Алина Кускова - Любовь со всеми удобствами

Катерина попыталась привстать, но силы оставили ее, и она снова свалилась на песок, успев ухватиться за первое, что ей попалось под руку. Как ни странно, но ей под руку попалась шея Карпатова, которую она, желая зацепиться, нежно обняла. Она обняла бы более жестко, но для этого у нее просто не хватило сил. Карпатов понял намерения Катерины совсем по-другому.

– А! – заявил он, в упор глядя ей в лицо. – Так вот каковы ваши истинные намерения?!

– У меня хоть есть намерения, – простонала в ответ Катерина. – А у некоторых на уме одни домогательства.

– Это у меня-то домогательства?! – возмутился от такого наглого заявления писатель. – Да я до вас даже не дотронулся!

– Неправда! – собрав все силы, воскликнула утопленница. – Вы меня только что поцеловали!

– Да я, да ни за что! Да никогда! – продолжил возмущаться Карпатов.

– Ага, – вздохнула Катерина, – еще скажите, что вы и целоваться-то не умеете.

– Да я целуюсь лучше всех ваших ухажеров, вместе взятых! – нагло заявил Карпатов и насильно уложил ее голову на песок.

Катерина притихла. За подобным заявлением должны были последовать более решительные действия, чем восстановление дыхания искусственным способом «рот в рот». Она боялась спугнуть Карпатова и боялась испугаться сама. Он тем не менее откинул со лба Катерины мокрые волосы и нашел ее губы, пронзив жарким поцелуем до такой степени, что Катерине показалось, лучше него действительно никто не целуется. Но проверять других ей почему-то не хотелось. Она снова обняла его за шею и ответила на поцелуй.

– Люди добрые, что тут делается?! – кричала Анюта, съехавшая с бугра на пляж прямо по песку.

– А что тут делается? – заинтересовалась Любочка-стриптизерша, прибежавшая с другой стороны.

– Буль-буль! – Клаус изобразил задыхающегося человека и указал на Катерину.

Та лежала, боясь пошелохнуться. Карпатов тоже застыл над ее мокрым телом.

– Фрау буль-буль, – пояснил находившийся тут же Фриц, который вряд ли что-то видел.

– А чего это вы на ней делаете?! – подозрительно поинтересовалась Любочка, разглядывая писателя, пристроившегося рядом с Катериной. – На искусственное дыхание это не похоже!

– Подлец! – нашлась Катерина и на глазах деревенского сообщества залепила Карпатову пощечину. – Воспользовался моментом, спас меня и… – Видимо, после этих слов ей стало стыдно.

– Что?! – взревел незаслуженно обиженный Карпатов. – Я ее действительно спас! – Он отпрыгнул от Катерины в сторону, как от гремучей змеи. – Черная неблагодарность! – сказал Карпатов и поднял свое полотенце, намереваясь покинуть пляж.

– Как будто благодарность бывает белая, – всхлипнула Катерина, понимая, что перегнула палку. – Тебе, Клаус, лед сказали тащить, лед, айс! А не весь народ созывать. Не хватает только слезливой Матрены для полной картины моего падения.

– Айс! Айс! – обрадовался немец, кивая головой и выуживая из пакета ледяные кубики.

– Холодно-то как, – стонала Катерина, прикладывая лед к глупой голове.

– Зря ты его так, – шепнула ей Анюта, воспользовавшись тем, что зрители отвлеклись от них на Клауса, который подробно, на иноземном языке, рассказывал, каким образом Катерина тонула.

Он больше жестикулировал, чем говорил, но народу и это нравилось. Убедившись в том, что у Катерины с писателем так ничего хорошего и не получилось, сколько бы она ни тонула, довольная Карелина, подхватив своего Фрица под руку, направилась обратно.

– Вот и покуражилась, – вздохнула Катерина, глядя вслед удаляющемуся Карпатову.

– Зря обидела хорошего мужика, – сожалела Анюта.

– Я сама знаю, что зря, – согласилась с ней Катерина. – Но как исправить-то? Извиниться?

Она прекрасно понимала, что это не поможет. Писателя в качестве предполагаемого жениха она потеряла раз и навсегда, а ведь он действительно отлично целовался! Или ей только так показалось? Катерина вздохнула и поднялась.

– Буду учиться плавать, – упрямо заявила она Анюте.

– Учись, учись, – покивала головой та, – тебе еще многому придется научиться. Сразу видно, что нормального обхождения у тебя с мужиками не было. Этот, – она кивнула в сторону писателя, – конечно, не совсем нормальный. Но хороший. Немчик, – она поглядела с грустью на Клауса, – совсем дите. Захар – тот бабник. За кого же тебя сватать, ума не приложу!

– Не за кого, – взъелась Катерина. – Я сюда отдыхать приехала, а не мужа искать.

– Одно другому никогда еще не мешало, – мудро заметила Анюта. – Одинокая женщина, если она психически здоровая, всегда ищет себе надежу и опору. А мужем он придется или другом, это уж не мое дело. Нет вот у тебя опоры, тонешь, а спасти некому!

– Я сама себя привыкла спасать, – бросила подруге Катерина, перекинула полотенце и принялась карабкаться по бугру.

