Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь

– Ко мне! Ландри!

Но крик замер в ее странно слабом горле. Ее похитители, должно быть, заметили, что она распутала веревки. Получив жестокий удар по голове, Катрин упала без сознания на дно повозки.

Она так и не узнала, что повозка поехала по дороге на запад.

Ощущение холода и страшная боль в голове привели в чувство Катрин. Крепко связанная, она не могла двигаться, но, слава богу, лицо ее было открыто. Это мало что давало, потому что во рту у нее был кляп, и, лежа на соломе на дне тележки, она видела только небо и двух сидящих рядом мужчин. Однако ее голова находилась на уровне их ног.

Никогда прежде она их не видела. В куртках из овечьей шкуры, фетровых шляпах, натянутых глубоко на глаза, с квадратными пальцами красных рук, лежащих на тяжелых коленях, они были похожи на крестьян… и казались абсолютно безразличными. Они раскачивались в такт ходу тележки, и, когда Катрин застонала, чтобы привлечь их внимание, они даже не повернули головы. Если бы при дыхании от их ртов не летел пар, их можно было бы принять за деревянные статуи. Скоро Катрин перестала ими интересоваться, потому что чувствовала себя все хуже. Каждый толчок тележки болезненно отдавался в ее теле. Руки и ноги у нее замерзли, пустой желудок выворачивало в ужасных позывах тошноты. Кляп душил ее. Веревки, которыми она была связана, давили так сильно, что ранили тело, несмотря на толстое одеяло.

Чей-то голос закричал совсем близко:

– Ну же, галопом!.. Быстрее, Рюсто! Стегай лошадей!

Катрин не знала, чей это голос, да и не пыталась узнать. Она внезапно погрузилась в мир страданий, оставивший позади все прежние неудобства. Скверная тележка начала подпрыгивать на рытвинах дороги, беспощадно тряся тело несчастной Катрин, которую едва защищала от досок куча соломы. Живот ее горел, ей жгло спину и поясницу. На каждом ухабе она подпрыгивала, как мешок с песком. Крупные слезы, которые она не могла больше сдерживать, катились по ее щекам. Два стражника смотрели теперь на ее муки со звериной радостью и громко смеялись в ответ на каждый ее стон. Измученная, истерзанная болью, она хотела умереть… Что означало это ужасное происшествие? Кому она обязана этим варварским обращением?

Ее спас избыток страдания. В тот момент, когда тележка на полной скорости переехала через камень, голова Катрин стукнулась о деревянную стойку, несчастная женщина испустила крик и вновь потеряла сознание.

Когда Катрин пришла в себя, ей показалось, что она в погребе. Она опять лежала на соломе в каком-то темном месте, которое даже не могла рассмотреть. Каменный свод уходил высоко вверх над головой Катрин. Она повернулась, чтобы понять, что ее окружает, но что-то холодное и твердое помешало ей, издав металлический звук. Поднеся руки к шее, она поняла, что это металлический ошейник с металлической же цепочкой, достаточно длинной и оставляющей ей небольшую свободу движения, но впаянной в стену. С криком ужаса Катрин выпрямилась, села на соломе и принялась инстинктивно тянуть двумя руками за цепь, пытаясь в бесполезном усилии вырвать цепь из стены.

– Она прочная и хорошо закреплена. Вам не удастся ни снять ее, ни вытащить голову, – сказал чей-то холодный голос. – Как вам нравится ваш новый замок?

Катрин вскочила, несмотря на боль в измученном теле. Цепь упала к ее ногам. С изумлением она узнала в говорившем Гарена.

– Вы? Это вы похитили меня и доставили сюда? Но где мы?

– Вам совершенно ни к чему знать это. Достаточно того, что никто не придет освободить вас и не услышит ваших криков, если вдруг вам придет фантазия кричать. Эта башня высока, надежна и стоит на отшибе…

Пока он говорил, Катрин обвела взглядом большую круглую комнату, занимавшую все пространство внутри. Узкое стрельчатое окно, забитое крест-накрест двумя балками, пропускало мало света в комнату. Вся обстановка состояла из табуретки, стоявшей возле камина, в котором один из мужчин в овечьей куртке разводил огонь. На полу подстилка из соломы, на которой и лежала Катрин. От изучения тюрьмы (потому что это была именно тюрьма!) Катрин перешла к обследованию себя самой. На ней была полотняная рубашка, платье из коричневой грубой шерсти, пара шерстяных чулок и деревянные сабо!

