Алина Кускова - Любовь со всеми удобствами

– Ты извини, – она подсела ближе к типу в соломенной шляпе со своей стороны участка. – Закрутилась совсем с твоим хозяином. Ему бы у тебя научиться держать язык за зубами, а то болтает разным Наташкам обо мне всякие глупости. – Соломенная шляпа затрепетала на ветру. – Думаешь, не болтает? А откуда они тогда знают обо мне и писателе? Догадываются? Как же, догадаются они, пока им прямиком не подскажут добрые люди. Да, я знаю, что ты не говорил. Ты джентльмен, настоящий, не то что некоторые, – Катерина со злостью посмотрела на мансардное окно. – А от меня Клаус сбежал, – вздохнула она, – я его случайно палкой по башке огрела. – Светлый пиджак заколыхался в области живота пугала. – Не смейся, – грустно сказала ему Катерина. – Все действительно получилось случайно. Давай, споем! – И Катерина медленно, с чувством затянула: – Тополиный пух, ой, жара, июль…

Катерина решила не обращать ни на что внимания и остаток отпуска провести, полностью расслабившись. Сказать, что все это время она находилась в постоянном напряжении, конечно же, было нельзя. Катерина отдыхала. Она изредка спускалась на пляж и загорала. Валяться на полотенце под палящим солнцем было занятно, когда неподалеку копошился Клаус и поглядывал на нее. Пару раз составила компанию Анюте и сходила в лес за ягодами. В принципе, сбор ягод больше был похож на рабский труд, а не на релаксацию, но все-таки вносил какое-то разнообразие в ее деревенскую жизнь. Катерина даже попыталась прополоть скудные грядки с огородной растительностью. Период этот, правда, миновал быстро, а грядки остались. Они медленно, но верно зарастали сорняками. Катерина принялась их облагораживать, но когда вместе с сорняками очистила половину грядки от морковки, то успокоилась и к морковке больше не лезла.

Вместе с отдыхом Катерина занималась уборкой. Ей она посвятила целый день, вытряхивая пыль из многочисленных наследственных половичков и орудуя мокрой тряпкой по всему обозримому пространству. Ей даже понравилось наводить чистоту. После уборки в доме стало прохладнее, и чище сделался сам воздух. Единственным обстоятельством, омрачившим этот день, было то, что писатель, когда Катерина появлялась во дворе, высовывался из своего терема и демонстративно чихал. Но она презрительно усмехалась и продолжала неистово трясти половички прямо под его окном.

Для полноценного дачного отдыха не хватало шашлыков. Во время разбора завалов в чуланчике Катерина нашла почерневший мангал и шесть блестящих новизной шампуров. По всей вероятности, Веронике уже приходила мысль использовать мангал по назначению, и она запаслась шампурами. Катерине они пришлись кстати, наконец-то она сможет похвастаться перед Шкарпеткиными своим кулинарным мастерством.

Шашлык Катерина делала превосходно. Она замачивала в специально приготовленном винном растворе мясо с луком, которое потом жарила лично, не доверяя сложный процесс никому. Обычно никто и не рвался ей помогать, чаще все приезжали парами и тусовались друг с другом, Катерина же всегда была одна. Ульяна в счет не шла, дочка бегала с другими детьми и не спасала маму от одиночества.

Катерина всерьез озадачилась приготовлением шашлыка, для чего накупила в сельском магазине куриных окорочков, мясо отчего-то в магазин не привозили, наивно полагая, что курятина полезнее. Разбираться в таких тонкостях Катерина не стала, с полным пакетом окорочков она вернулась домой и замочила их в маринаде. Для кур требовалось гораздо меньше времени, чем для говядины. Катерина вытащила мангал во двор и уложила в него березовые дрова, которые нашла под крыльцом. Оставалось разжечь огонь и отправляться к Шкарпеткиным с приглашением на шикарный обед. Те как раз возились дома и покрикивали друг на друга. Катерина чиркнула спичкой, убедилась, что дрова загорелись весело и дружно, и пошла к Анюте.

Ее встретил обескураженный Семен, он стоял на крыльце и чесал затылок.

– Екарный бабай, – принялся он посвящать Катерину в случившееся недоразумение без предварительного вступления, во время которого обычно нормальные люди здороваются. – Раскормил я Анюту на свою голову! Стала она спускаться в погреб, лестница под ней и проломилась! Летела недолго, но с непривычки стонать начала и ругаться. Хотел плюнуть на нее да закрыть погреб, так на плите щи недоваренные остались, кому ж охота без обеда сидеть? Пошел, притащил лестницу из сарая. – Он кивнул в сторону двух палок, прислоненных к стене дома.

– Это разве лестница? – осторожно поинтересовалась Катерина, боязливо ощупав две длинные вертикальные палки с двумя короткими поперечными.

– Вот и она туда же: «Это не лестница! Я с нее навернусь!» Конечно, навернется, весит-то тонну. Сколько раз я говорил, что ей худеть надо! Ее теперь ни одна лестница не выдержит. Ты, Катерина, пойди, пожалей ее ушибленное место. Она говорит, что головой ударилась. Были бы мозги, сразу бы выскочили. А я к Степанычу отправлюсь за парашютной стропой. Он у летунов на аэродроме завхозом работал. Хозяйственный мужик был, всегда приговаривал: «Раз идешь с аэродрома, захвати чего для дома». И хватал. Когда половину аэродрома вынес, уволили его как рожденного ползать…

Катерина прошла в сени и заглянула в открытый погреб. В полутьме, с трудом пробиваемой тусклым светом фонарика, она увидела Анюту, восседавшую на бочке.

