Подъехав поближе, он остановил своего скакуна. Тамсина даже не посмотрела в его сторону, хотя ее гнедой всхрапнул, «здороваясь» с конем шотландца. Не дождавшись от нее ни слова, Уильям так же молча ожидал, что будет дальше.

Мужчина разглядывал ее элегантный профиль, грациозные, стройные линии ее тела, темные вьющиеся волосы. Он думал о мощной силе ее красоты. Тамсина совсем не походила на тех красавиц, которыми он привык восхищаться при дворе. Без магии дорогих тканей и драгоценных каменьев ее красота была простой и естественной, сильной, но в то же самое время деликатной. Впрочем, его в ней притягивала больше внутренняя сила, а не яркая внешность.

Внутри нее пылало пламя. Порывистость движений и горячность реплик выдавали в ней пылкий темперамент. А горящие внутренним огнем светло-зеленые глаза придавали ее облику некую магнетичность.

Ее молчание было глубоким и мрачным, окутанным грустью. Это никак не сочеталось с мирным рассветом. Уильям не знал, почему она остановила коня на вершине холма и чего ждет. Нет, он не будет нарушать эту тишину и ее молчание какими-либо вопросами.

Он оглядел окрестности. Внизу раскинулись скрытые в тумане вересковые пустоши и поросшие одинокими кустиками вереска низкие холмики. Туман смягчал зелено-фиолетовый фон. Сбоку от пустоши костры цыганского табора посверкивали словно звездочки.

Спустя некоторое время мужчина заметил внизу движение. Прищурившись, он увидел идущих по вересковой пустоши цыган. Мужчины, женщины и дети, как показалось ему, участвовали в какой-то процессии. Вскоре они добрались до той же дороги, по которой до этого скакали он и Тамсина. Сквозь утренний туман вереница цыган направилась к перекрестку.

– Они идут к кругу сердца, – сообщила Тамсина, прежде чем он решился задать вопрос.

Голос ее прозвучал тихо, словно внутри нее уже выгорел огонь.

– Круг сердца на перекрестке? – уточнил Уильям.

Девушка кивнула и подняла правую руку, указывая вниз. На левой руке у нее была черная перчатка. Этой рукой она придерживала повод своего скакуна.

– Давным-давно ромалы выложили камнями этот знак. Здесь проводят бракосочетания, дают залоги верности. Таборы ромалов съезжаются в это место ради заключения браков.

– А то, что церемония состоится на рассвете, тоже традиция?

Небо с запада посветлело, но в долинах до сих пор лежали тени.

– У ромалов трапеза и танцы предшествуют обмену брачными залогами. В последний день свадьбы жених и невеста должны поклясться в верности друг другу прежде, чем падет ночь, – девушка окинула его взглядом. – Они бы могли обменяться клятвами еще прошлой ночью, но случившееся помешало свадьбе.

– Вы хотите спуститься и принять участие в церемонии? – поинтересовался Скотт. – Я подожду, если хотите.

Тамсина отрицательно покачала головой.

– Я буду смотреть отсюда. Невеста и ее ближайшая родня будут не рады моему присутствию…

Голос ее звучал глухо. В нем не было ни единого чувства. Она сидела на коне выпрямившись, с гордо поднятой головой. Вот только где-то в глубине ее зеленых глаз светилась неуверенность.

– Значит, мы будем смотреть отсюда, – мягким тоном произнес Уильям, – если вы не против моего общества.

Девушка не ответила. Ее взгляд прикипел к фигуркам людей внизу. Цыгане, подойдя к распутью, окружили его со всех сторон. Уильям видел, как Джон Фо, выйдя на середину, остановился, не доходя до самого сердца, выложенного камнями. Он обратился к цыганам с речью, затем кивком подозвал жениха и невесту. Те, выйдя вперед, встали в центре каменного сердца. Фо обвязал их руки вместе красной тканью.

Уильям вопросительно взглянул на Тамсину.

– Мой дедушка – вожак табора, – принялась объяснять она. – Он говорит, чтобы молодые произнесли слова клятвы. Запястья он связал, чтобы скрепить их союз…

Девушка запнулась.

Уильям заметил, как сверкнуло обнаженное лезвие.

– Что это?

Он услышал, как тяжело дышит девушка.

– Он… делает небольшие надрезы на их запястьях. Их кровь должна смешаться, пока они произносят слова клятвы в верности. Этой церемонией у ромалов скрепляется брак.

В его мозгу молнией промелькнула мысль, настолько быстрая, что он не совсем ее осознал. Он наблюдал за женихом и невестой. Приземленная серьезность этого ритуала глубоко его тронула. Джон Фо развязал руки жениха и невесты. Они что-то принялись говорить друг другу… Цыгане потянулись обратно к табору. Все разом запели какую-то песню.

– Вот и все, – молвила Тамсина.

– Счастья им, – произнес Уильям скорее себе, чем ей.

Тамсина приоткрыла рот, по-видимому, хотела что-то сказать, но потом отвернулась. Губы ее и подбородок задрожали.

– Я должна вам кое-что сказать, – наконец решилась девушка.

Мужчина нахмурился. Его глаза сузились. Он понял, что сейчас ее что-то очень сильно гнетет. Он ждал.

– Прежде чем мы покинули табор, я разговаривала с дедушкой и бабушкой, – начала Тамсина. – Возможно, вы что-то слышали, когда мы повышали голос.

– Я понял, что вы о чем-то горячо спорите, только не понял, о чем именно. Я же не знаю языка.

