Алина Кускова - Любовь со всеми удобствами

– Правильно, – обрадовался Карпатов, – как я сразу не подумал, что молоко служит противоядием.

Он схватил бидон и принялся пить. В его отравленный никотином желудок влезло два литра. Карпатов откинулся на скамейке и довольно вытер губы.

– Хорошее молоко, холодненькое, – сказал он. – Прямо из холодильника?

– Не, – Анюта отрицательно покачала головой, – из погреба. Но оно и там хорошо охлаждается. Я бабкиным методом действую.

– Это каким же? – роясь в кармане в поисках сигареты, поинтересовался писатель, которому значительно полегчало.

– Кладу лягушку в бидон с молоком, – невозмутимо поделилась Анюта, – и жду. Она там сидит, молоко через себя перерабатывает и охлаждает.

– И ты мне… – Карпатов явственно ощутил позыв к рвотному рефлексу, – дала молоко с лягушкой?!

– Ну, что ты, милок, лягушку-то я вытащила, она мне еще пригодится.

– А! А! – закричал писатель, хватаясь за горло и озираясь в поисках отхожего места.

– Городские такие хлипкие и на желудок, и на нервы, – Анюта проводила писателя насмешливым взглядом. – А доверчивые-то, доверчивые, всяким сказкам верят. Как будто мы деревня темная и холодильниками пользоваться не умеем.

– Ну, что? Освободил желудок от окурка с молоком? – Анюта подала побледневшему Карпатову полотенце и направила к умывальнику. – Всего делов-то. Уж не знаю, какое молоко противоядие, а вот рвотное – отличное. Зубы дома почисть, мало ли, целоваться придется, – брякнула она, не подумав.

– Ни за что! – взбеленился писатель. – Никогда! Только через мой труп!

– Ну, с трупом целоваться – удовольствия мало, уж лучше с бревном.

Карпатов застонал от горьких воспоминаний и опустился на скамейку.

Катерина с тревогой ждала вечера, ведь Захар пообещал прийти к ней, совершенно ясно, что не для чтения романа под трепетное волнение свечей. Она сумела бы воспротивиться любому нахалу, но случилось так, что именно этот ей нравился. Что-то непонятное будил он в ее душе своими наглыми взглядами и требовательными прикосновениями. К тому же в последнее время он настолько себя сдерживал и обращался с Катериной вполне целомудренно. В общем, настоящий сердцеед в обличии неземного красавца.

Катерина всегда сторонилась красавцев, они казались ей бездушными эгоистами, думающими только о себе. Впрочем, такие ей и попадались, хотя и в чрезвычайно небольшом количестве. Был один Виктор Спевкин, хороший знакомый ее знакомых, которые их и познакомили. Они сходили на единственное свидание, после которого Катерина узнала, что Виктор лег на операцию по смене пола. Потрясение от того, что это она виновата в такой резкой перемене, долго не покидало бедную женщину. Но у знакомых все-таки проснулась совесть, и они рассказали ей, что Спевкин давно подумывал о том, как бы превратиться в высокую, стройную, голубоглазую даму. Для этого их, собственно, и познакомили, то есть для того, чтобы он влюбился в Катерину и забыл о своем превращении. Но результат вышел противоположный. После общения с Катериной Спевкин принял решение не медлить. И обыкновенный красавец стал необыкновенной красавицей.

В то, что Захар попытается изменить свой пол, Катерина, конечно же, не верила. Но в собственных силах сомневалась. Сомневалась она и в своих чувствах к деревенскому мачо. Зато была уверена в том, что Захар ее нисколько не любит, а собирается использовать, и, увы, не только по чисто женскому назначению. Но Катерину тянуло к нему какой-то непреодолимой силой, отбрыкаться от которой было чрезвычайно трудно. Захар наверняка это почувствовал и решил воспользоваться ее слабостью. Для того чтобы лишний раз с ним не встречаться, Катерина пошла на ужин к Шкарпеткиным, благо что ее пригласил сам хмурый Семен, не жалующий незваных гостей.

Анюта возилась на кухне.

– Капуста? – заинтересованно спросил Семен, прорываясь к казану, который жена достала из печи. – А морковный салат будет?!

– Ну его, – отмахнулась Анюта. – От этих салатов одна морока. Я плов приготовила такой, что вы пальчики оближете. По особенному рецепту, от одного таджикского дизайнера, который у нас в деревне прошлым летом жил. Все дело – в рисе, мясо, овощи – второстепенные продукты в плове. Главное, рис хорошенько просушить! – Она открыла крышку казана, и оттуда пошел такой вкусный запах, что Катерина сглотнула слюну, а Семен подавился собственным языком.

– Диеты не для меня, – призналась Анюта, раскладывая плов по тарелкам. – Я от них пухну.

– Да кто тебе только сказал, что от диет пухнут?! – начала было возмущаться Катерина, но поймала на себе злющий взгляд Семена. – Впрочем, с некоторыми бывает, – тут же закруглила она разговор на эту болезненную для Шкарпеткиных тему.

– Перед тобой как раз писатель прибегал, – принялась рассказывать Катерине Анюта, когда с ужином было покончено и довольный Семен, придерживая свой живот, отправился в комнату к телевизору.

– Зачем? – с напускным безразличием спросила Катерина.

– На тебя жаловаться, – усмехнулась Анюта. – Он проглотил сигарету по твоей вине. Еле его молоком отпоила, чтобы он от никотина не загнулся.

