Тот сценарий, который предлагал Ник, был сжатым и исторически точным. Батальные сцены в нем действительно показывали ужас войны, а не красивости, как у Шерли. Любовь там была действительно любовью; у Франковичей же любовные сцены были слишком растянуты и напоминали патоку. В отличие от их текстов язык в его диалогах был современным и герои говорили на языке зрителей. У Франковичей герои говорили какими-то вычурными цветистыми фразами, за которыми трудно было пробиться к смыслу.

Завтра утром надо снимать первую сцену, где Кортес вместе со своими людьми приветствует императора Монтесуму на берегу. Ник хотел, чтобы с Кортесом в шлюпке было несколько матросов, а возле Монтесумы на берегу стояло не более десятка воинов. Франковичи настаивали на том, чтобы с Кортесом на берег высаживались шестьсот человек, а Монтесуму окружали двести или триста индейцев. Переубедить Франковичей будет нелегко, но этот эпизод должен сниматься так, как говорит он, или вообще не сниматься. Если он позволит им победить, то ему, видимо, придется вернуться в отдел почтовой корреспонденции, где он начинал свою карьеру.

Как только совещание закончилось, Ник поспешил в свой номер, чтобы позвонить Электре. Она была его надеждой и опорой. Она не очень разбиралась в современных веяниях и модах, но проявляла огромную мудрость в тех обыденных проблемах, которые зачастую важнее всего на свете. Она разбиралась в жизни и в людях, в их отношениях. Ее мудрость имела вековые корни. Из поколения в поколение передавалось это знание от старших младшим, и все греки жили по его законам. Вчера все международные линии были заняты, и Ник разочарованно бродил по комнате всю ночь, мысленно разговаривая с женой.

– Электра! – Он был так рад услышать ее голос, что сразу же перешел на греческий. Несмотря на то, что Электра прожила в Америке почти десять лет, она все еще предпочитала говорить на родном языке. – Что мне делать, Электра? Я знаю… Я больше не могу, дорогая… Я на грани того, чтобы бросить этот фильм ко всем чертям, отказаться, даже если Спирос отошлет меня обратно в отдел почтовой корреспонденции.

– Нет, Николас, – сказала Электра спокойным, но твердым тоном. – Ты этого не сделаешь. Ты потратил слишком много усилий, чтобы прийти к этой картине, и ты не можешь упустить свой шанс. Ты просто не имеешь на это права.

– Но ты не понимаешь, Электра, – в отчаянии прокричал он, – ты не знаешь, кто продюсер этого фильма.

– Кто? – спросила она.

– Скрофо, – мрачно произнес он, – Умберто Скрофо.

– Что?! – воскликнула Электра. – Нет, Николас, не говори ерунды. Это невозможно… Ведь Скрофо умер… Помнишь, мы с тобой слышали, что он много лет назад умер где-то в Италии?

– Он не умер, – резко ответил Ник. – Этот ублюдок оказался очень живучим. Теперь он здесь и снова пытается превратить мою жизнь в сплошной ад. Я хочу его убить, Электра. Всякий раз, когда я вижу рожу этого чудовища, я вспоминаю о том, что он сделал с моей матерью, и чувствую огромное желание вытрясти из него душу… Вместе с жизнью.

Он рыдал прямо в телефонную трубку, а Электра пыталась хоть как-то его успокоить.

– Не надо, Николас, прекрати, ты не можешь позволить Скрофо победить. Прежде всего, ты должен продолжить работу над фильмом. Должен, тебе надо будет это сделать ради нас, ради Спироса, ради наших детей. – Она сделала паузу, и в ответ по проводам телефонной линии до нее донесся уже более спокойный, лишь слегка дрожащий голос мужа:

– Я знаю, Электра. Я знаю, что мне придется это сделать, но как же, черт меня побери, я смогу работать бок о бок с этим убийцей и вором, с этим куском дерьма? Как?!

– Я знаю, это неимоверно трудно, – мягко сказала она. – Тебе будет очень трудно простить его за то, что он сделал с твоей матерью.

– Простить его?! Простить «борова»?!! Эту ублюдочную сволочь?! Все забыть?! – кричал Ник. – Я никогда не прощу ему этого. Как я могу простить? Я надеялся, Электра, что моя ненависть со временем уляжется, как-то успокоится. Я думал, что, когда я стану старше, меня уже не будут мучить те страшные мысли и видения, которые терзали меня на Гидре. Но я ошибся, Электра, ошибся. Моя ненависть еще больше выросла, она никогда не исчезнет. Она умрет вместе со мной.

– Николас, что ты имел в виду, когда сказал, что ошибся? – со страхом спросила Электра.

– Я хочу убить его. – Его губы были так близко к трубке, что она хорошо почувствовала решимость и твердость в его голосе, когда он, тщательно выговаривая слова, повторил: – Я хочу его убить, Электра, и я убью его.

– Не надо, Николас, не говори так. – Электра перепугалась, вспомнив, как он хотел задушить ее в их собственной постели. Иногда греческий темперамент ее мужа и его горячая кровь делали его ужасно жестоким. – Не делай глупостей, Николас, – умоляла она. – Пожалуйста, не делай.

Разговор с женой принес Нику небольшое облегчение. Он взял себя в руки и успокоился. «Не волнуйся, Электра, ни о чем не волнуйся. Я не собираюсь делать это прямо сейчас. Я все-таки сниму этот проклятый фильм. Черт с ним, я смирюсь на время. Я даже буду работать с этим дерьмом. Но, когда все это закончится, клянусь тебе, Электра, Умберто Скрофо умрет.

Было время обеда, и Джулиан не спеша шел вдоль берега по горячему песку Калета Бич. Повсюду в тени соломенных хижин сидели инструкторы по водным лыжам, которые тараторили, как сороки, несмотря на жару. Джулиан поблагодарил Бога за то, что их совещание наконец-то закончилось. Честно говоря, его не волновало, сколько человек будет с Кортесом, когда он ступит на землю Мексики, шесть или шестьсот. Внутренние, духовные черты личности героя, вот что его интересовало больше всего, а Франковичи, Крофт и Ник ни разу об этом не заговорили.

Джулиан заказал себе «сервезу», местное пиво, и, подозвав Ангелито, мальчика с катера, сказал ему, что хочет покататься на лыжах прямо сейчас.

– О, сеньор, простите, – сказал Ангелито. – Сеньорита Доминик… она заказать меня для этого уже после полудня.

– Ну а ты как? У тебя-то есть свободное время? – раздраженно спросил Джулиан у другого парня.

– У меня все прекрасно, сеньор, прекрасно, – улыбнулся Мигуэль, гордый обладатель вставных золотых зубов, которые стоили ему, наверное, годового жалованья. – Моя лодка есть хорошая. Мы ездить хорошо вместе, сеньор.

Неожиданно по пляжу пронесся вздох восхищения. Так все находившиеся на пляже мужчины выражали свои чувства, когда видели Доминик. Увидев Джулиана, она радостно вскрикнула и, подбежав к нему, поцеловала в губы, специально касаясь сосками его груди. На ней был полупрозрачный купальник, который почти ничего не скрывал.

– О, как я рада видеть тебя, дорогой, – выпалила она. – Почему бы нам не покататься вместе?

– Но я… я только что заказал Мигуэля, – заикаясь, ответил Джулиан.

– Ну, не будь таким противным, – проворковала юная шалунья, одарив его неотразимой улыбкой, которая очарует всех зрителей так же, как сейчас она очаровала его. – Мы могли бы покататься вместе и совсем одни. – Она схватила его за руку и потащила за собой по золотому горячему песку прямо к морю.

– Ты вполне мог бы научить меня кататься на водных лыжах вдвоем. Говорят, ты прекрасно это умеешь. – На ее лице засияла озорная улыбка. – Давай попробуем, ладно?

Доктор позвонил Инес из Лос-Анджелеса после ланча и сразу же приказал лечь в постель и соблюдать постельный режим безо всяких исключений.

– Только постельный режим, вы понимаете?.. Да, это значит не двигаться. Вы должны все время лежать в постели… Вставать только для того, чтобы дойти до ванной и обратно. Все! Никакого секса в течение двух недель! И никаких хождений по крайней мере неделю.

– О нет. – Инес чуть не плакала от разочарования. – Завтра начинаются съемки фильма. Джулиан очень хотел, чтобы я все время была рядом с ним на съемочной площадке или где-нибудь поблизости. Ну… вы же… вы же знаете, что Джулиан к тому же очень чувственный мужчина, – смущенно добавила она.

– Ну, тогда Джулиану придется выбирать, – резко перебил ее доктор. – Он, естественно, может заниматься с вами любовью, по любить вас и иметь ребенка не получится. Я предупреждаю вас, Инес, что если вы будете напрягаться, то останетесь без ребенка. Я уже говорил вам, что в вашем положении забеременеть будет очень трудно, вам очень повезло, что у вас это получилось. Поэтому, если хотите ребенка, будьте послушной и оставайтесь в постели.

Он продиктовал названия лекарств, которые можно было получить у местного доктора, и Инес попросила портье принести их. Потом она снова легла на кровать и попыталась расслабиться. Ее трясло как в лихорадке. Голова напоминала раскаленный котел, во рту пересохло, но чем больше она пила, тем больше ее мучила жажда. Инес попыталась успокоиться и лежать тихо. Но у нее ничего не получалось, все тело дрожало от страха. Она с ужасом чувствовала, как из нее медленно вытекает теплая кровь… та кровь, которая может оказаться ее ребенком.

Она не должна потерять его, ведь Джулиан так хочет иметь сына. Зачатый в любви, он будет невероятно хорош, и она просто не имеет права его потерять. Инес погрузилась в беспокойный лихорадочный сон, из которого ее вырвал громкий звонок старомодного телефона, который стоял рядом с кроватью.

Она сразу же узнала этот отвратительный голос.

– Мадмуазель Джиллар… – хрипло произнес он.

– Да?

– Я знаю, что вы одна, потому что я видел утром вашего мужа на пляже, когда он катался на водных лыжах с нашей юной очаровательной звездочкой.

– Ну и что? Что вам нужно, мистер Крофт? Я отдыхаю, – ответила Инес ледяным тоном. Она решила, что не позволит ему запугать ее. Она сильная и сумеет победить. Весь ее опыт общения с мужчинами, садизм Скрофо в Париже, бесцеремонное поведение Ива, когда он бросил ее в Лондоне, долгие годы, проведенные с чопорными и упрямыми английскими аристократами, все это заставило ее дать клятву, что она никогда и никому не позволит больше оскорблять ее. Она настоящая женщина, и Джулиан помолвлен с ней, красивой, умной, счастливой и беременной от него Инес Джиллар. Да, она пыталась убить вражеского офицера много лет назад. Ну и что? Ну что теперь Умберто Скрофо может ей сделать, как он может повлиять на ее жизнь? Но она прекрасно знала, что он может сделать. Вот только осмелится ли?