— Почему вы ничего не сказали мне об этих письмах? — прошептала она, с отвращением глядя на человека, который был ее мужем.

— Чтобы ты все перевернула вверх дном, пытаясь вернуть его назад? Сам Кромвель хотел, чтобы я… ты слышишь?.. Чтобы именно я стал его министром! А все из-за моего титула! Он нуждался во мне, чтобы показать, что и на его стороне есть аристократы, чтобы привлечь и других на свою сторону! Если бы это графское отродье, этот роялист был здесь, я бы потерял свой единственный шанс, можно не сомневаться!

— И поэтому вы отказали ему в помощи, отказались помочь ему вернуться домой, — побелевшими губами произнесла Бесс, мгновенно поняв, как отреагировал ее алчный муж, узнав, что все его надежды на титул и богатства развеялись как дым. — И как вы это ему объяснили? Как вы объяснили ему, почему вы не хотите, чтобы он разрушил ваши тщеславные планы?

Питни с изумлением взглянул на жену.

— Объяснил? — насмешливо переспросил он. — Уж не думаешь ли ты, что я стал ему отвечать? Да я просто сделал вид, что не получал никаких писем. Он прислал пять! И каждое отчаяннее предыдущего. Я сжег их все.

— О нет! — в ужасе выдохнула она.

— Да, — зло ответил он. — Я был почти уверен, что он умрет от голода где-нибудь во Франции вместе с другими изгнанниками и мне надо только немного подождать. Прошло достаточно времени, я ничего больше о нем не слышал. Я был уверен, что он мертв! Но нет, мне надо было бы знать, что ваш драгоценный племянник сумеет втереться в доверие к нужным людям и вернется в Англию, чтобы потребовать все назад. Но, клянусь, я никогда не думал, что роялисты вернутся! Никогда!

Бесс отпрянула назад, вырвавшись из рук мужа. Ее охватило тупое оцепенение. И Фолкхэм-хауз, и ее племянник были теперь навсегда потеряны для нее! И виноват в этом был он, Питни Тарле, ее муж. Как, должно быть, невыносимо страдал Гаретт, лишившись родителей, когда никто из его родных не пришел ему на помощь. Она помнила его таким, каким он был в десять лет, как раз перед ее свадьбой, — смышленый, не по годам развитый мальчик, своим решительным, уверенным характером так похожий на ее дорогого брата. Она всегда думала о нем как о сильном, отважном ребенке, который ловко скрывал свой недюжинный ум и силу за легкомысленной шутливостью и юмором.

Что сделали с ним эти годы лишений и горя? Как он сумел выжить? Через что ему прошлось пройти? Несмотря на общепринятое мнение и разговоры тех, кто слушал и верил рассказам Кромвеля, до Бесс доходили слухи, что изгнанники все эти годы жили в страшной нужде и что на их столе не каждый день был даже простой хлеб. Питни однажды проговорился, что король сильно нуждался. Так что же говорить о Гаретте, оказавшемся в изгнании совсем еще ребенком, без денег, без родителей и друзей?

Эта мысль тяжким бременем легла на ее плечи. Гаретт теперь, без сомнения, винит в своих страданиях ее, так же как и Питни. Да и как может быть иначе? Сможет ли он когда-нибудь простить ее за то, что она обрекла его на годы лишений и нужды?

Но затем ее лицо вдруг просветлело. Хотя Гаретту было всего тринадцать лет, когда она последний раз виделась с ним, он достаточно хорошо знал ее мужа, чтобы понять, насколько безжалостным был этот человек. Конечно, он не мог этого забыть! И он, конечно же, поверит ей, когда она скажет ему, что ничего не знала о его письмах. И он поможет ей избавиться от этого ненавистного позорного брака! Наконец-то она сможет уйти от Питни и не бояться того, что он с ней сделает за это!

Питни мгновенно уловил перемену в выражении ее лица. Запустив пальцы в густую копну ее темных волос, он с силой схватил ее за волосы, чтобы она не смогла отвернуться и смотрела прямо в его пылающее злобой лицо.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь! Хочешь сбежать к своему дорогому племяннику? Но лучше тебе забыть об этом, моя дорогая лживая женушка, так как, если ты предашь меня, я убью вас обоих. Ты меня знаешь, я сделаю это!

— Я ненавижу вас! — выкрикнула Бесс в отчаянии, не обращая внимания на боль, которую он причинял ей.

— Неужели? — огрызнулся он и еще сильнее дернул за волосы, оттягивая назад ее голову. Она вскрикнула от боли. Тогда свободной рукой он потянулся к вороту ее халата, распахнув его, запустил руку за пазуху и, грубо ухватившись за грудь, с силой сжал ее. — Ты можешь ненавидеть меня сколько твоей душе угодно, — злобно прошипел он, пожирая ее глазами, — но ты все еще остаешься моей женой. Поэтому, если ты соберешься сбежать к своему ненаглядному племянничку, вспомни, что у меня в руках твоя жизнь и я могу сделать с тобой все, что пожелаю! — Он вновь принялся терзать ее грудь, однако Бесс на этот раз молчала, изо всех сил стиснув зубы, не желая доставлять ему такого удовольствия — слышать, как она кричит.

— Мне все равно, что со мной будет! — бросила она ему в лицо, глаза ее пылали. — Но только вы не посмеете убить Гаретта! Иначе вы бы уже наверняка это сделали!

Питни в ответ лишь усмехнулся, его рука грубо двигалась вниз по ее телу, пока не легла на округлившийся живот.

