– Я понимаю, – вздохнула она, вытирая платком поплывшую тушь, – вот так всегда: испортил настроение и избавился. Ну что же, спасибо.

– Фиби, прекрати, ты выглядишь просто нелепо. У тебя ведь прекрасная жизнь. Я даю тебе все, что ты хочешь. Ты играешь практически во всех моих фильмах, но в этом тебе играть не стоит. Так что давай прекратим эти глупые споры, и дай мне, ради всего святого, хоть чуть-чуть поспать.

Фиби задумчиво крутила на пальце толстое золотое кольцо с бриллиантами от Гаррада, поправила расшитый золотом стоячий воротничок от Ван Клифа и Арпельса, начала крутить пуговицы на своем бежевом кашемировом костюме от Жака Фата. Все эти жесты были хорошо знакомы Джулиану, и он понял, что жена что-то замышляет. С усталым вздохом он откинулся на кушетку, чувствуя, как ноет все тело. Сегодня он встал в пять утра. Позавчера вечером Фиби настояла, чтобы они пошли на премьеру «Кольца вокруг Луны», а потом на шумную вечеринку у Бинки Бьюмонта. Он спал всего три часа и чувствовал себя совершенно разбитым.

– Фиби, я так устал, – тихо сказал он. – Может, ты все-таки оставишь меня сейчас одного? Мне надо хоть чуточку вздремнуть, после обеда снимается очень важная сцена.

– Да, я уже ухожу. Не волнуйся, – холодно сказала она, натягивая бежевые замшевые перчатки, отделанные по краям норкой. Она пожала широкими плечами, на которые был накинут новый отделанный соболем жакет от Бергдорфа Гудмана из Нью-Йорк Сити, и сказала:

– Не очень-то хорошо мы провели эти дни вместе, Джулиан. Думаю, я вряд ли получу удовольствие от поездки в Лондон, пока ты будешь тут репетировать с этой талантливой шлюшкой.

Джулиан снова вздохнул. Что еще ей надо? Какую еще коварную хитрость вынашивает она сейчас в своем уме? Неужели эта сучка никогда от него не отвяжется?

– Вчера вечером на обеде Эрмина сказала мне, что хочет немного прокатиться, – продолжала Фиби. – Думаю, я присоединюсь к ней. Я уверена, что нам вдвоем будет очень весело. Она такая изумительная женщина.

– Отлично, дорогая, – закрыв глаза, тихо сказал Джулиан, про себя моля Бога о том, чтобы она побыстрее убралась. Он слышал, как помощник режиссера постучал в соседнюю дверь, где отдыхала его партнерша. – И куда же вы поедете? – спросил он больше из вежливости, чем из интереса.

– Вокруг света, – выпалила Фиби, направляясь к двери. – Это, конечно, дорого, – добавила она злорадно. – Около десяти тысяч фунтов стерлингов, чтобы останавливаться в самых лучших отелях, обедать в дорогих ресторанах и всякое такое. Но иначе я ведь буду надоедать тут тебе и этой малышке Джеймс, которая трахается, наверно, как кролик, поэтому, думаю, ты не будешь сильно возражать и раскошелишься. Да, кстати, – Фиби остановилась в дверях, – ты обещал мне роль Офелии. От нее-то я уж никогда не отступлюсь. Никогда. – И она выплыла из гардеробной, хлопнув за собой дверью; Сразу вслед за ней появился костюмер Джулиана, который принес кофе.

– Все нормально, шеф? – с сочувствием спросил он, глядя на напряженное лицо Джулиана.

– Отлично, Фредди, отлично. Спасибо, старина. Скажи Тиму в гримерной, что я буду готов через пять минут.

«Офелия… чтоб тебя разорвало!» – с горечью думал он, но кофе постепенно привел его в чувство. Он надел черные кожаные туфли. Фиби сейчас так выглядит, что ей как раз впору претендовать на роль Гертруды. Или, скорее, на роль матери Гертруды, если бы такая роль существовала. Он был очень мрачно настроен, когда тяжело пошел в гримерную, где его встретила нежной улыбкой главная героиня фильма.

Вечером, когда съемки наконец-то закончились, Джулиан стал желанным гостем в гардеробной этой очаровательной капризули Ребекки Чемберлен. Здесь он дал волю своему гневу и еле сдерживаемому раздражению: они пылились в восхитительную страсть, превратившую их любовную связь в бурный роман, который длился до последнего кадра фильма.

Глава 7

Ницца

– Боже, что за сборище. – Блуи Рейган откинулся на спинку стула в темном зале старого театра в Ницце. Он придирчивым взглядом осмотрел сорок семь выстроившихся в ряд нервничающих девушек, которые жались друг к другу на сцене. Все они были в узких черных купальниках, штопаных трико и потрепанных балетках.

– Ни одной подходящей фигурки, – пробормотал он Николасу Стоуну, молодому талантливому режиссеру, который сидел рядом с ним, наклонившись вперед, и внимательно оглядывал девушек. Он что-то говорил своей секретарше, а та старательно стенографировала.

– У них даже сисек нет, Ник, – добавил Блуи. – Ни одна из них даже нулевой размер лифчика не носит. В декольтированных платьях того периода, на цветной пленке, с Джулианом Бруксом…

– Заткнись, Блуи, – отрезал Ник. – Ты что, не слышал? У нас в картине шестнадцатый, а не восемнадцатый век. Она по сценарию принцесса и будет одета во что-нибудь свободное. И забудь ты хоть на минуту о сиськах, если, конечно, можешь. Просто сиди и смотри на талантливые и фотогеничные лица этих непорочных, но уже таких сексуальных девушек. А если не хочешь смотреть, то пойди погуляй, приляг где-нибудь или исчезни! Я сам произведу отбор.

