Сьюзен Кинг - Любовь цыганки

– Нет, – отрезала Тамсина, – понятия не имею.

– Ну, вскоре вы узнаете. Вскоре Джаспер Масгрейв потребует вашего ареста, обвинив в колдовстве.

– Не потребует, – возразила Тамсина. – Любой поймет, что Артур – просто дурак.

– Согласен, дурак, но Джаспер такой же дурень. Он поверит сыну, если тот ему все расскажет. Даю слово.

Мужчина уставился в землю, кажется, о чем-то задумался, затем сокрушенно покачал головой. Пальцы по-прежнему крепко сжимали ее уродливую руку. Девушка попыталась ослабить его хватку, однако Уильям и бровью не повел. Ослаблять хватку он точно не собирался.

Девушка заподозрила, что мужчина сильно осерчал и даже не осознает, что держит ее за левую руку.

– Ладно, – наконец произнес он и снова быстро зашагал по цыганскому лагерю. – Нам будет лучше сейчас поскакать в Рукхоуп. Чем скорей мы отправимся в путь, тем лучше. Чтобы распутать этот клубок, понадобится, как мне кажется, не две недели, а дольше. Мне надо будет сообщить вашему отцу, что Масгрейв, возможно, намеревается выдвинуть против вас еще одно обвинение.

Девушка, спотыкаясь, спешила за ним.

– Но… но…

Уильям оглянулся.

– Что? – нетерпеливо спросил он.

– Я… я не хочу ехать в Рукхоуп, – сказала Тамсина.

От прежней ее горячности не осталось и следа. Девушка была в сильном изумлении. Уильям не смотрел с отвращением на ее руку. Он держался за нее, держался за «обрубки» ее пальцев. Его рукопожатие было крепким и грело ее.

Ни один мужчина, помимо Арчи и Кутберта, не держался за ее левую руку вот так непринужденно, слово это была рука здорового человека, а не калеки. Девушка не сводила с него взгляда, пока они шли вперед.

– Что такое? – снова спросил он, останавливаясь и глядя ей в глаза.

– Вы… – ей трудно было подобрать подходящие слова, – вас это, кажется, не тревожит…

Она запнулась.

– Что меня не тревожит? Ваша рука?

Он приподнял ее руку, затем опустил, но отпускать не стал.

– Я не суеверный болван, как те двое придурков, которые только что отсюда ускакали.

– Вы не считаете, что это «дурной знак»? – с трудом произнесла Тамсина.

– «Дурной знак»? Нет, – нетерпеливо сказал Уильям Скотт, увлекая девушку дальше. – Не думаю, что вы вообще что-либо знаете о наложении проклятий, но у Джаспера Масгрейва – своя голова на плечах, и он с удовольствием снова прикажет накинуть петлю на вашу красивую шею, если мы ему не помешаем.

– И что нам делать? – спросила Тамсина.

Девушку так удивило то, насколько легко Уильям воспринимает ее уродство, что ничего больше ее уже по-настоящему не волновало.

– Мне надо все хорошенько обдумать, прежде чем я вам скажу. А теперь вперед.

– Куда мы поедем? – запыхавшись, спросила она.

– В Рукхоуп, – сказал он, подойдя к кибитке. – Переодевайтесь в свою одежду для верховой езды.

Отпустив руку девушки, Уильям подтолкнул ее к подножке, ведущей в кибитку. Ткань, завешивавшая вход, раздвинулась, и из фургона выглянула Нона. Ее лицо осветила беззубая улыбка.

– Пока я буду думать, что делать дальше, – изрек шотландец, – не хочу получить проклятие, насланное талантами вашей бабушки.

– Передай этому красавчику, – глядя на внучку, сказала Нона, – что ему не следует столь вольно вести себя с тобой, если, конечно, он не собирается взять тебя в жены. Твой дед передал мне, что обсуждали гаджо. Все мы здесь видели, как он к тебе прикасается, и решили, что вы собираетесь пожениться.

– Кек, нет, бабушка! Это не то, что ты подумала…

Нона ткнула пальцем в сторону Уильяма.

– Мне нравится этот красавчик. А еще я вижу похоть в его глазах цвета летнего неба, когда он на тебя смотрит… Признаюсь, твой дедушка очень осерчал. Сначала он находит тебе жениха-цыгана, а ты сбегаешь и предлагаешь себя симпатичному рею.

– Пожалуйста, выслушай меня. Все не так, как тебе кажется.

Нона была слишком погружена в собственные мысли, чтобы внимательно слушать внучку.

– Но лично я считаю, что это даже к лучшему. То, что красивый гаджо хочет тебя, – бабушка улыбнулась. – Я скажу твоему дедушке, что из него выйдет хороший муж. Он сильный и богатый. У него отменный кожаный дублет, а стальные доспехи стоят много золота. Сердце у этого гаджо – доброе, хоть и не на месте. Я прочла это у него на ладони…

Старуха покачала своим вытянутым, длинным пальцем.

– Но скажи своему пригожему шотландцу, чтобы до свадьбы не касался тебя.

– Что она говорит? – спросил Уильям.

Тамсина с опаской взглянула на него. Она сгорала от смущения и стыда, вызванных собственным уродством и самоуверенностью бабушки.

– Она говорит, чтобы больше ко мне не прикасались вот так, – перевела девушка.

Да только смущение никуда не исчезло… А потом на нее накатило раздражение.

– А еще она говорит, – поднимаясь на подножку, произнесла Тамсина, – что, если вы еще хоть раз меня коснетесь, вас будут преследовать сплошные несчастья.

