Когда истекли два года его семилетнего контракта с Дидье, он согласился продлить его еще на два года с условием, что ему будет разрешено раз в восемнадцать месяцев играть в одном из спектаклей в Уэст-Энде. И тут Фиби предоставился шанс, которого она так долго ждала: она стала клянчить у Джулиана роль в каком-нибудь классическом спектакле, который он будет ставить.

Она не была потрясающей актрисой, весь ее прошлый опыт сценической деятельности сводился к участию в нескольких шутливых пародиях на сцене «Уиндмилла», но Фиби упорно работала и была еще довольно привлекательна. Полногрудая, с матовой кожей, пышными огненно-рыжыми волосами и яркой внешностью, она вполне сносно сыграла с ним в «Укрощении строптивой», «Как важно быть серьезным» и в «Настоящем смехе».

Три месяца они играли спектакль в «Олдвик» и теперь Джулиан собирался в Нормандию, чтобы сыграть главную роль в «Сирано де Бержераке». В первый раз он должен был играть не романтическую роль. Он был серьезно намерен справиться с этой трудной задачей.

Джулиан решил взять на съемки в Нормандию свой черный «бентли». Ему нравились долгие поездки, и он надеялся, что Фиби прилетит к нему на следующей неделе. В этот последний вечер они обедали в «Каприсе». Был тихий вечер, и мягко освещенные желтые стены фешенебельного ресторана выгодно оттеняли перекрашенные волосы Фиби, пока она грызла, громко чавкая, толстый стебель спаржи.

– Дорогой, я решила не ехать с тобой в Нормандию, – сказала она. Губы Фиби блестели от растившего масла, тонкая струйка стекла ей на подбородок. Джулиан перегнулся через стол и вытер его салфеткой.

– Почему не поедешь? – спросил он, кладя себе в рот кусок паштета, пока Фиби подкрашивала губы.

– Милый, как же я могу поехать в Нормандию в разгар сезона? – Она обнажила в улыбке зубы с коронками. Эта улыбка должна была подчеркивать ее девичье обаяние, но к тридцати трем годам сильно померкла.

– Я имею в виду, что на следующей неделе скачки Большого приза, два дня спустя – венчание у Кавендишей, потом Оливеры отмечают день рождения Майкла, и я обещала, что помогу Вивьен украшать дом. – Она сделала паузу, чтобы отпить вина, и Джулиан посмотрел на нее удивленным взглядом.

– Я вижу, дорогая, у тебя намечается небольшое усиление социальной активности? Раньше тебя ничто не могло удержать от того, чтобы поехать со мной на съемки. Как же я там без тебя обойдусь? – спросил Джулиан, и его сарказм достиг цели.

– О, дорогой, я знаю. Но пойми и ты меня, пожалуйста, – и она похлопала его по руке в той несколько рассеянной манере, как это порой делает няня, присматривающая за ребенком, и тут же нацелилась на отбивную с картошкой в соусе, которую ей принес официант. – Это все потому, что наступили трудные времена. Перестановки в доме, все эти вечеринки, да еще благотворительность. Актерская благотворительность, ты же помнишь, дорогой, что ты сам состоишь в комитете. Ты, конечно, тоже прилетишь для участия в нем, да?

– Да как же я смогу, Фиби? – сердито спросил Джулиан. – Я понимаю, что все это делается для хорошего, доброго дела и тому подобное… я знаю, что мы оба в правлении, но я задействован практически в каждом кадре этого проклятого «Сирано». Скорее всего, у меня не получится вырваться оттуда раньше середины той недели, даже для благотворительной деятельности.

– Отлично. – Фиби явно торжествовала – Тогда мне надо остаться здесь, чтобы представлять тебя. Девушки Рависы шьют мне сейчас просто божественное платье, все расшитое цветами из топазового бисера. Тебе оно очень понравится, дорогой, оно так подходит к топазовому браслету и ожерелью, которые ты подарил мне к премьере «Строптивой».

– М-м-м-м. – Джулиан не слушал. Он вертел в руках жареного цыпленка, и мысли его были поглощены в этот момент тем, как он будет входить в свою будущую роль. На самом деле его не волновало, будет Фиби с ним на съемках или нет. Он привык к ее присутствию, она всегда была где-то рядом, как надоевший талисман. Он даже стал постепенно привыкать к ее жалобам, которые, с тех пор как она завязала тесную дружбу с Вивьен Ли, стали звучать все громче. И хотя Фиби считала Вивьен своей самой лучшей подругой, Джулиан знал, что она просто театральная подхалимка. Фиби не была достаточно умной и веселой, чтобы стать близкой подругой этой великолепной актрисы.

– Значит, ты вообще не собираешься приезжать в Нормандию? – спросил Джулиан, которого совсем не интересовало, что ему ответит его жена.

– Ну… я попытаюсь заехать на несколько дней, дорогой, – прощебетала Фиби. – Но не забывай о скачках в Эскоте, у нас на все дни есть приглашения в разные ложи, в том числе и в королевскую. У Денхамов будет большой обед в честь Ага-хана, затем лорд Челтенхэм и графиня Рэтбоун в день Благовещения устраивают роскошный праздник на природе. И, конечно, пикник у Бинки, на котором определенно будут Ноэлль с Жерти, не могу же я все это пропустить, дорогой.

– Я полагаю, что ты там будешь представлять меня? – сказал Джулиан с еще большим сарказмом.

– Конечно, милый, – ответила Фиби, пропустив мимо ушей колкость, потому что ее мысли вертелись сейчас вокруг десятков новых нарядов, которые ей шили Норман Хартнелл, Рависа и Жак Фат.