– Ну, хорошо, только помни, что руководишь всем ты и снимать ее придется тебе.

– Я знаю, что делаю, – твердо сказал Ник. – Если остаешься, то держи рот закрытым, Блуи. Когда мне нужен будет твой совет, я его спрошу, а сиськи в этом деле играют не самую главную роль.

– О'кей, о'кей, – сказал Блуи, откидываясь на стуле.

Он стал снова рассматривать девушек, бормоча нелестные слова в их адрес. Последнее замечание было произнесено достаточно громко, и его услышала секретарша-француженка.

– Не забывайте, пожалуйста, ми-и-истэ-э-эр Рейган, – на слове «мистер» она сделала ударение, – что мы только что пережили войну. Не прошло еще и девяти лет, – добавила она холодно. – Этим юным девушкам тогда почти нечего было есть, и поэтому они такие маленькие… в отличие от ваших хорошо откормленных американских девушек.

– Да, полагаю, несколько настоящих американских бифштексов, жаркое и шоколад быстро приведут их в форму. Они станут похожи на Мерилин Монро и Джейн Рассел быстрее, чем вы рот успеете открыть! – И Блуи нагло улыбнулся, предложив секретарше жевательную резинку.

– Не совсем, – ответила француженка, отказываясь от жвачки. – Я не считаю, что какая-нибудь из этих девочек превратится в такой тип женщины. Они все француженки, настоящие француженки, и вы увидите, что они этим очень гордятся, мсье! – Она отвернулась от него, почти не скрывая своего пренебрежения к этому американскому грубияну.

Хрупкая девушка с рыжими волосами в темно-красном купальнике и трико, цвет которых абсолютно не гармонировал с цветом ее волос, прошла через сцену и передала свои ноты пианистке. Она танцевала сцену из «Лебединого озера». Технически все было правильно, но в ее танце совсем не было страсти. Покачав головой, Ник Стоун прошептал своей секретарше, чтобы она ее вычеркнула. Это была пятнадцатая кандидатка, и впереди было еще много девушек. Они и не предполагали, что это будет так тяжело и утомительно.

Через час, когда Блуи уже громко храпел рядом, Ник взволнованно толкнул его локтем в бок.

– Ну-ка, посмотри на вот эту, – прошептал он. – Она больше всего соответствует тому образу, который у меня сложился об Изабелле. Как ты думаешь?

Блуи выпрямился и внимательно посмотрел, как Доминик исполняет фанданго из «Кармен». Она танцевала с таким изяществом и нескрываемой страстью, что заинтересовала обоих мужчин.

– Хороша чертовка, просто класс, – выдохнул Блуи. – Впечатляет, да, Ник? Посмотри-ка на эти ножки. Как у ребенка, который стопроцентно станет звездой, клянусь всем тем, что видел в жизни!

– Да, она очень хороша, – согласился Ник, быстро сделав какие-то пометки в блокноте и спрятав его в папку. – Черт, как красиво она это танцевала! Она дьявольски талантливая танцовщица, да к тому же настоящая красавица. Может быть, она здесь единственная такая, Блуи.

– Кстати о времени, – сказал Блуи, – по крайней мере, мы хоть не впустую его потратили.

Стоя в глубине зала, Агата радостно сжимала руки, видя, как превосходно танцует ее ученица. Все дополнительные репетиции полностью себя оправдали. Если только в мире есть справедливость, то Доминик должна получить эту роль и уехать в Голливуд, подальше от этого провансальского болота. И если удача улыбнется, то, возможно, Агата поедет вместе с ней.

– Ты смотри, что она умеет! – Блуи с нарастающим восхищением смотрел на Доминик, которая закончила свой второй танец – прекрасно исполненную версию чечетки Элеоноры Пауэлл из «Мелодий Бродвея».

Доминик надела короткую юбочку поверх своего черного купальника, и это еще больше подчеркнуло ее тонкую талию и маленькую упругую грудь. Собранные сзади длинные волосы распустились, и теперь, казалось, плыли по воздуху, мелкие черные кудряшки обрамляли ее раскрасневшееся лицо.

Отобранные ранее пять девушек явно ей уступали. Накинув на плечи шерстяные кофточки и шали, они сидели, закинув ногу за ногу, за кулисами и кисло говорили друг другу, что Доминик выглядит очень хорошо, намного лучше, чем любая из них. Но она была не просто лучше. У нее была волшебная, очаровательная внешность, стройная фигурка, огромное обаяние и веселая беззаботность, все это делало ее танец пылким и прекрасным.

Когда Доминик, наконец, закончила, то остановилась посреди сцены, раскрасневшаяся и немного дрожащая от волнения. С трепетом в сердце она ждала, когда мужчины подойдут к ней.

– Отлично, просто отлично, – сказал Ник. Благодаря своему недавнему успеху в кино он стал следить за одеждой, отдавая предпочтение стилю Фреда Астора. Он носил широкие габардиновые брюки кремового цвета, розовую рубашку с воротником «апаш» и темно-синий шейный платок в горошек. Несмотря на то, что его черные вьющиеся волосы были тщательно причесаны, они все равно выглядели растрепанными, еще больше подчеркивая его привлекательность. В свои двадцать семь лет он успел менее чем за два года снять два серьезных фильма, которые пользовались необычайным успехом, и сейчас считался (.ним из самых перспективных режиссеров нового поколения Голливуда.