Девушка и сама поразилась нелепости своих слов. Злость и благодарность боролись в ее сердце. Он без страха прикоснулся к ее руке. Теплота этого прикосновения потрясла ее. Хотя это чувство неприятным назвать никак нельзя было, девушка смутилась. Его пальцы на ее ладони были теплые, подобно солнечному свету, падающему на землю, до этого томившуюся в тени. То, что он ни секунды не сомневался, было исполнено настолько глубоким чувством доброты, что Тамсине хотелось расплакаться.

А вместо благодарности она сказала вот это… Споткнувшись, девушка нырнула мимо Ноны в темноту кибитки. Не сдержавшись, Тамсина оглянулась. Нона улыбалась Уильяму, а вот Скотт выглядел весьма удивленным после услышанного.

– Красивый рей, – сказала Нона, хотя шотландец и не мог ничего понять. – Она станет тебе хорошей женой.

Уильям, улыбнувшись в ответ, смотрел мимо Ноны вглубь кибитки.

– Тамсина! – позвал он. – Выходите. Вынесите мои доспехи и одежду. Будьте добры. Мы должны ехать в Рукхоуп. – Выйдя немного вперед, он продолжил на этот раз настойчивее. – Тамсина Армстронг!

Нона издала радостный возглас.

– Авали, да, – сказала она Уильяму. – Так и надо! Кричи на нее! Говори ей, чего хочешь! Прояви свою страстность! Наконец, сильный мужчина для сильной девушки! Ты не испугался ее странной маленькой ручки!

Бабушка кричала это так, чтобы все ее могли услышать. Некоторые из ромалов останавливались и смотрели в сторону кибитки.

– Бабушка, – зашипела Тамсина. – Перестань! Я все объясню, если ты меня выслушаешь!

Нона ткнула пальцем в сторону Уильяма, окончательно сбитого с толку происходящим, ибо он не понимал ни единого слова.

– Ты остаешься с нами, рей, и мы отпразднуем две свадьбы! Я скажу мужу, чтобы не тревожился! Мы нашли хорошего мужа нашей Чалай!

Повернув голову, она улыбнулась внучке.

– Этот мужчина меня не хочет! – сказала Тамсина.

– Только взгляни на него, – многозначительно приподнимая брови, молвила Нона. – Он тебя хочет.

– Тамсина! – встретившись с девушкой взглядом, позвал ее Уильям.

Теперь в его голосе, звучащем сквозь стиснутые зубы, явственно слышалось раздражение.

– Выходите! Какого дьявола вы там мешкаете?

Тамсина отступила вглубь и спряталась в тени кибитки. Ее щеки пылали от стыда.

– Моей бабушке вы нравитесь, но уезжайте, – бросила Тамсина в ответ. – Я не поеду с вами в Рукхоуп.

Девушка расслышала, как мужчина тихо ругается себе под нос. Сняв шляпу, Уильям взъерошил себе волосы, потом снова выругался и скривился. Видно было, что он совсем позабыл о ране в руке, и теперь она давала о себе знать. Нона, сложив руки на животе, улыбалась.

– Тогда передайте мне мою одежду, – сказал мужчина. – Я переночую где-нибудь в таборе. Поговорим утром… только мы вдвоем. Я никуда не уеду без вас.

Ее горячий темперамент взял свое. Тамсина уже не могла сдерживаться. По правде говоря, девушка даже не понимала, что ее так сильно злит, однако всецело сдалась этому чувству. Схватив шлем, она запустила им поверх плеча бабушки в Уильяма. Мужчина увернулся, но все же сумел поймать шлем налету. Оставшаяся одежда последовала за шлемом – сверток, брошенный Тамсиной, грохнулся на подножку, а затем скатился вниз.

Нона радостно потирала руки.

– Да… да… – крякнула она. – Хороший выбор, что ни говори!

Уильям слабо улыбнулся Ноне, ничего не понимая, потом кинул сердитый взгляд на Тамсину, прятавшуюся в тенях за занавесом на входе, и наконец ушел по направлению к росшим невдалеке деревьям.

Нона обратила в сторону внучки довольное лицо, в выражении которого читалась проказливость. Спустя секунду она уже спрыгнула с подножки кибитки на землю. Монисто на ее шее зазвенело. Выкрикнув имя своего мужа, она устремилась на его поиски.

Тамсина опустилась на пол кибитки, прикрыв лицо обеими руками. А потом горячие слезы раздражения и стыда залили ее ладони.

Утро выдалось прохладным и пасмурным. Когда Тамсина проснулась и выбралась из-под кибитки, кутая плечи в одеяло, небо едва прояснилось. В воздухе веяло прохладой. Повсюду еще царил сумрак, однако девушка расслышала приглушенные голоса. Где-то залаяла собака. Пахло беконом, который жарили в лесочке.

Костры горели, словно золотистые звезды в утренней дымке тумана. Ромалы начали просыпаться после непродолжительного отдыха. Они тихо передвигались, словно тени, переговаривались шепотом с членами своих семей и так же, приглушенно, разговаривали с лошадьми, ухаживая за ними.

Когда дедушка и бабушка вернулись ночью в кибитку, Тамсина притворилась, будто крепко спит. Тревожить внучку они не стали. Уильям Скотт прилег спать под деревом с противоположного края поляны. Тамсина часто поглядывала в его сторону, но шотландец, судя по всему, крепко спал, а вот она полночи ворочалась с боку на бок.