– Сигарету проглотил?! – опешила Катерина. – А я-то здесь при чем? Я ему сигарету в рот не запихивала. Я вообще к нему не подходила. Просто попросила его пепел на цветы не стряхивать.

– Ну, – хитро усмехнулась Анюта, – я не знаю, что там у вас вышло, только он после этого еще долго у меня на скамейке в сознание приходил.

– Ай-ай-ай, какие мы нежные, – покачала головой Катерина, – чуть что, сразу по соседкам бегаем. Бабник! – Она отпила большой глоток горячего чая и обожглась. – Ой!

– Бабник? – опешила Анюта. – Да… на что-то он мне намекал. Неужели наш писатель бабник?

– Еще какой! – Катерина показала кулак в сторону дома Карпатова. – Писатели – все бабники, Анюта. Особенно те, которые строчат любовные романы. У них, понимаешь ли, под боком должна быть фактура. Им, понимаешь ли, Анюта, опыт нужен. Опыт обольщения доверчивых женщин!

– Неужто он тебя обольстил?! – ужаснулась Анюта, ставя на стол пироги с капустой. – Сема! Твоя любимая капуста, иди, съешь пирожок!

– Обольстил, как же! – усмехнулась Катерина, запихивая в рот половину пирога сразу.

– Правильно, – кивнула Анюта, не соглашайся и не верь. Они, мужики, подлые на самом деле. Семушка! Иди, дружок, скушай пирожок. Моего в расчет не бери, дите малое, никого обмануть не сможет. Бери, Сема, бери, – она сунула приковылявшему на ее зов супругу тарелку с пирогами.

– Точно с капустой? – переспросил тот и добавил, когда жена разломила один пирог: – Я капусту очень уважаю. Хорошая диета! – И немедленно уволок пирожок в соседнюю комнату.

– Ты никому, гляди, не поддавайся, – продолжала науськивать подругу Анюта. – Что ни мужик, то бабник. Захар, к примеру. Что у тебя с ним?

– Ничего, – соврала Катерина, которой и на самом деле хотелось в это верить.

– А с немчиком? – допытывалась Анюта.

– И с ним ничего, – сказала Катерина и подумала, что Анюта после всех этих «ничего» ей просто не поверит. – Обещал зайти вечером, принести какие-то фотографии своей Родины.

– Немчик обещал? – уточнила на всякий случай Анюта.

– Немчик, – буркнула Катерина, – и Захар тоже!

– Батюшки! – всплеснула руками Анюта. – Не приведи господь, встретятся! Захар на расправу крут.

– И что же будет?! Я и тому, и другому сказала, чтобы ночью не приходили, – Катерина испугалась.

– Ничего не будет, – поспешила ее утешить подруга, – морды друг другу набьют, и всего делов-то. Ты, Катерина, лучше у меня подольше посиди. Так, на всякий случай. Пусть они друг друга покалечат без твоего участия.

– Покалечат?! – испугалась еще больше Катерина. – Нет, я так не могу, пойду домой их ждать.

– Давай, беги! – обиделась Анюта. – Самое последнее дело бабе ждать, когда к ней оба мужика разом завалятся с намерением отмутузить друг друга по полной программе.

– Анечка, – не стала с ней ссориться Катерина, – хоть одним глазком…

– Одним можно, – кивнула Анюта, – пошли в сад.

В дыру забора, который утопал в малине, можно было просунуть всю голову, а не только один глаз. Подружки заняли исходную позицию. С того места, где они пристроились, открывался отличный обзор Катерининого двора.

Солнце уже вовсю передавало эстафету ночному светилу, когда во дворе Катерины женщины заметили долговязую сутулую мужскую фигуру.

– Немчик, – опознала гостя Анюта.

– Нет, Захар, – пригляделась Катерина.

Человек стукнул пару раз в дверь дома и, не дождавшись ответа, заглянул в распахнутое окно.

– Вас ист дас? – недоуменно спросил человек, и его инкогнито было раскрыто.

– Вот я тебе сейчас как дам! – в сердцах пообещал тип, открывший в это время калитку во двор к Катерине. – Ишь ты, оккупант, повадился по чужим бабам лазать!

– Бите, бите, – защебетал немчик и интеллигентно поздоровался: – Гутен абенд!

– Биты у меня нет, – сказал ему Захар. – Но я и кулаком могу обеспечить тебе льготные поездки в общественном транспорте!

– Во ист Кэт? – прыгал у порога немчик и интересовался местонахождением Катерины.

– Воистину, воистину, к Катерине прибежал, гад. – Захар вытер пот со лба, нахмурил брови и пошел на врага, набычившись, как упрямое животное.

– Вас ист дас?! – засуетился Клаус и тут же вместо ответа получил в правый глаз. – О! – Его благодушная физиономия перекосилась, а глаз стал медленно, но верно опухать. – Скэтина! – крикнул Клаус с акцентом и вцепился зубами в руку Захара.

Тот не ожидал такого нападения и на мгновение растерялся. Клаус воспользовался его замешательством и укусил Захара за ухо.

– Ах ты, подлый Тайсон! – взвыл от боли Захар и попытался скинуть с себя это кусачее существо. Существо брыкалось, повизгивало и царапалось. Так драться Захар не привык и отступил на шаг.

– Скэтина! – прокричал Клаус Захару, устремляясь к бугру.