Нарочито высокомерно она сказала:

— У меня нет никакого желания брать с собой мои наряды, которые я носила какое-то время и которые уже не очень модны, но все они в отличном состоянии, и я уверена, покупатели на них найдутся.

Она сделала паузу, потом медленно проговорила:

— У меня к вам только одна просьба: будьте любезны поручить вашему сыну или кому-нибудь еще отнести на виллу «Голубая звезда» на холме Сиди Бу Сайд тот пакет, что лежит на стопе.

Она показала рукой на пакет довольно внушительных размеров, потому что в нем лежали все рукописи ее отца.

Единственная вещь, которую она не могла ни оставить здесь, ни потерять.

Сберечь рукописи можно было, только отослав их на виллу и адресовав Минерве.

Женщина кивнула, чтобы показать, что все поняла, и Мимоза поблагодарила ее:

— Большое спасибо за все ваши старания, я знаю, вы вернете ключи от дома агенту, сдавшему его нам и нанявшего вас для услуг.

Она протянула руку, и женщина сначала крепко сжала ее, а потом поцеловала.

Этот жест показал Мимозе, как та растрогана щедростью девушки, а потому не пожалеет, что не получила денег, которых у девушки просто не было.

Мимоза накинула шифоновый шарф на волосы и, обернув его вокруг шеи, вышла из дома.

Она знала, что женщина не обратит внимания, куда направилась ее бывшая хозяйка, поскольку ее слишком заинтересовали вещи, оставленные той, и она горела желанием их рассмотреть.

Вряд ли она обратит внимание и на то, ожидал ли кто-нибудь Мимозу, чтобы проводить на пароход, отплывающий в Англию.

Мимоза пошла прочь, размышляя о том, что в их семье становится обычным явлением уходить из дома, оставив там все имущество.

Она порадовалась, что вспомнила о книге своего отца, которую непременно должна была сохранить, пусть и потеряв все остальное.

Отец же избавился от всех вещей, принадлежавших ее матери.

Мимоза не мота не вспомнить, какой ужасной потерей казалось ей тогда решение сэра Ричарда расстаться с украшениями жены.

Когда судно увозило их из родной страны, она увидела, как отец вышел из своей каюты, держа в руках шкатулку. Она узнала ее — в этой шкатулке ее мать хранила украшения.

Все остальные вещи, принадлежавшие матери, остались дома.

Видимо, тот человек, что купил их дом, распорядится и нарядами, и остальными вещами леди Уинифред.

Беспокоясь только об отце, погруженном в свое горе. Мимоза совсем не думала о драгоценностях.

И только в тот момент, увидев в его руках шкатулку с украшениями, она поразилась тому, что он взял их с собой.

— Что вы собираетесь с этим сделать? — спросила она.

В глазах отца, посмотревшего на нее, отражалась душевная мука, которую он носил в себе со дня смерти жены.

— Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь, даже ты, — ответил он, — надевал те украшения, которые я дарил твоей матери с такой любовью. Она значила для меня все. Вот почему они будут покоиться на дне моря и станут надгробным памятником ее красоте.

Проговорив эти слова, он ушел. Ошеломленная девушка не смогла даже последовать за ним.

Когда отец вернулся в каюту, она поняла, что он кинул шкатулку в море, и никто никогда не увидит ни ее, ни хранившихся в ней драгоценностей.

Будучи во многом идеалистом, он всегда поступал так — стремительно и под влиянием порыва.

Дочь понимала, что и книга, которую он писал и которая так много значила для него, была в какой-то мере проявлением его души, ей предстояло просвещать и вдохновлять своих читателей.

К счастью, дом, который они снимали в Тунисе, находился в предместье города, на дороге, ведущей к Сиди Бу Сайду.

Но все же Мимозе предстояло преодолеть неблизкий путь.

К тому времени, как девушка достигла подножия холма, на вершине которого находился храм, она начала чувствовать усталость.

Сначала ей встречалось совсем немного людей, но постепенно улицы оживали.

Людей и экипажей становилось все больше, так что никто не стал бы обращать на нее внимание или задаваться вопросом, почему она одна.

Мимоза начала подниматься по крутому склону, который вел вверх, к храму.

Вилл у подножия холма было совсем немного.

По мере подъема их стало встречаться больше.

Они, очевидно, принадлежали богатым людям, так как дома были большими и ухоженными.

Сады заполняли цветы и деревья.

Виллы окружали высокие стены, чтобы никто не вторгался в жизнь их обитателей.

Аромат жасмина наполнял воздух.

Мимоза знала, что многие из тех, кто поднимался к храму, верили в то, что это оградит их от сглаза.

Жители Туниса были суеверны и даже носили в карманах зерна нигеплы.

Чаще всего они прятали талисманы и амулеты в складках одежды или в золотых медальонах, которые женщины надевали на шею.

Символика амулетов уходила в глубь веков к началу времен.

Больше всего ценился амулет «рука Фатимы».

Сейчас, медленно поднимаясь вверх по холму. Мимоза не отказалась бы от приносящего удачу талисмана.

Именно сейчас никто больше нее не нуждался в везении.