– Дедушка хотел, чтобы я вышла замуж за мужчину, которого он мне выбрал в мужья, – сказала девушка. – Он хотел, чтобы я встала в круг сердца с ромом, который предложил деду взять меня в жены. Я отказалась. Дедушка очень расстроился.

– Когда мы уезжали из лагеря, он выглядел вполне довольным жизнью, – произнес Уильям, чувствуя странный порыв ревности, зародившийся у него в сердце.

Ему не понравилась мысль, что Тамсина может выйти замуж. Эта мысль его встревожила, хотя у самого Уильяма не было явных намерений относительно девушки.

– Кажется, ваша ссора не зашла слишком далеко? – добавил он.

Девушка склонила голову. Темные волосы скользнули вниз.

– Об этом я и должна вам рассказать, – молвила она. – Дедушка хотел выдать меня замуж. Если я не найду себе мужа, любого мужа, он угрожал изгнать меня из табора.

– Изгнать? – переспросил Скотт.

Девушка кивнула.

– Рома, которую изгнали, не может вернуться, если ее не простят. Не думаю, что дед зашел бы так далеко, но одно то, что он стал угрожать мне изгнанием, свидетельствовало, насколько он рассержен, – принялась быстро объяснять Тамсина. – Он очень сильно хотел выдать меня замуж, а я не… не вынесла бы изгнания… Я очень испугалась, когда услышала это от деда. Это правда, что многие ромалы относятся ко мне с неприязнью, но кибитка дедушки и бабушки – мой дом не в меньшей мере, чем Мертон-Ригг. Мне важно, чтобы я всегда могла приехать в табор и меня с радостью встретили бы у костра, который развела моя бабушка…

Девушка замолкла, переводя дух.

– Понимаю, – сочувственно произнес Уильям. – Я знаю, как себя чувствуешь, когда тебя лишают дома и семьи. Поверьте, такого никому не пожелаешь.

В тринадцать лет его силой увезли из Рукхоупа и сделали заложником короны, чтобы гарантировать «хорошее» поведение мужчин клана Скоттов. Только став совершеннолетним, он смог снова увидеться с матерью и другими ближайшими родственниками.

Уильям вглядывался вдаль, в поднимающееся над вересковой пустошью одеяло тумана. Он вспоминал, как везли его по долине тем холодным днем, когда повесили его отца. Острая боль этой утраты, до сих пор сидевшая глубоко в сердце, напомнила о себе с новой силой. С тех пор одиночество всегда было его спутником жизни.

А потом он вспомнил, как Арчи Армстронг и Тамсина, верхом на конях, смотрели на него с вершины холма, как две капли воды похожего на тот, где они сейчас были. Он вспомнил их молчаливый салют и то, с каким уважением они глядели. Уильям испытал сильнейшую благодарность за такое проявление дружбы и… любви. Тогда ему очень этого не хватало.

У мужчины перехватило дыхание.

– Вы решили выйти замуж за предложенного им мужчиной и не ссориться с табором деда? Вы это хотели мне сказать? – спросил он.

Девушка яростно замотала головой. На глазах у нее выступили слезы.

– Нет, – надтреснутым голосом произнесла Тамсина. – Я не согласилась идти за него замуж. Я никогда бы так не поступила… Я согласилась…

Девушка запнулась, прикрывая рот рукой. Ей с трудом удалось подавить рыдания.

Ему очень захотелось потянуться к ней рукой и прикоснуться. И дело было не в желании, которое Уильям постоянно испытывал, когда Тамсина оказывалась рядом, он просто хотел ее утешить. Вот только рука на ее плече и пара добрых слов, пока она плачет, не смогут унять ее боль и смущение. Скотт прекрасно это понимал.

Он понимал, что гордость и независимость Тамсины не позволят ему ее утешить. Уильям подъехал ближе и наблюдал за тем, как слезинка скатывается по смуглой щеке девушки. Пальцы его руки сжались в кулак. Сердце сильно стучало в груди. Что-то сжалось в животе. Как же ему хотелось сейчас схватить ее в свои объятия!

Смахнув слезинку тыльной стороной ладони, она гордо приподняла свою голову. Затем девушка дернула за поводья и пустила коня вдоль склона холма. Уильям последовал за ней. Девушка остановила гнедого на перепутье. Здесь уже никого не было. Уильям стал рядом. Девушка спешилась и подошла к кругу сердца. Мужчина последовал ее примеру и встал невдалеке. Он заметил, что из глаз молодой цыганки опять потекли слезы. Девушка, по-видимому, отчаянно боролась, чтобы не разрыдаться.

– Тамсина…

Он подошел к ней совсем близко. Не удержавшись, Уильям протянул руку и приобнял ее за плечо.

– Что такое? Что произошло между тобой и твоими стариками?

Девушка отвернулась, но не сбросила его руку со своего плеча. Мужчина ощутил жар от прикосновения к ней. Ее волосы щекотали ему кожу. Было видно, что девушку терзает сейчас глубочайшее сожаление, быть может, даже чувство вины.

Уильяму хотелось немного подбодрить Тамсину в память о том давнем случае, когда она, будучи еще ребенком, со всей своей детской непосредственностью совершила то маленькое чудо и навсегда осталась в его сердце, свив в нем гнездышко, подобно нежной голубке. Теперь он стоял подле нее, слегка касаясь рукой плеча девушки. Ему хотелось дать ей нечто большее, отплатить за тот нежный дар, который он получил от Тамсины много лет назад. Ему хотелось отблагодарить ее и ее отца, вот только он не знал как.