– Что все это значит? – с крайним удивлением спросила она. – Зачем вы меня сюда привезли?

– Чтобы наказать вас!

Гарен начал говорить, и по мере того как слова все быстрее вылетали из его рта, лицо искажалось, кривясь от безумной ненависти.

– Вы сделали из меня посмешище, покрыли меня позором… Вы и ваш любовник! Я еще не был до конца уверен, видя ваше лицо и круги под глазами, что вы брюхаты, как сука, но ваше вчерашнее нездоровье меня наконец убедило в этом. Вы беременны от вашего любовника, не правда ли?

– А от кого еще я могла бы забеременеть? – удивилась Катрин. – Уж не от вас, во всяком случае! И я нахожу странным, что вы чем-то недовольны. Ведь это именно то, чего вы хотели: бросить меня в объятия герцога? Вы добились своего. Я ношу его ребенка…

В ее ледяном тоне звучал вызов. Катрин дрожала в своем грубошерстном платье. Она встала и подошла к камину. Цепь потянулась за ней со зловещим грохотом. Человек, раздувавший огонь, отстранился, глядя на нее с мерзкой ухмылкой.

– Кто он такой? – спросила она.

Ей ответил Гарен:

– Его зовут Фаго, и он предан мне как собака. Он будет заниматься вами. Он, конечно, не дворянин. На ваш утонченный вкус от него, конечно, пахнет не так хорошо, как от герцога, но он точно выполнит то, что мне нужно…

Катрин не узнавала Гарена. Его единственный глаз застыл, руки дрожали. Он запинался, иногда срываясь на фальцет. Страх проник в сердце молодой женщины, прогнав гнев. Но она все-таки сделала еще одну попытку выяснить намерения мужа.

– Чего же вы хотите? – спросила она, повернувшись спиной к Фаго.

Гарен наклонился к ней, скрипя зубами:

– Чтобы вы выкинули того ребенка, которого носите, потому что я не хочу давать свое имя бастарду. Я надеялся, что маленькая прогулка сюда поможет мне в этом. Но я забыл, что вы крепки, как торговка. Может быть, нам и не удастся вызвать у вас выкидыш. Тогда мне придется дождаться родов… и ликвидировать этого непрошеного гостя. Таким образом, вы останетесь здесь с Фаго. И, поверьте мне, он сумеет сбить с вас спесь. По правде говоря, я предоставил ему полную власть над вами…

Нервный тик искажал лицо казначея, придавая ему сатанинские черты. Его тонкие губы ухмылялись, ноздри трепетали, голос дрожал, и молодая женщина поняла, что перед ней совершенно другой человек. Гарен был безумен, или ему остался один шаг до этого. Только сумасшедший мог придумать этот дьявольский план: отдать ее в руки животному, чтобы заставить ее выкинуть плод. Или даже убить ребенка, если понадобится… Она попыталась образумить его:

– Придите в себя, Гарен! Вы бредите! Вы подумали о последствиях того, что вы делаете? Неужели вы думаете, что никто не забеспокоится, не будет меня искать? Герцог…

– Герцог завтра уезжает в Париж, и вы это знаете не хуже меня. Я сумею всем рассказать о вашем хрупком здоровье, а потом и о несчастном случае…

– Неужели вы думаете, что я буду молчать, когда выйду отсюда?

