! Какие же проклятья обрушит на ее голову! А чего же она хотела? Кто бы обрадовался, узнав, что его обманули и со всех сторон цинично одурачили?

Но… он целовал свою Эльгу и, несомненно, чувствовал к ней то же чувственное желание, что и к ней, Ксении, желание обнимать ее и зайти еще дальше…

Нет, Эльгой она не прикроется! Не получится! Эльга не спасительный щит, и упоминание ее не индульгенция, как не индульгенция и ее, Ксении, помощь Иствану в делах государственных. Она случайно оказалась с ним рядом и сделала все, как, казалось ей, будет правильно. То, что чувства захватили ее, в этом она не виновата — природа не спрашивает, кому и когда посылать любовь. Она ее посылает. Вот послала и им. Но дальше — вранье, если не назвать это предательством.

В этих мыслях она обнаружила, что уже одета в ночную рубашку, и Маргит ждет ее, чтобы проводить в постель… Ох… Но не будет же она объясняться с горничной!? И Ксения покорно пошла, как овечка, куда ее повели.

Огромная кровать — с богато украшенным балдахином, мягкими подушками, обвитыми шнуром, с вышитым покрывалом на ней — была столь монументальной, что Ксения, забравшись на этот постамент, почтительно ощутила смутное биение сердца.

Маргит поправила простыни, сложила пеньюар Ксении на подлокотник кресла и приглушила свет, оставив гореть лишь три свечи в канделябре рядом с кроватью. Их прикрывали от глаз складки балдахина. Да, вот так, в тени, гораздо лучше — говорить правду при свете неизмеримо труднее. Ксения вжалась в подушки, собирая все силы на то, что ее ожидало. Сердце уже вовсю колотилось в груди, пальцы похолодели.

Дверь, соединяющая покои короля и королевы, открылась — впервые с тех пор, как Ксения очутилась в этом дворце. Ей стало душно. Она услышала шаги Иствана. И увидела его, когда он вошел в полосу света.

На нем был длинный голубой халат, почти до пола, и ростом он казался в нем выше, чем был в действительности.

Он подошел к кровати. Ксения вскинула на него испуганный взгляд. В его глазах она уловила волнение. Она сидела с прямой спиной, волосы ее были распущены, тонкий батист подхваченной под бюстом ночной рубашки едва маскировал мягкие линии грудей.

Он стоял, и было видно, что говорить ему трудно. Она сжала пальцы.

— Истван…

— Ты знаешь, как ты красива? — проговорил он наконец, не слыша ее. — Сколько дней я уже хочу увидеть тебя вот такой…

— Истван… — Дыхание ее сбилось, она замолчала, чтобы сделать глубокий вдох, и невольно опять взглянула в его глаза. В них было столько любви! И в них полыхало пламя.

— Истван…

Звук был таким слабым, что он ее не услышал, поглощенный тем, что смотрел на нее, сидящую на самом краю кровати, хрупкую, нежную, со скрытой недюжинной силой. Он сел рядом с ней.

— Господи, как я люблю тебя! Я никогда не думал, что можно испытывать такие чувства!

Он протянул руки и прижал ее к себе.

— Я влюблен — безумно, дико влюблен, моя прекрасная, моя замечательная жена! Моя красавица! Ангел мой!

— Истван… — снова бессильно пролепетала она и ощутила знакомую дрожь во всем теле: его руки обвились вокруг ее талии и медленно опустились чуть ниже, сквозь батист она чувствовала их тепло, их властную настойчивость и нетерпение. Она думала, он снова ее не услышал, но он спросил — правда, голос его был отстраненным, далеким:

— Ты что-то хотела сказать мне?

Его руки продолжали блуждание по ее телу, и сознание ее свернулось в отдаленную смутную точку, при ней остался лишь зов природы во всем ее теле.