Алина Кускова - Любовь со всеми удобствами

– Правильно, – прошептала Анюта, перехватив ее взгляд. – Сейчас я ему в карман залезу. – Она стремительно, прежде чем Катерина успела возразить, засунула руку в карман его брюк и достала оттуда какой-то документ. – Виза? Паспорт? – Анюта внимательно разглядывала надписи на листочках документа. – Катюха! Пляши! Печати загса у него нигде нет.

– А дети?! – взволнованно поинтересовалась Катерина. – Не проштампованы?!

– Ничегошеньки нет, – обрадовала ее подруга. – Чистейшей воды холостяк! Гутен морген, гутен таг, бьют по морде, бьют и так! Нравится?! – Анюта сделала широкий жест. – Забирай!

– Ой, Анюта, если мужчина до тридцати лет не был женат, то это еще ничего не значит, – прошептала Катерина. – Он мог жить с мамой, а это, поверь мне, гораздо хуже, чем трижды женатый и разведенный. А про маму в паспортах ничего не сообщают. Жаль-то как. Обязательно нужно в паспорте писать, какая у мужчины мать: возраст, специальность, количество мужей. Потому как если она одинокая, то к ее сыночку лучше не подступаться, она его все равно не отдаст. Уж лучше за разведенного.

– Да ничего нет, – покрутила документ Анюта и засунула его обратно. – Тогда ты сама решай. Пусть он у меня здесь отоспится. Скоро Семен с сенокоса вернется, мне нужно ему кастрюлю борща наварить. Я Клауса от его ревнивых глаз простынкой накрою, а ты, если что – прибегай.

– Прибегу, – пообещала Катерина и бросила взгляд на немца. – И откуда он только взялся на мою голову? И на твою тоже. И зачем ты их к себе притащила? Меня теперь сомнения раздирают. С одной стороны, хочется за иностранца замуж, а с другой – как же это выскочить замуж без любви?!

– Стерпится, слюбится, – заявила Анюта, накрывая заморского гостя простыней.

Когда он исчез под нею, Катерине стало намного легче поверить, что если стерпится, то действительно слюбится. А там, глядишь, и любовь придет. А если нет?!

Глупо в ее возрасте думать о любви, прав писатель, а вдруг ее нет? И что тогда? Прожить, дожидаясь большого и светлого чувства, всю жизнь, так никого и не встретив? Сущее наказание. Но и жить без любви – тоже наказание. Лучше не жить. Ой, о чем это она? Не в том смысле, что не жить. А в том смысле, что без любви не жить… Запуталась сама.

Катерина тоскливо помахала рукой чучелу на писательском огороде. Есть же настоящие люди!

Она тоже с этого дня станет настоящей. Самой собой. Не будет слушать ничьих советов и поплывет по течению. Куда оно ее вынесет, туда ей и судьба выплывать. Раз к немцу, так к немцу. К Захару так к Захару. Третьего варианта не дано. Или она все-таки ошибается?

– Сидит моя отрада в высоком терему! – звонко запела Катерина, заходя на свое крыльцо. – И в терем тот высокий нет входа никому!

Занавеска на мансардном окне не шелохнулась, физиономия великого труженика прозы не появилась. Катерина послала чучелу воздушный поцелуй и скрылась в доме.

Немцы оказались славными ребятами. Они расположились под бугром у самой реки в трейлере, на котором приехали в деревню. В нем они только ночевали, все остальное время предпочитали возиться на бугре, копая ямы, ходы и какие-то лазейки. В перерывах, а их было не так уж и мало, иностранные туристы отдыхали, безжизненно валяясь под ласковым летним солнцем, и купались в реке. Работенка у них была вполне комфортная и явно доставляла им удовольствие.

Фриц часто пропадал в доме Карелиной. Та, не бросив обольщать писателя, основные силы направила на немца. Низкорослый пухлик, как назвала его Анюта, при виде Любочки лепетал комплименты на смеси родного и русского языка и прилагал все усилия для того, чтобы эта красивая русская женщина не на шутку им увлеклась. Глупенький немчик, он совершенно не знал Любочкиного характера с хищными намерениями и принимал знаки ее внимания за чистую монету. А монеты очень интересовали Любочку, которая всерьез озаботилась выяснением состоятельности немецких граждан.

Верила ли Любочка в любовь или нет, история умалчивает. Все деревенские жители знали наперечет ее кавалеров, но мало кто мог сказать совершенно точно, кто из них действительно был ее возлюбленным. Карелина, крутя романы, долгое время оставалась одна-одинешенька. Впрочем, сама она называла это личной свободой и заявляла, что замуж не стремится.

Катерина принимала ухаживания Клауса очень настороженно и не трепетала от его комплиментов, большинства из которых не понимала. Но чувство гражданского долга заставляло ее относиться к иностранцу с уважением и добродушием. Она и относилась. Где-то в глубине своей души Катерина понимала, что Клаус ей даже нравится: высокий, подтянутый, загорелый. Если бы он знал, что женщины любят ушами, и выучил бы необходимый минимум русского языка, то Катерина вряд ли смогла бы устоять против его обаяния. Немец действительно был еще тем Казановой.