— И ты готова рискнуть также жизнью своего ребенка? — зло спросил он.

Бесс внезапно похолодела от ужаса. Нет, конечно, он не мог иметь этого в виду! Только не это! После четырнадцати лет замужества Бесс наконец забеременела. Она так долго ждала, так мечтала об этом ребенке. И вот наконец, спустя годы беспрерывных унижений и издевательств, которые ей пришлось терпеть со стороны мужа, у нее должно было появиться дитя, которому она готова была щедро дарить свою нерастраченную любовь и нежность.

— Даже вы не посмеете навредить своему собственному ребенку! — прошептала она, почувствовав, как толкается ребенок под рукой Питни.

Его взгляд стал еще более жестким и подозрительным.

— Если бы он был моим, то был бы в безопасности. Но я не уверен в том, что он мой, — ответил он резко, вновь проведя рукой вверх и больно сжимая ей грудь.

— Он ваш, — с уверенностью, порожденной отчаянием, заявила она, надеясь, что ничем не выдала себя. Как бы она хотела рассмеяться и бросить правду ему прямо в лицо — что он никогда не был способен дать ей ребенка и что это с легкостью сделал один красавчик торговец, с которым он какое-то время вел свои дела.

Но она, конечно, не осмелилась. Он мог погубить их обоих — и ее, и ребенка. А затем он, без всякого сомнения, убьет и ее любовника, человека, от которого она видела все это время лишь одну доброту и нежность. Ее любовник не знал о ребенке, и она не собиралась рассказывать ему об этом, так как боялась даже думать о том, что сделает Питни, если правда вдруг раскроется или она вдруг сбежит к торговцу. Нет, она не хотела рисковать. Она должна заставить мужа поверить, что ребенок его, и пусть будет, что будет.

— Ребенок меня не остановит, — зло выдохнул он прямо ей в ухо. — Я найду способ погубить мать, не повредив ребенку. Не испытывайте моего терпения, мадам! Только попробуйте пойти к своему Гаретту, и я убью вас обоих, оставив дитя без матери.

Он отпустил ее волосы и грубо толкнул назад, на кровать, навалившись на нее сверху всем телом.

Она упала навзничь, вцепившись дрожащими руками в шелковое покрывало. Он вновь загнал ее в ловушку. Бесс не представляла себе, как сможет вынести эту пытку, оставаясь с ним дольше. И все же она должна была ее вынести, ради ребенка! Она не могла умереть и оставить свое дитя в руках этого чудовища.

Ее покорное молчание разожгло огонь желания в его белесых глазах.

— Так ты обещаешь мне быть послушной, жена? — спросил он, в то время как его руки продолжали шарить по ее телу.

Она подняла на него свои затуманенные печалью глаза и, собрав в кулак всю свою волю, молча, с достоинством кивнула.

Тогда он оглядел ее с той же издевательской улыбкой, а затем торопливо принялся снимать панталоны. Оставшись в одной широкой сорочке с кружевом, он предстал перед ней, и Бесс, невольно содрогнувшись, закрыла глаза.

Питни обхватил одной рукой жену за плечи, а затем с грубой настойчивостью поднял с кровати и толкнул на пол, поставив перед собой на колени.

— Покажи-ка мне свою покорность, жена, — хрипло велел он и, обхватив руками ее голову, с силой притянул к своей напряженной плоти.

— Умоляю, Питни, — прошептала Бесс, передергиваясь от омерзения.

Какой дурой она была, когда согласилась выйти за него замуж, воображая себе его отважным, сильным и благородным! Ей надо было послушаться своего брата, который предупреждал ее, что Питни не тот, за кого себя выдает. Но она была ослеплена его зрелыми годами, ласковыми речами и красивым лицом. И как жестоко она поплатилась за свою ошибку и продолжала расплачиваться до сих пор.

Видя ее колебания и безошибочно распознав отвращение, написанное на ее лице, он зло усмехнулся.

— Помни о ребенке, — сказал он безжалостно. — Тебе лучше доказать свою покорность, если хочешь выжить и вырастить свое отродье.

Всей душой и всем сердцем она презирала и ненавидела его, но это ничего не значило, ибо он был сильнее не только физически. И, давясь слезами, текущими по щекам, она доказала ему свое послушание, как уже сотни раз делала это раньше.

6

Первые лучи восходящего солнца внезапно залили огнем сады Фолкхэм-хауза, рассеивая легкую дымку тумана. Каждый листок, покрытый капельками росы, загадочно сверкал и переливался в солнечном свете. Но Мэриан лишь на одно мгновение остановилась, чтобы полюбоваться красотой утреннего сада. А затем сильнее запахнула свой тяжелый плащ и стала осторожно пробираться между невысокими колючими кустарниками по заросшей сорняками тропинке. Во влажном, прохладном воздухе из ее рта при дыхании вырывались небольшие облачка пара.

Наконец она остановилась возле длинных заросших грядок и настороженно оглянулась. В этой наиболее уединенной части сада за плодовыми деревьями в столь ранний час можно было не опасаться встретить кого-нибудь из слуг. Когда-то здесь на месте псарни был разбит сад, в котором сначала мать, а затем и отец выращивали лекарственные травы. Девушка внимательно разглядывала беспорядочную заросль, где специально высаженные растения перепутались с выросшими за последнее время сорняками. За садом давно никто не ухаживал, но она знала, что сможет найти здесь те растения, которые ей нужны. Осторожно, стараясь не шуметь, она пробиралась вдоль грядок, пока не наткнулась на черные ягоды и фиолетовые цветки растения, похожего на паслен.