– Как ты, Анюта? – Катерина наклонилась над погребом и попыталась улыбнуться.

– Отвратительно! – взвизгнула Анюта. – Этот гад специально такие ступеньки хлипкие сделал, чтобы они подо мной провалились!

– Что ты! Я думаю, Семен не специально ступеньки хлипкими сделал, – попыталась заступиться за него Катерина.

– А при чем тут Семен? Я про прадеда своего говорю, царство ему небесное.

– Так сколько же этим ступенькам лет?! То есть веков? – изумилась Катерина.

– Всего-то два, а может, и того меньше, – пожала полными плечами Анюта и загрустила. – Чем меня теперь отсюда выуживать? По хлипким лестницам не полезу! Объявлю бойкот и умру голодной смертью.

– А я вас с Семеном хотела на шашлыки пригласить, – сказала Катерина, – уже мангал во двор вытащила и окорочка замочила в маринаде.

– Шашлыки?! – заметно повеселела Анюта. – Шашлыки – это хорошо. Принесешь мне два кусочка. Только сделай это от Семена тайком, он меня кормить отказался. Сказал, что раз лестницы подо мной проваливаются, то буду я тут сидеть до полного исхудания.

– Семен за парашютной стропой к Степанычу пошел, – сообщила подруге Катерина. – Парашютные стропы много чего выдерживают.

– Я боюсь, – призналась Анюта, – страшно что-то, с этакой высоты по стропе подниматься.

– А тебе подниматься не придется, Семен тебя вытянет, – сказала Катерина и сама себе не поверила. Анюта слишком много весила для того, чтобы ее смог вытянуть один Семен. От Катерины помощи практически никакой. Она физически слабосильная.

Но Семен пришел не только со стропой, вместе с ним выручать Анюту из плена явился Степаныч. Он сразу взялся за дело, скинув стропу вниз и приказав Анюте обмотаться на талии. Семен поворчал, что у его супруги такое излишество, как талия, уже давно отсутствует, но поднимать жену на поверхность принялся с энтузиазмом голодающего Поволжья. Анюта обмоталась. Поднатужились они, дернули, вдруг «Хрясь!». Руки у них сразу пустые оказались. Катерина нагнулась вниз и увидела Анюту. Она сидела на земляном полу, обмотанная стропой, ее дрожащая рука тянулась к бутылям с самогонкой, а вторая выуживала из бочки слабосоленую помидорину.

– Нет, – сказал Степаныч, – эта тяжесть с естественным человеческим организмом не совместима! – И получил помидориной по лбу. – Неблагодарная баба! – беззлобно ругнулся он и принялся чесать затылок. – Нужно привести бычка моего, Юрку. Он нам поможет Анюту выуживать.

И ушел за бычком. Вместе с ним отправился Семен.

– Как ты там, Анюта? – пискнула Катерина, заглядывала в погреб.

– За твое здоровье, подруженька дорогая! – Анюта схватила бутыль и принялась пить что называется из горла. После чего вытерла рот рукавом и закусила первой попавшейся в руку помидориной из бочки, на которой недавно сидела.

– Анюта, может, не надо? – попыталась облагоразумить подругу Катерина.

– Надо, – ответила Анюта и потянулась к бочке с огурцами. – Все недосуг было проверить, хрустят они или нет, – она выудила огурчик. – Лови! – И кинула его Катерине.

– Хрустят, – подтвердила та, кусая соленый огурец. – Очень хрустят, вкусные, как раз к шашлыку.

– Может, тебе бутыль как-то передать? – задумалась Анюта. – Посидим, выпьем, за жизнь поговорим.

Передать бутыль не получилось, было слишком высоко. За жизнь говорили полчаса.

– Му! – услышали они наконец со двора и притихли.

– Так! – В сени забежал Степаныч. – Анюта! Быстро кидай строп наверх! Юрка у меня темпераментный, он ждать не будет. – Анюта кинула строп, и Степаныч с ним выбежал из сеней. – Поднатужились! Вира! – услышали женщины со двора.

Строп с Анютой моментально взлетел наверх, но остановился ровно посредине трехметровой высоты. Анюта зависла между небом и землей, как вордовская программа, о которой она не имела ни малейшего представления. Ни туда, ни сюда. Катерина выскочила во двор и увидела странную картину. Огромный бык, с обвязанной стропой могучей шеей, стоял рядом с Семеном и Степанычем, а те его уговаривали сдвинуться с места.

– Ладно, черт с ним! – не выдержал Семен. – Пусть хоть так держит! Я побегу, ее сам вытяну. – Через секунду из сеней раздался его возмущенный голос: – Спасателей вызывать нужно! – И вскоре появился он сам. – Нужно вызывать спасателей, – взволнованно сказал вернувшийся Семен Степанычу. – Иначе, пока мы ее достанем, в погребе опустеют все жизненно важные емкости.

– А! А! А! – из погреба раздался нечеловеческий голос Анюты. У Катерины душа ускакала в пятки, мужчины вздрогнули, а бык, заинтересовавшись звуками, направился к сеням.