Каждое утро, а вставал Клаус в полдень, он притаскивал огромный букет полевых цветов и клал его на крыльцо, ни говоря при этом Катерине ни слова. Он бы и сказал, да не мог! Катерина улыбалась ему и приглашала пить кофе, который называла утренним. Клаус соглашался, пил с ней кофе, умиленно разглядывая молодую женщину, а потом отправлялся на бугор, копать. Переводчиком у них был Фриц, но тот в последнее время стал пропадать во дворе у Любочки. Бедному Клаусу приходилось одному перелопачивать бугор. Катерина его жалела и кормила обедом, который ей помогала готовить Анюта. Впрочем, уже через неделю Катерина и сама могла готовить вкусные деревенские щи из тех продуктов, что имелись под рукой. Клаус хвалил Катеринину стряпню, возносил глаза к небу и просил добавки.

Кормила ли щами Фрица Любочка, также оставалось неизвестным. Но если тот пропадал у нее целыми днями, то, значит, питался не только духовной пищей. По крайней мере пухлик не отощал. Похудел совершенно не причастный к этим делам человек. Георгий Карпатов, продолжающий в муках писать роман-эпопею, не только похудел, он осунулся и зарос щетиной. По всему было видно, что человек сел на диету или страдает от каких-то душевных мук.

Катерина догадывалась, когда начались его страдания. В один прекрасный день после мучительных попыток разжиться ведром колодезной воды Катерина вернулась к себе домой. Тут же за ней следом принесся Захар с ружьем наперевес. Он гордо преподнес ей тушки рябчиков, бросив их к ногам Катерины. То есть поступил, как истинный кормилец, не дав неприспособленной городской жительнице умереть в деревне от голода. И принялся рассказывать, каким образом эти рябчики оказались подстреленными. Катерина улыбалась и внимательно слушала Захара. Больше никаких попыток домогательств с его стороны не было. Но, что ни говори, он с каждым днем нравился ей все больше и больше. Кареглазый красавец явно делал на нее ставки, надеясь прописаться в столичной квартире. Следом за Захаром, как обычно, притащил огромный букет полевых цветов Клаус. Он не собирался сдавать позиции и уступать Катерину невесть откуда взявшемуся охотнику и по привычке сел пить с Катериной свой утренний кофе.

Тут-то и случилось то, о чем Катерина не могла даже подумать! К ней заявился собственной персоной Карпатов с двумя полными ведрами колодезной воды. Он ошарашенно уставился сначала на рябчиков, потом на букет, после всего – на довольную и цветущую Катерину. Поставив ведра и тяжело вздохнув, Карпатов вихрем вылетел со двора Катерины. И уже на улице разразился такой нецензурной бранью, что у Катерины завяли уши! И это надежда русской интеллигенции?! И это творец эпопеи?! Клаус с интересом прислушался к выкрикам писателя, попытался некоторые слова повторить, но, поймав на себе изумленный взгляд предмета обожания, заткнулся и продолжил пить кофе. Захар, напротив, громко рассмеялся и поинтересовался у Катерины, сколько она платит писателю за то, что он подрядился работать у нее водоносом. Единственный порыв писательской души был осмеян самым жестоким способом, и Катерине больше не светила доставка воды на дом.

Когда мужчины от нее ушли, она направилась к соседке в надежде получить консультацию по приготовлению рябчиков, коих видела первый раз в жизни.

Катерина в своей жизни никогда не имела дела с неощипанными трупами птиц, предпочитая покупать кур уже в разобранном виде.

– Вот, – она открыла ведро и показала соседке рябчиков. – И что мне с ними делать?!

Пришлось Анюте бросать все свои дела и ощипывать дохлых птиц, после чего их вес уменьшился в разы. Катерина из жалости к птичкам не стала глядеть на процесс ощипывания и подсела к Семену.

– Хорошо, что ты пришла, – обрадовался тот. – Хотел у тебя совета спросить.

Семен редко с ней разговаривал, да и дома он бывал редко. У него летом постоянно находились какие-то странные дела: то сенокос, то охота, то рыбалка, то работа механизатором. Катерине польстило, что крепко стоящий на ногах деревенский мужчина просит у нее совета. Она прикинула, что же может посоветовать по поводу сенокоса, и испугалась, что ничего об этом не знает. Но Семен спросил о другом:

– У нас с Анютой день свадьбы завтра. Что мне ей подарить такого необычного?

– Семен, – восхитилась Катерина, – и ты не забыл про ваш день?!

– Забудешь тут, – пожаловался он, – когда она все уши прожужжала.

Впрочем, это не портило общего впечатления о Семене как о порядочном и заботливом муже. Ради подарка он собирался ехать в город, а это был для него своеобразный подвиг. Катерина подумала и предложила Семену подарить Анюте напольные весы. Она как раз вспомнила, как та, помешивая варенье на плите, жалела, что у нее нет весов и все приходится класть на глаз. Можно было посоветовать Семену купить безмен, но ведь напольные весы – гораздо круче. Семен внял совету и поехал в город.

Рябчики получились на славу, об этом фактически кричал запах, распространявшийся на всю округу. И она сбежалась. Вернее, прибежали голодные иностранцы с бугра и расселись по своим обычным местам.