– Я думаю, что, когда вы выйдете отсюда, пробыв несколько месяцев в руках моего доброго Фаго, вы перестанете чрезмерно интересовать герцога… потому что перестанете быть похожей на себя прежнюю. А он любит только красоту. Он быстро забудет вас, поверьте мне…

Отчаяние овладевало Катрин. Если он и был сумасшедшим, то предусмотрел все. Она попыталась в последний раз образумить его:

– А те, кто живет вокруг меня?.. Мои родные, мои друзья?.. Они будут искать меня…

– Не будут, потому что я распущу слух, что Филипп Бургундский тайно взял вас с собой. Разве кто-нибудь удивится этому после тех знаков внимания, которые он вам оказывал?..

Земля ушла из-под ног Катрин. Ей показалось, что весь мир кружится и пропасть разверзлась у нее под ногами. На глаза навернулись слезы бессильного гнева. Но она все еще отказывалась верить в полное бессердечие Гарена. Инстинктивно она соединила руки в мольбе.

– Почему вы так со мной обращаетесь? Что я вам сделала? Вспомните: это вы… вы один пренебрегли мной. Мы могли бы быть счастливы, но вы не захотели. Вам необходимо было толкнуть меня в объятия Филиппа… а теперь вы меня за это наказываете? Почему… почему же? Неужели вы меня ненавидите?

Двумя руками Гарен схватил молодую женщину за тонкие запястья и яростно начал трясти ее.

– Я вас ненавижу… о да… я вас ненавижу! С тех пор как меня заставили жениться на вас, я испытал тысячи мук… А теперь я еще должен стерпеть под своей крышей ваше бесстыжее брюхо? Стать отцом ублюдка? Нет… сто, тысячу раз нет! Я должен был подчиниться, я должен был жениться на вас! Но я переоценил свои силы. Больше я не могу вынести…

– Так отпустите же меня в Марсане, к моей матери…

Грубым рывком он бросил ее на землю. Она упала прямо на колени, цепь на шее натянулась, причиняя ей страшную боль. Она простонала:

– Пощадите…

– Нет. Никто не пощадил меня. Вы искупите здесь свое преступление… здесь… Потом вы сможете спрятаться в монастыре… когда станете уродиной. Тогда наступит мой черед смеяться… Я не буду больше видеть вашу дерзкую красоту, ваше тело, которое вы не постыдились выставить напоказ даже в моей постели… Уродливая! Отвратительная!.. Вот какой вы станете, когда Фаго покончит с вами…

Лежа на полу и инстинктивно защищая руками голову, Катрин рыдала без остановки, на грани отчаяния. У нее болело все тело, и отчаяние овладевало всем ее существом.

– Вы не человек… вы больны… вы безумны, – всхлипывала она. – Кто, достойный называться человеком, поступил бы подобным образом?

Ответом ей было лишь чье-то бормотание. Живо подняв голову, она увидела, что Гарен ушел. Она была одна с Фаго. Это он ворчал ей в ответ. Он стоял перед огнем, который ему удалось разжечь, и смотрел на нее своими маленькими черными глазками, похожими на два гвоздя на обрюзгшем, в красных прожилках лице. Он смеялся смехом идиота, переступая с одной ноги на другую, как медведь; руки как плети свисали по обе стороны его тела. Волна тошнотворного страха сжала внутренности Катрин. Она поднялась и отступила назад, не спуская глаз с приближавшегося к ней мужчины. Никогда прежде она не испытывала подобного ужаса, подобного отвращения. Она осознавала свою слабость, свою беспомощность перед этим человеком, который был человеком только с виду… Да еще эта цепь, которая приковывала ее к стене, не давая подойти к окну. В детской попытке защитить себя она вжалась в стену, защищая себя руками. Фаго надвигался на нее, наклонившись вперед и растопырив руки, как будто собирался задушить. Катрин показалось, что настал ее последний час. Этот человек был убийцей, а все разговоры Гарена должны были просто продлить ее отчаяние. Но когда лапищи Фаго обрушились на нее, она поняла, что ее жизнь ему не нужна. Он опрокинул ее на солому и, придерживая одной рукой, другой постарался задрать юбку… Отвратительный запах пота, прогорклого жира и кислого вина ударил в ноздри молодой женщины, тошнота подкатила к горлу, она была близка к обмороку. Но ощущение опасности вернуло ей силы. Из ее груди вырвалось рычание: