В то мгновение, когда Катрин перешагнула порог телесной любви, ее глаза распахнулись навстречу своду, который образовали над любовниками сплетенные ветви деревьев. Серебряный свет взошедшей луны показал Катрин торжественное и напряженное лицо ее возлюбленного. Оно показалось ей нечеловечески прекрасным, ее же лицо освещала в это мгновение страсть. Филипп заглушил поцелуем легкий вскрик боли молодой женщины, и его тут же сменил протяжный стон наслаждения.

Когда они наконец разомкнули объятия, Филипп зарылся лицом в копну ее шелковистых волос и покрыл их жгучими поцелуями. Катрин провела ладонями по его лицу и поняла, что оно залито слезами.

– Ты плачешь?

– От счастья, любовь моя… и от благодарности. Я не думал, что все будет так великолепно, что счастье будет таким полным… и что я буду… первым…

Она прикрыла ему рот рукой, чтобы он замолчал.

– Я ведь говорила тебе, что мой муж и пальцем до меня не дотронулся. Почему же ты?..

– Ты так красива… И искушений было, наверное, так много… Тебя столько раз домогались…

– Я умею защитить себя, – сказала Катрин с такой очаровательной гримаской, что он тут же поцеловал ее. Лунный свет освещал ее обнаженное тело. Филипп сходил за одеялом, притороченным к задней луке седла, бережно завернул в него Катрин и обнял ее. Вдруг он засмеялся:

– Подумать только, а я-то хотел, чтобы наша первая ночь прошла в моем дворце – в роскоши, с редкими цветами, в моих пышных покоях, – но не нашел ничего, кроме мокрой травы и ночного ветра. Не дай бог, ты еще и простудишься, бедняжка моя, хороший же я любовник!

– Ты сам не знаешь, что говоришь! – ответила Катрин, еще теснее прижимаясь к нему. – Во-первых, мне не холодно, а во-вторых, разве может что-нибудь быть лучше природы? А потом, ты ведь не мог знать, когда приехал сюда, что я ударю тебя по голове?

Они засмеялись как дети, и лошадь, стоявшая рядом, заржала с ними в унисон. И тишина вновь опустилась под купами деревьев на краю дороги, ведущей к дому Матье Готерена.

Хотя Филипп просил Катрин как можно скорее вернуться в Дижон, ей пришлось задержаться на несколько дней в Марсане из-за простуды.

– И как только тебе пришло в голову так поздно гулять по саду, да еще и заснуть там! – ворчал дядюшка Матье, глядя, как она глотает горячую настойку из трав. – Я даже не слышал, как ты вернулась, так было поздно!

А Абу-аль-Хаир склонил голову, чтобы Катрин не заметила улыбку в его живых глазах. Маленький врач видел, как поздно ночью всадник скакал по дороге, ведущей из Дижона в Бонн, а маленькая белая фигурка стояла на тропинке и вернулась в дом только после того, как он скрылся из виду.


Несколько дней спустя ослепительно красивая Катрин де Бразен присутствовала в часовне герцогского дворца на венчании Маргариты де Гюйенн и Артура де Ришмон. В зеленом бархатном платье, расшитом золотом и украшенном белым горностаем, она была олицетворением сверкающей молодости и изящества. Ее кожа словно бы светилась, глаза с длинными изогнутыми ресницами сверкали, затмевая блеск изумрудов невероятной чистоты на шее и в ушах. Эти драгоценности были подарком Филиппа, который не скрывал больше своей любви.

Госпожа де Пресль, любовница Филиппа, уехала в ярости во Фландрию, а Мари де Вогринез попросили на некоторое время вернуться в свои владения.

Причиной стала ее недоброжелательная фраза по отношению к Катрин, и даже ее положение крестницы вдовствующей герцогини не спасло неосторожную девушку от опалы. Все также заметили, какое почетное место было отведено Катрин в часовне. Оно явно не соответствовало ее положению. И разве можно было не заметить, что Филипп все время ловит ее взгляд и в его глазах горит огонь любви.

Гарен стоял, скрестив руки, среди мужчин по другую сторону от центрального прохода к нефу. Он ни разу не посмотрел на свою жену. С тех пор как она вернулась из Марсане, он был с ней безупречно вежлив, но холоден. Они встречались только за столом и вели ничего не значащие разговоры, пока к ним не присоединялся смуглолицый врач. Гарен беседовал с Абу-аль-Хаиром о науке, в которой Катрин ничего не понимала, и, казалось, оживлялся только в эти мгновения. Иногда Катрин встречалась с ним взглядом. Он быстро отворачивался, и молодой женщине не удавалось ничего прочесть в его глазах.

Накануне свадьбы, когда паж Филиппа, молодой Ланнуа, приехал в дом де Бразена, чтобы передать Катрин изумрудный убор, Гарен был внизу в тот момент, когда его жена спускалась по лестнице. Так что он прекрасно видел, как ей передали подарок, но не выразил ни малейшего удивления. Он ответил на почтительное приветствие юноши и прошел мимо, ничего не сказав.

Но когда брачная церемония наконец закончилась и гости встали друг против друга по обеим сторонам от нефа, выстроившись в шеренгу для прохода новобрачных, Катрин вдруг встретилась глазами с Гареном и вздрогнула от неожиданности. Даже в тот день, когда он ее так жестоко избил, она не видела у него на лице подобной ярости. Он был смертельно бледен, и нервный тик искажал изуродованную раной сторону его лица. Его лицо было так ужасно, что смущенная Катрин отчетливо поняла, что Гарен ее ненавидит. Потому что именно ненависть сверкала в его единственном глазу. В этот момент к Катрин приблизилась новая графиня де Ришмон, розовая от волнения под своей вуалью, рука об руку с мужем, и молодая женщина присела перед ней в глубоком реверансе, избавившем ее от кошмара. Когда она поднялась, Гарен уже исчез в толпе, и гости двинулись за кортежем к выходу под торжественные звуки органа. Церемония была долгой, и все, проголодавшись, торопились на праздничный пир.

Катрин не была голодна. Она направилась к большому залу, медленно проходя по галерее, чтобы полюбоваться в окно последними розами в саду и посмотреть, как играет морская свинка герцогини Маргариты. У нее не было ни малейшего желания садиться за стол, ведь ее положение отдаляло ее от Филиппа. Эрменгарда находилась рядом с Маргаритой, которая чувствовала себя все хуже и не собиралась присутствовать на пиру, к тому же последний взгляд мужа лишил Катрин всякого желания встречаться с ним.

Большая галерея быстро пустела. Проходя мимо Катрин, придворные кланялись ей, но не замедляли шага. В тот момент, когда молодая женщина миновала одну из дверей, ведущих в личные покои семьи герцога, возле каждой из которых стояло по два лучника, она распахнулась, и из нее вышел крепкий молодой мужчина, одетый во все зеленое. Это был один из верховых главной конюшни, который только что получил, видимо, приказ герцогини: он прятал под свой рыцарский плащ с гербом какой-то пергаментный свиток. Он не смотрел ни на кого из тех, кто находился на галерее. Он просто шел через нее к большой лестнице Новой башни, а может быть, к той, что выходила к сушильням и конюшням. Лицо Катрин просветлело, она поспешила прочь из пиршественного зала и бросилась вслед за молодым человеком, потому что узнала его: это был Ландри, ее друг детства. С того самого момента, как она увидела его у герцогини в день своего представления ко двору, она не смогла, несмотря на свое безумное желание, поговорить с конюшим герцога. Но на этот раз она его догонит!

Она догнала его как раз в тот момент, когда он был внизу большой каменной лестницы. Она была пуста. Катрин позвала:

– Ландри… Подожди!

Он тут же остановился, но повернулся к ней очень медленно. Ни улыбки, ни какого-то другого признака, что он узнал ее, не отразилось на его лице.

– Что угодно, мадам?

С оживленным лицом и блестящими от радости глазами она подошла, встала между ним и лестницей так, чтобы свет падал прямо на нее, и засмеялась.

– Мадам? Ну же, Ландри, не хочешь же ты сказать, что не узнал меня? Неужели я так изменилась за десять лет? Или ты потерял память? А ты все такой же… только стал еще выше и крепче. Но, похоже, характер у тебя такой же плохой.

К ее величайшему удивлению, Ландри остался невозмутим. Он наклонил голову:

– Вы оказываете мне большую честь, благородная госпожа. У меня прекрасная память, но я не помню, чтобы мы когда-нибудь встречались…

– Ну, значит, я очень изменилась, – добродушно сказала Катрин. – Что ж, я сейчас освежу твою память. Неужели ты забыл мост Менял и Двор Чудес, мятеж в Сен-Поле? Ты забыл Катрин Легуа, свою маленькую подружку прошлых лет?

– Действительно, мадам, все это было. Я знал маленькую девочку с таким именем… но я не вижу никакой связи…

– Какой же ты упрямец! Да, ты не изменился… Ну же, дурачок, я действительно Катрин! Приди же в себя… Посмотри на меня повнимательнее!

Она ждала какого-нибудь восклицания, даже радостных криков. Тот, прежний Ландри заплясал бы от радости, наделал бы тысячу глупостей. Но конюший герцога сохранял ледяное спокойствие. Ничто не оживило его равнодушного взгляда.

– Не смейтесь надо мной, мадам. Я очень хорошо знаю, кто вы, – госпожа де Бразен, самая богатая женщина города… бесценная возлюбленная его светлости. Я очень прошу вас, сделайте милость, прекратите эту игру.

– Игру? О, Ландри! – воскликнула огорченная Катрин. – Почему ты не хочешь меня узнать? Если ты знаешь, кто я, знаешь мое имя, то должен помнить, что меня зовут Катрин, что, прежде чем я вышла замуж за Гарена де Бразена по приказу его светлости, я была всего лишь племянницей Матье Готерена, суконщика с улицы Грифонов. Племянницей, которую звали Катрин Легуа.

– Нет, мадам, я не знаю.

– Тогда пойди к моему дяде. Ты найдешь там мою мать. Ее-то ты узнаешь, я надеюсь.

Молодой человек отстранился, спустившись на две ступеньки, в то время как Катрин, стараясь убедить его, подходила к нему все ближе. Он коротко поклонился:

– Это бесполезно, мадам. Я не узнаю ничего нового. Я знал когда-то Катрин Легуа, но вы не можете быть той Катрин… А теперь очень прошу вас простить меня. У меня есть поручение, которое я должен выполнить, и я не могу прохлаждаться. Извините…

Он начал спускаться по лестнице, но Катрин остановила его: