Джулиан стоял в дверях, озабоченно глядя на Инес. Он был, как всегда, безукоризненно одет. Его загорелое лицо было сегодня особенно красивым.

– Дорогая, ты уверена, что тебе надо идти на этот банкет? – спросил он. – Я боюсь за тебя. Ты же знаешь, как мы оба хотим этого ребенка. Я бы не хотел, чтобы ты рисковала, переутомляясь.

– Не волнуйся, любимый, – ответила Инес. Она подошла к нему и мягко коснулась его щеки своими нежными пальцами. – Я чувствую себя прекрасно. Утром была легкая слабость, но доктор Лэнгли говорит, что этим страдают почти все женщины, особенно при первой беременности.

– Надеюсь, когда ты будешь носить второго, это пройдет, – искренне сказал Джулиан, взяв ее лицо в ладони и с любовью глядя в ее счастливые глаза. – А после второго будут еще дети. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Я хочу тебя. Я хочу быть с тобой всю жизнь, мой ангел. Ты не против?

– Нет, дорогой, я за, – прошептала Инес, чувствуя, что ее сердце переполняется любовью к Джулиану.

– Для меня это будет очень сложный фильм, милая. Я должен знать, что ты понимаешь меня, как прежде, и всегда, слышишь, всегда будешь рядом.

– Главное, верьте в это, мистер Брукс, – сказала Инес с улыбкой. – Вы мой Красавчик и Милашка и не пытайтесь бросить женщину, которая нуждается в вашем особом внимании.

– Я об этом никогда не думал. Никогда, – сказал он так трогательно и искренне, что Инес удивленно подняла на него глаза.

– Ты, кажется, чем-то обеспокоен? Чем? Что случилось?

– Я и сам не знаю, – ответил Джулиан. Он подошел к окну и стал смотреть на темно-синюю бархатную поверхность океана. – Все так прекрасно, Инес. Слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Все… И ты, и то, что мы вместе, и наш ребенок… Я не вынесу, если что-то случится…

– Глупыш, ничего плохого не произойдет, – весело сказала Инес, подумав про себя, что это на него не похоже. У Джулиана не было привычки впадать в уныние. – Фиби согласилась на твои условия, как только придет решение о разводе, мы поженимся, с ребенком пока все в порядке, и доктор Лэнгли считает, что я смогу иметь детей, сколько захочу. Почему же ты так разволновался, дорогой?

– Да нет, нет, ничего, забудь об этом. – Он крепко обнял ее и нежно поцеловал в шею. – Я веду себя, как глупый суеверный актер перед началом съемок. Ну, ладно, старушка, давай собирайся, и пойдем на это идиотское представление.

Инес поцеловала его в щеку и ощутила огромное счастье от того, что у нее будет от него ребенок.

Джулиан ласково улыбнулся в ответ. Она была именно той женщиной, с которой он мечтал прожить всю свою жизнь.

Проснувшись после дневного сна, Доминик стала под душ и с удовольствием позволила холодным покалывающим струям развеять остатки сладкого сна. Она с нетерпением ждала наступления вечера. Ей нравились вечеринки, она с приятным волнением подбирала наряды, красилась и укладывала волосы так, чтобы получилась какая-нибудь необычайно смелая и красивая прическа. Доминик обожала флиртовать и кокетничать, особенно теперь, когда у нее появилась возможность заигрывать с таким мужчиной, как Джулиан. Джулиан Брукс. Знаменитый, очаровательный, самый красивый мужчина в мире.

Она знала, что он интересуется ею. Улыбаясь в душе, Доминик сидела около трюмо и вертела в руках помаду. Ей совсем не нужны были ни румяна, ни тени, ни другая косметика, это просто помогало ей думать. Да, она определенно нравилась Милашке Бруксу. Улыбнувшись хитрой кошачьей улыбкой, Доминик провела по губам ярко-красной помадой. Нет, она не просто нравится ему, он ее безумно хочет! Она поняла это, когда заметила, как он тайно наблюдает за ней с балкона. После этого она встречалась с ним несколько раз, и у нее не осталось никаких сомнений по поводу того чувства, которое он к ней испытывал.

Доминик все лучше осознавала, что она необычайно привлекательна и ее юная красота дает огромную власть. Это было приятно. Итак, Милашка Брукс хочет поиграть с ней, не так ли? В свои шестнадцать лет она была еще недостаточно опытна в любовных играх, но сейчас решила попробовать и провести эксперимент. Любовь Гастона в Сен-Тропезе доставляла ей много удовольствия. Но в тот самый момент, когда она только начала «входить во вкус» занятий любовью, ей пришлось уехать в Америку на съемки этого фильма. Интересно, на что будет похожа любовь с Джулианом?

То, что он наполовину разведен и помолвлен, ее абсолютно не волновало. «Любовь – это всего лишь игра, не так ли?» – подумала Доминик, надевая большие золотые клипсы. В конце концов, Инес ведь тоже француженка, а французские женщины знают толк в этих делах. Она не будет возражать, если Доминик немножко пококетничает с ее женихом. Это входит в условия игры.

Доминик достала из гардероба узкое платье без пояса. Он плотно облегало ее талию, и было таким коротким, что сразу привлекало внимание к ее стройным красивым ногам. Волосы высохли, и она расчесывали их, пока они не рассыпались у нее по плечам и спине роскошным пушистым водопадом.

Она постучала в соседнюю дверь.

– Ты готова, Агата? – прокричала она своим тонким девичьим голосом, в котором уже чувствовался американский акцент. – Пора идти, слышишь?

Ей очень хотелось весело провести время сегодня вечером и, если получится, еще больше очаровать Джулиана Брукса.

Ирвинг и Шерли тоже заканчивали одеваться. Ирвинг прекрасно чувствовал себя в свободных темных брюках и старой рубашке. Он мало заботился о своей внешности. Единственное, что его интересовало, была работа.

А Шерли суетилась у зеркала. Новое яркое платье в оранжевых и желтых тонах никак не скрывало полноту ее необъятной талии. Она не переносила солнце, поэтому лицо у нее было мучнисто-белого цвета. Полуседые волосы, завитые мелким бесом, плотно облегали голову. Это выглядело старомодно, нелепо и ужасно не шло ей. Сейчас она была очень похожа на Харлоу Маркс. Шерли старалась выжать из косметики все, что только возможно, чтобы к моменту встречи с Умберто Скрофо выглядеть как можно лучше. Умберто Скрофо или Хьюберт С. Крофт – ее не волновало, что за имя он там себе придумал. Накануне он позвонил Франковичам и сообщил им, что теперь, когда он будет снимать американский фильм, ему хотелось бы, чтобы его имя звучало на американский манер. Как Умберто Скрофо его знали только Ирвинг, Рамона и Шерли, и он сказал, что ему было бы очень приятно… что он бы оценил… что он даже настаивает… чтобы они никогда и ни за что не обращались к нему так, помня, что он теперь Хьюберт С. Крофт. Черт возьми, да она станет называть его хоть Дональдом Даком, если это поможет их общему делу. Скрофо может быть уверен в поддержке Франковичей, потому что он именно тот человек, который в состоянии вернуть в сценарий огромные батальные сцены и бесконечные лирические диалоги, которые Захария Домино и Николас Стоун безжалостно оттуда выбросили. Скрофо станет их защитником. Он будет вести себя так же строго и властно, как в Италии, внушая страх некоторым членам обслуживающего и технического персонала. Это не так уж и плохо. Это будет даже внушать уважение. Этакий жестокий надсмотрщик. Скрофо сделает так, что это будет их фильм. Картина в духе Франковичей, и критики не будут рассыпаться в похвалах только режиссеру и артистам, забывая по привычке нелегкий труд сценаристов. Прикалывая к платью изумрудную брошь, Шерли злобно улыбнулась. О да, она будет называть его так, как он хочет, пока он будет поддерживать у съемочной группы уважительное отношение к Франковичам, все время напоминая о их роли в создании картины. Скрофо даст им то, что они заслужили: славу и деньги.

Глава 9

Рамона была само очарование. Она ждала гостей в главном, выложенном мрамором зале. На ней было тонкое белое шелковое платье классического покроя, черные как смоль волосы украшал старинный бриллиантовый гребешок, подаренный князем, в ушах сияли два огромных грушевидных бриллианта, несколько бриллиантовых браслетов были надеты на запястья. От нее веяло прохладной элегантностью и очаровательным возбуждением, когда она приветствовала каждого входящего гостя.

Агата и Доминик приехали первыми. На Агате было длинное, в цветочек, платье, какие обычно носят почтенные дамы. Она выглядела в нем совершенно нелепо. На ее обычно непроницаемом лице был написан благоговейный трепет. Она была не просто гостьей в одном из самых известных домов мира, она увидит своего идола. Он улыбнется ей. Потом они шутливо о чем-нибудь поболтают, и он поймет, какая она веселая и образованная.

Агата взяла стакан с минеральной водой и была счастлива, что может, присев на край дивана, любоваться невероятным закатом и ждать приезда Джулиана.

Доминик медленно прохаживалась рядом. Она выглядела сегодня вечером намного старше своих шестнадцати лет. Ее загоревшая кожа приобрела золотисто-медовый оттенок. Весело подходя к гостям, она болтала и шутила с ними с дружеской непосредственностью и легкостью.

Агата завидовала ей. Где она научилась так себя вести, когда успела стать такой опытной, так легко знакомиться с людьми? Всего несколько месяцев назад она была обыкновенной французской школьницей. Теперь это была настоящая женщина, актриса, красивая и уверенная в себе. В ее присутствии Агата чувствовала себя как самая последняя деревенская простушка.

Вскоре в мраморном зале раздавались шутки и смех голливудских звезд, местных знаменитостей и политических деятелей. Блуи и Ник были поражены колоссальными размерами дома.

– Боже всемилостивый! – присвистнул Блуи. – В свое время я видел кое-какие чудеса, но это превосходит все. Кремовая, вишневая, сахарная лазурь, вот это да!

Ник кивнул головой. Несмотря на то, что он прожил в Америке уже десять лет, он никак не мог привыкнуть к роскошным, зачастую вульгарным проявлениям повседневной жизни звезд, продюсеров и режиссеров высшего голливудского общества. Однако эта вилла была такой необычной, такой безумно роскошной, что с ней не могла сравниться никакая другая. Его глаз режиссера был очарован красотой пейзажа, дорогими картинами, скульптурами и другими предметами роскоши, размерами и оригинальным расположением комнат. Он решил пройтись по дому, чтобы все получше рассмотреть.