Анюта оказалась права, в жизни Катерины не было места романтическим встречам. Работа, Ульяна, дом, а там готовка из полуфабрикатов, помощь с уроками, уборка… Так и крутилась несколько лет без остановки. Безусловно, на себя она внимание обращала, в салоны красоты ходила, изредка, но ходила же. Театры посещала, филармонию очень любила. Только познакомиться там было совершенно не с кем, мужчины в филармонии обычно спали на плечах у своих жен. Катерина знакомиться и не старалась, не ставила себе такой цели.

Романы случались как-то сами собой. С новым начальником, – так, ничего серьезного, легкий флирт до тех пор, пока к ним не пришла новая секретарша. Девица решила флиртом не ограничиваться и избавилась от соперницы. Пришлось Катерине искать другое место работы, ей повезло, она устроилась в художественный музей. Но и там знакомиться было не с кем, мужчины обычно приходили в музей уже либо с подругами, либо с женами. Катерина была смотрителем в зале импрессионистов, а туда вообще из холостяков мало кто заглядывал.

Флирт с начальником она больше себе не позволяла, даже самый безобидный. А ее сотрудники все сплошь были женского пола. Правда, одна из них попыталась познакомить Катерину со своим сыном, они сходили один раз на свидание, после чего решили, что не подходят друг другу, и расстались ни друзьями, ни врагами. Так, никем.

На улице Катерина не знакомилась принципиально, а у ее подруг друзья были все неадекватные настолько, что связываться с ними не имело смысла. Среди дальних родственников все давно переженились, развелись и переженились по второму, а некоторые и по третьему разу. Оставалось дать объявления в газету или принять участие в телепередаче «Для тех, кто хочет». Катерина не хотела. Объявлений не давала, участия не принимала, жила, как живется, и надеялась на чудо. Она серьезно верила, что в жизни каждой женщины есть место сказке. По-другому было нельзя, не верить было нельзя, рядом с ней подрастала дочь, которая вместе с Катериной верила в сказки. И в принцев. Расстроить ее тем открытием, что принцев не бывает, Катерина не могла и не показывала вида, что судьбой своей недовольна. Ульяна искренне думала, что ее мама – феминистка, тайком поджидающая запоздавшего принца. В том, что он обязательно прибудет и изменит их скучную жизнь, они обе не сомневались.

До этого дня. Принц обозвал ее неблагодарной и ушел, не оборачиваясь. Можно было, безусловно, поинтересоваться у судьбы, по течению которой плыла Катерина, а нет ли у нее еще каких-нибудь завалящих принцев? Хотя бы одного, только не хромого и косого, а вполне нормального и адекватного. Поинтересоваться-то было можно, да вот вряд ли бы ответила судьба, давно уже неблагосклонно относящаяся к Катерине. Или ответила бы словами Анюты: «Зря ты так». Она и сама знала, что зря. Просто все это получилось случайно, глупо, но никуда от этого не деться. Разве что прыгнуть с бугра.

Катерина обернулась, Клаус радостно кричал ей что-то на своем языке.

Каждая баба имеет право выбора, каждая. Это раньше, в далекие царские времена, она была бесправной и затюканной. Сейчас другое время и другое дело. Все в ее руках, да что там все – весь мир! Захочет – и его перевернет с ног на голову. Только дай ей волю… Или подари ей на день свадьбы напольные весы. Семен подарил и глубоко пожалел об этом, хотя, казалось бы, какое мирное занятие – взвешивать ведра с ягодами, приготовленными для варенья. Но Анюта этим не ограничилась, она взяла и взвесила себя.

– Что-то ты стала как-то по-другому готовить, – заметил как-то утром Семен, тыкая вилкой в салат из свежей свеклы.

– Мы теперь, – отвечает ему Анюта, – станем вести здоровый образ жизни, сядем на полноценную диету и примемся вес сбрасывать. Чем мы хуже городских?! Они все поголовно сбрасывают. Между прочим, сейчас мировой стандарт для женщин – 90–60—90.

– Где это ты такой ерунды нахваталась?! – возмутился супруг. – Ты и так под девяносто весишь, как раз в мировые стандарты входишь. А мне с моими шестидьюсятью килограммами худеть несподручно, еще ветром унесет.

– Ах, насмешил, насмешил! – громко захохотала Анюта и плюхнула супругу добавку салата. – Это у тебя-то шестьдесят?! Если только помноженное на два! Какой ты, Семен, у меня необразованный, прямо – темнота. Худеть нужно для того, чтобы шлаки выводить из организма, питаясь правильно.

– А я шлаки не ем! – заявил Семен и отодвинул от себя ненавистную свеклу. – И питался до этого дня очень даже правильно. С чего это мне менять привычный образ жизни? С какой такой дури? С твоей? Я к тебе и такой объемной приспособился, мне даже нравится.

Анюта смерила мужа презрительным взглядом и пошла к весам. Встала на них и кричит:

– Ага! За утро похудела на сто грамм!

– Ты иди в гальюн опорожнись, еще пару килограммов скинешь, – посоветовал Семен, вытаскивая из холодильника кусок сала с мясными прожилками, при виде которого у него началось обильное слюновыделение.

– Да как ты можешь?! – прибежала тут же перехватчица и оставила мужика без сала.

«Ладно, – подумал Семен, провожая жадным взглядом вожделенный кусок, – в обед наемся! Черт с ней, с глупой бабой, пусть немного потешится!»