– Но, дорогой, я должна буду съездить в Париж на примерку и обязательно заскочу на несколько дней в Нормандию, чтобы повидать тебя, хорошо, котик?

– Это будет просто великолепно, дорогая, – сказал Джулиан, делая знак официанту и видя, как Фиби капнула соусом на кремовые кружева, обрамляющие вырез ее платья. В последнее время она стала очень неряшлива, и многие туалеты были испорчены из-за жадности и неумения вести себя за столом.

– Ну, хорошо. Пусть будет так, дорогой. Тебе без меня будет неплохо. С тобой будет вся твоя старая компания, да?

– Да, конечно, – сказал он, с нежностью думая о своем гримере, костюмере и каскадере, которые работали с ним на всех съемках.

– Значит, мне не стоит сильно беспокоиться о тебе, дорогой, правда? – улыбнулась Фиби, вытирая салфеткой кружевной воротничок платья от Хартнелла. – У тебя там все будет в порядке, да?

– По-другому просто быть не может, милая, все будет в полном порядке, – с улыбкой ответил Джулиан, ставя свою витиеватую подпись на счете. – Все будет просто великолепно.

Все действительно оказалось просто великолепно. Как только его синие глаза встретились с голубыми и такими невинными глазами белокурой Кандиды Уиллоу, между ними мгновенно вспыхнула страсть. Слухи об их романе дошли до Фиби, когда было отснято уже три четверти фильма. Она была так увлечена светскими обязанностями, что не могла думать ни о чем, кроме балов, вечеринок в саду и уик-эндов с Оливерами. Она не стала утруждать себя посещением Нормандии, когда поехала в Париж на примерку. А в Париже царила в это время суматоха «маленького сезона» перед тем, как высший свет разъедется в противоположных направлениях в Довиль и на Ривьеру. Поэтому парижские друзья Фиби съели все то время, которая она отводила на посещение мужа. Но Джулиан не возражал. Он был полностью удовлетворен своей жизнью среди друзей на прелестной ферме, вдали от ярких огней Парижа, Лондона и Ривьеры. Ему ужасно нравилась роль Сирано, этого трагикомического персонажа с огромным носом, безнадежно влюбленного в красавицу Роксану. А сама восхитительная Роксана, мисс Кандида Уиллоу, была так безумно влюблена в Джулиана и оказалась такой приятной и очаровательной девушкой, что Джулиан был с ней если и не совершенно счастлив, то, по крайней мере, близок к этому состоянию.

Она снимали фильм в сельской местности, во вполне идиллической обстановке, и все шло прекрасно. Директор был сама любезность, актер, игравший Кристиана, оказался талантливым и любезным, а мисс Кандида Уиллоу – еще более привлекательной, чем ее имя,[8] и воплощала все качества, который каждый мужчина хочет видеть в своей любовнице.

Съемочная группа, многие члены которой работали с Джулианом не первый раз, прекрасно знала о том, что происходит, но все они так любили Джулиана, что отношения двух влюбленных не стали предметом всеобщего обсуждения.

В перерыве между Эпсомскими скачками и регатой Хенли Фиби заехала на съемки, но, пробыв там один короткий уик-энд, сразу же уехала. С закрытыми глазами Джулиан послушно выполнил свой супружеский долг, и, хотя в последние годы Фиби была уже не такой страстной, он продолжал упорно трудиться над ней, все еще надеясь, что у них будет ребенок. Они были женаты уже восемь лет, однако кроме той единственной неудачно закончившейся беременности в самом начале их супружеской жизни, Фиби так ни разу и не понесла. Сейчас, в тридцать три года, молодость уходила, причем очень быстро, но Джулиан хотел иметь ребенка намного сильнее, чем она.

Фиби притворялась, что мечтает о ребенке, и не делала ничего, чтобы помешать зачатию, она прекрасно спала, и ее не мучили мысли о неудачных попытках забеременеть. У нее было слишком много дел, чтобы обращать внимание на такую ерунду.

Они как раз были в его фургоне, и Фиби собиралась ехать в аэропорт.

– Ну, хорошо, дорогой, встретимся в Лондоне через несколько недель, – прощебетала она, поправляя свою новую соломенную шляпку кремового цвета от Диора, которая была вся разукрашена шелковыми земляничками и фиолетовыми лентами.

Джулиан подумал, что эта шляпка не идет к ее рыжим волосам, которые с каждым годом становились все ярче. Но Фиби подобные вещи не волновали. Она любила яркие цвета и была искренне убеждена в том, что они соответствуют ее порывистой натуре.

– Давай, дорогая, веселись с Коузами, передавай привет Ларри, Виви и всей компании, – рассеянно ответил Джулиан, поправляя свой гигантский резиновый нос перед висевшим па стене его маленького фургона зеркалом. Был ужасно жаркий день, и грим, тщательно нанесенный Тимом на этот резиновый протез, мог вот-вот осыпаться. Черт побери, после обеда у него будут крупные планы, а это значит, что Тиму придется притащить свои пузырьки с клеем, оранжевые кисточки и несколько часов возиться с этим носом, чтобы придать ему натуральный вид. Самое главное, чтобы он выглядел как настоящий. Новая аппаратура системы «Синемаскоп» делала заметными мельчайшие поры и самые тонкие морщинки вокруг глаз. Каждая черточка его лица увеличивалась в сотни и даже тысячи раз. Нельзя представить ничего более нелепого, чем Сирано с носом, как у клоуна в цирке. В тесном маленьком фургоне было очень душно и влажно. На Джулиане был тяжелый бархатный камзол сливового цвета, бриджи, метры кружевных оборок и килограммовый парик, поэтому пот, потоками стекавший по его лбу, грозил смыть нос к чертовой матери.