Она слышала биение своего сердца, и причиной тому была не только непривычная физическая нагрузка, но и испуг.

Тогда она уговаривала себя, что все будет хорошо, если Минерва вернулась.

Если же нет, то по крайней мере у самой Мимозы появится шанс на спасение.

Мимоза молила Бога помочь ей.

Она надеялась, что ее молитва не вступит в противоречие с религиозными чувствами паломников, стекающихся к храму на холме.

Девушка вспомнила мусульманскую легенду: будто бы знаменитый святой Луи не умер на горе Бирса.

Он покинул свое войско, взял в жены берберскую девушку и стал местным святым Бу Саидом.

Он был знаменит излечениями от ревматизма и защитой от укусов скорпионов.

Во время своих путешествий сэр Ричард и Мимоза встречались со столькими странными легендами и поверьями.

Как бы ей хотелось поговорить сейчас с отцом о Сиди Бу Сайде!

Наконец, когда она уже почти достигла вершины холма, девушка увидела перед собой очень большую красивую белоснежную виллу.

Ей не требовалось искать табличку с названием на воротах, она и так догадалась, что это и есть «Голубая звезда».

Мгновение она медлила.

Потом, подняв глаза к небу, пылко помолилась за успех своего предприятия.

За воротами начинались заросли кустарника.

Она сняла свой плащ, в котором становилось уже жарко, и запихнула его в заросли так, чтобы нельзя было разглядеть с дороги.

Любой, кто встретил бы сейчас девушку, увидел бы запыленное платье, грязное и порванное в нескольких местах.

Она выбрала одно из самых старых своих платьев, которое носила не меньше двух лет, и потратила немало времени, чтобы извалять его в пыли и обрызгать водой, чтобы создать видимость, будто юбка не раз окуналась в грязь.

Когда она все закончила, одежда выглядела очень потрепанной.

Она сняла шарф, который закрывал ее волосы, и тоже спрятала его в кустарнике.

Вряд ли кто-нибудь найдет плащ и шарф.

А если и найдет, решит, будто какой-нибудь паломник, измученный тяжелым подъемом на вершину холма, уронил все это по дороге.

Мимоза открыла ворота и вошла.

Цветы в саду были потрясающе красивы.

Птицы пели в листве деревьев.

Она словно попала в райский сад, где не существовало никаких проблем и никаких страхов.

Девушка прошла к дому по вымощенной плиткой дорожке.

Фасад виллы украшал портик с белыми колоннами.

Дверь оказалась открыта.

Пока она колебалась, входить ли, в дверном проеме появилась темноволосая женщина средних лет.

В руке она несла корзину — наверное, собиралась выйти в сад, чтобы набрать цветов.

Как Мимоза и рассчитывала, при виде ее женщина вскрикнула, уронила корзину на землю и воскликнула по-французски:

— Мадемуазель! Мадемуазель! Вы вернулись!

Ее голос зазвенел от волнения:

— Вы вернулись! Но где же вы были? Мы обыскали все вокруг в отчаянной попытке найти вас!

При этих словах она шагнула вперед и обняла Мимозу.

Мимоза лишь безучастно посмотрела на нее.

— Кто… Кто я… И почему я… здесь?

Женщина не сводила с нее глаз.

— Вы — дома! Мы так тосковали без вас.

Мы думали, что вас похитили. О, мадемуазель, слава Богу, вы возвратились к нам!

В голосе женщины послышались слезы, но Мимоза только глухо произнесла:

— Где же я? Я… я не могу… ничего вспомнить.

Женщина взяла ее под руку.

— Пойдемте внутрь, — сказала она. — Что же они сделали с вами, те дьяволы? О, моя бедная мадемуазель, они сделали вам больно?

Мимоза позволила ввести себя в огромную, красиво обставленную гостиную. Окна во всю стену открывались прямо в сад.

Француженка усадила девушку в кресло, говоря:

— Вам жарко, и вы устали! Я принесу вам что-нибудь утопить жажду.

И она поспешила из комнаты.

Мимоза могла слышать, как она кричит кому-то о возвращении мадемуазель и отдает приказания принести еду и питье.

Потом она вернулась и, опустившись на колени перед креслом Мимозы, сказала:

— Вы только отдохните, и тогда вам сразу станет лучше.

— Мне… Я не могу… вспомнить… — пробормотала Мимоза. — Кто… я?

— Вы — Минерва Тайсон, — медленно и отчетливо произнесла француженка. — Минерва Тайсон — вот как вас зовут.

Мимоза не повторила это имя, она просто безучастно посмотрела на француженку.

— А я — Сюзетта. Вы же меня помните? Сюзетта, с которой вы всегда смеялись, Сюзетта, которую вы называли своей правой рукой.

— Сю… зет… та, — медленно произнесла Мимоза, останавливаясь на каждом слоге.

— Это так, — подтвердила француженка, — а вы — Минерва.

Мимоза на мгновение закрыла глаза.

Вошел слуга с подносом с кофе и птифурами.

Сюзетта поднялась, напила кофе и подала Мимозе.

Мимоза неуверенно взяла чашку.