Однажды пойдя на поправку, Арно стал выздоравливать со сказочной быстротой. Могучий организм капитана не подвел его, и к лету он уже встал с постели, а в августе занял свое место в рядах защитников города. К тому времени Компьень еще не пал, он упорно оборонялся. Упорство его защитников обескуражило Филиппа Бургундского, и, как только представился случай и срочные обстоятельства позвали его в Льеж, он уехал, оставив во главе армии Жана Люксембургского.

Вопреки опасениям Сентрайля, возникшим у него в связи со столь подозрительными обстоятельствами пленения Жанны, Гийом де Флави защищал город с исключительным мужеством и стойкостью. Среди капитанов ходили слухи, что, поспешив поднять мост, толстяк Флави тем самым удовлетворил ненависть, которую питал к Деве его кузен, архиепископ Реймский Реньо де Шартр. Таким образом, речь шла всего лишь об услуге между родственниками…

А положение города, к несчастью, становилось все хуже. Отныне он был полностью окружен. Продовольствия не хватало, так как обозы не могли пройти. Связь с внешним миром поддерживали редкие смельчаки, пробиравшиеся туда и обратно под покровом ночи.

Теперь Катрин проводила все дни у городских стен, где вместе с другими женщинами ухаживала за ранеными. Она и Сара отправлялись туда перед каждой атакой и трудились до изнеможения, а ночью, обессилевшие, валились на кровати и спали мертвым сном, несмотря на голод и зной.

Стояла страшная жара. Повсюду роем летали мухи, изводя и солдат, и раненых. Было отмечено несколько случаев чумы, и, опасаясь эпидемии, городские власти приказали замуровать зараженные дома и сжечь трупы. То, что еще оставалось из продуктов, портилось от жары. Одной лишь воды благодаря реке было вдоволь, но и ее надо было доставать ночью, чтобы не попасть под огонь противника. Все эти трудности Катрин переносила стойко. Каждое утро, переодевшись в мужское платье, в сопровождении Сентрайля отправлялась она в монастырь Сен-Корнейль и раз от разу возвращалась оттуда все печальнее и взволнованнее. Не то чтобы Арно был с нею нелюбезен, но в отношении его к ней сквозила холодность, слишком уж подчеркнутая вежливость, и вот это-то и сводило с ума молодую женщину. Она бы желала подольше оставаться рядом с ним, разговаривать не только об осаде и пленении Жанны, но… и о нем самом, о том, как он жил без нее все эти годы, о его детстве, наконец. Кое о чем ей в свое время поведал Мишель, но теперь она желала знать подробности от Арно. А тот, казалось, и не собирался уступать. Мыслями его владела лишь одна Освободительница, и он вовсе не замечал страданий женщины, которая находилась подле него. Возвращаясь домой, где ждала ее Сара, Катрин часто с грустью думала о том, что мертвый Мишель будет вечно стоять у них на пути. Чем могла она доказать, что невиновна в его смерти? Ничем, кроме слов, в которые он не поверит, как привык вообще не верить ей… И его теперешнее поведение могло означать лишь одно: не решаясь прямо прогнать прочь женщину, готовую отдать за него и жизнь, и состояние, он безжалостно старался от нее отделаться.

Тем временем от одного испанского шпиона удалось узнать, что Дева пыталась убежать из Болье, но неудачно и теперь находилась в замке Боревуар у Жана Люксембургского. Вторая попытка едва не стоила ей жизни: она сильно разбилась, спрыгнув с башни. Полумертвую, ее подобрали во рву.

К несчастью, осажденные ничем не могли ей помочь. Вражеское кольцо сжималось, выбираться из города становилось все труднее. И все-таки удалось отправить гонца в Нормандию, к маршалу де Буссаку. Компьень держался из последних сил, голод и болезни буквально косили его защитников, и, если бы не срочная помощь, ему пришлось бы сдаться.

– Сидим тут, запертые, как крысы в норе, и подыхаем с голоду, а бургундцы тем временем держат Жанну, и король палец о палец не ударит, чтобы ей помочь! – неистовствовал Арно.

– А ты думаешь, зря туда отправился Ла Тремуйль? – недобро усмехнулся Сентрайль. – Ведь он уже давно поклялся погубить Жанну.

Наконец в конце октября подошла подмога. Удалось пройти одному из продовольственных обозов, в то время как армия де Буссака атаковала противника с тыла. Боевой дух осажденных возрос. Несмотря на яростное сопротивление, вражеские бастилии падали одна за другой, и, усилив натиск, де Буссак вошел наконец в город. С его приходом стали готовиться к решающему сражению, но на следующий день выяснилось, что противник исчез: поднявшееся солнце озаряло лишь пустой лагерь. Итак, Компьень был спасен… и именно в этот день Арно окончательно выздоровел. Не в силах усидеть на месте, сгорая от нетерпения, он желал броситься на помощь Жанне и вырвать ее из заточения. Вместе с Сентрайлем и Катрин он вынашивал планы спасения, как вдруг ужасная весть обратила в прах все их усилия: Люксембуржец согласился на посулы англичан и выдал им свою пленницу за десять тысяч золотых экю. Отныне Жанна была в руках своих врагов, и никто не мог сказать, что с ней будет и где ее на самом деле держат.

Вечером заговорщики собрались у Катрин. После долгой паузы Сентрайль сказал:

– Мы должны расстаться.

– Расстаться? – встревожилась Катрин. – Как же так?! Вы обещали мне…

– …что возьмем с собой на помощь Жанне. А я и не отказываюсь от своего обещания. Но сейчас мы даже не знаем, где она и что с ней. И до тех пор, пока нам хоть что-нибудь не станет известно, мы ничего не сможем сделать.

– Где же ей быть, как не в Англии, – подал голос Арно.

– Возможно, и тогда нам очень поможет «бургундское происхождение» Катрин. Вряд ли там кто-нибудь знаком с двумя крикунами из Брюгге. Мы выдадим себя за ее слуг. Но сейчас нам надо искать Деву. А вас, Катрин, я отвезу к своей кузине, настоятельнице монастыря Сен-Бернар в Лувье. Этот город удерживает Ла Гир, оттуда недалеко до моря и до Руана, где расположены основные силы англичан. Когда мы все разузнаем, мы вас заберем. Ну, что это… вы ведь не собираетесь плакать? Уверяю вас, ничего лучшего сейчас нам не придумать. Вы бы просто мешали нам…

Резкий голос Арно прекратил все споры:

– Незачем тратить время попусту! Ей следует понять, что мы солдаты и не можем повсюду таскать ее за собой. Когда будет нужно, мы ее найдем, вот и все!

Несмотря на уговоры Сентрайля, Катрин стоило огромных усилий не разрыдаться. Как быстро воспользовался ее возлюбленный первым же предлогом, чтобы избавиться от нее! Видно, ничего не поделаешь! Он и вправду ее ненавидит и, наверное, будет ненавидеть всю жизнь. И, низко опустив голову, чтобы скрыть слезы, она грустно промолвила:

– Хорошо. Я поеду в монастырь.

Руан

Зима, казалось, заключила городок Лувье в оболочку из льда и снега. Замерзли и рукава реки Эр, а вместе с ней остановились кожевенные мануфактуры и мельницы – те, что пока не разрушила война. Солдаты же вошли в привычный ритм жизни, который приносила с собой непогода. Толстый белый слой снега укутал поля и дороги, и подобраться к городским стенам можно было, лишь увязнув по колено. А между тем весна была не за горами: заканчивался февраль.

За три месяца, что она прожила в монастыре, Катрин без особого усилия привыкла к его суровому распорядку. Мать Мария-Беатриса, кузина Сентрайля, приняла ее как родную. Она забавно походила на своего рыжего великана-кузена, и сходство это было приятно для Катрин. Она и Сара занимали комнату, которая ничем не напоминала монашеские кельи, но они считали своим долгом принимать участие в жизни обители.

Молодая женщина полюбила долгие церковные службы, казавшиеся ей столь мучительными в молодости и ставшие столь необходимыми сейчас. Ей верилось, что, разговаривая об Арно с Господом, она как бы приближала его к себе. Окончательно потеряв надежду самой вернуть любимого, она могла уповать лишь на Бога. Выполнит ли капитан свое обещание? Возьмет ли ее с собой? В это ей уже не верилось. Три месяца протекло в глухом молчании: ничто – ни мирская суета, ни даже шум войны – не проникало за стены монастыря…

Лувье тоже досталось в этой войне. Неоднократно переходя из рук в руки, он уже несколько месяцев удерживался Ла Гиром, захватившим его в результате молниеносной нормандской кампании, в ходе которой он прославился тем, что сумел отбить у англичан крепость Шато-Гайар. И теперь он твердой рукой правил в Лувье. Ужас, который внушало его имя, помогал ему держать в повиновении все окрест, и там, где реяло его знамя с серебряной виноградной лозой на черном фоне, царило относительное спокойствие, хотя англичане были неподалеку.

Каждый вечер перед сном Катрин поднималась на монастырскую башню и подолгу стояла там, глядя на заснеженную равнину. Изредка на ней появлялись рыцари, спешившие в город, и тогда сердце молодой женщины начинало учащенно биться, но затем вновь наступало разочарование: это были не те, кого она высматривала. Сколько же еще ей оставаться здесь в тщетном ожидании? И не пора ли вновь пуститься в путь, полный тревог и опасностей, чтобы найти того, кого она любила и кто с таким упорством отталкивал ее?

– Ты должна быть спокойнее, – повторяла ей Сара. – Мужчины легко забывают женщин, когда демон войны владеет ими.

– Но Арно любыми способами старается от меня отделаться… Он никогда за мной не приедет.

– Зато приедет другой капитан, тот, рыжеволосый. Верь мне, он обязательно приедет, ведь он – твой друг. А если Арно жесток с тобой, так это потому, что он тебя боится и не уверен в себе… Наберись терпения и жди…

– Жди, жди, – горько улыбнулась Катрин. – А я и так только и делаю, что жду! Жду и молюсь…

– Ты молишься – значит, не теряешь даром время. Так молись же!


Однажды утром после молитвы монахиня пришла сказать Катрин, что ее ждут в монастырской приемной.

– Кто бы это мог быть? – удивилась молодая женщина, пытаясь погасить внезапно вспыхнувшую надежду.

– Мессир де Виньоль с монахом и еще один человек, которого я не знаю.

Значит, опять не они! Натянув на голову голубое шелковое покрывало, которое соскользнуло было ей на плечи, Катрин отдала свой молитвенник Саре и поспешила в приемную. Открыв дверь, она внезапно почувствовала такой сильный толчок в сердце, что едва удержалась, чтобы не вскрикнуть: прямо перед ней стоял Арно. Он был не один. Вместе с ним были Этьенн Шарло и Ла Гир.