– И не один раз, – перебил меня Никитин с довольной ухмылкой. Вот ведь гад непрошибаемый!

Я смотрела прямо перед собой и сжимала под столом кулаки, которые так и чесались, чтобы врезать этому зубоскалу.

– Макс, отнесись серьёзно к моим словам! – не выдержала и сорвалась на крик.

– Ну наконец-то, ты снова перешла на «ты», а то я уже начал бояться, что плохо удовлетворил тебя ночью.

Я сделала глубокий вдох и медленный выдох. Затем повторила снова. И ещё один раз. Только после смогла говорить.

– Прошлая ночь больше не повторится. – почти тараторила, чтобы он не успел снова меня перебить. – Это была ошибка. У тебя есть невеста, и её наличие делает нашу связь невозможной. К тому же, я не хочу терять работу, а мне придётся уволиться, если ты… Если вы будете меня домогаться.

Повисла тишина. Тяжёлая, почти ощутимая. Я слышала, как колотится моё сердце, ожидая ответа. Конечно, я знала, что это решение правильное, была в нём уверена. Но почему-то какая-то нелогичная часть меня ждала, что мажор сейчас заявит, как всё это глупо, и сожмёт меня в своих объятиях.

Впрочем, чему удивляться – я же женщина, поэтому логику, скорее, отрицаю, чем признаю.

Тишина затянулась, и я уже почти набралась смелости, чтобы обернуться и посмотреть на Никитина, как вдруг почувствовала его дыхание прямо на своей шее. Вздрогнула от неожиданности. Я ведь даже не слышала, как он подошёл, занятая своими логично-нелогичными размышлениями.

Он снова почти касался моей кожи, заставляя рефлекторно тянуться к нему навстречу. Я сдерживала себя из последних сил, но тело меня не слушалось. Оно предавало, потому что слишком хотело вновь ощутить прикосновения этого мужчины.

– Элина мне не невеста, между нами ничего нет, – прошептал мажор.

И эта ложь отрезвила меня. Я дёрнулась и вскочила на ноги. Стул, отодвинутый с грохотом, упал бы, если б его не удержал Никитин.

Я обернулась к нему. И теперь я была по-настоящему зла, потому что точно знала – он мне лгал.

– Вы живёте вместе, – я начала загибать пальцы, – сегодня утром она устроила сцену ревности, и ты тут же увёз её домой, нежно обнимая, а меня оставил одну. А теперь ты скажешь, что мне всё показалось, и я заблуждаюсь.

Я заметила, что уже кричу, и судорожно вдохнула. Ни к чему делать Ленку свидетельницей наших взаимоотношений. После неё вся фабрика будет в курсе.

Мажор открыл было рот, чтобы продолжить свои объяснения, но мне это было не нужно. Я не готова питаться объедками с чужого стола. Пусть рассказывает Элине свои сказки.

Я выставила руку ладонью вперёд, прерывая его объяснения.

– Не нужно, ничего не нужно объяснять. – эта сцена длилась не больше минуты, но выпила из меня уже все силы. – Давай просто забудем о том, что случилось ночью, и начнём с чистого листа. Ты – директор шоколадной фабрики, я – управляющая. Мы можем быть только коллегами, и ничего больше…

Я подняла взгляд, чтобы узнать, что мажор думает о моих словах. Надеюсь, он примет моё предложение, потому что я только осознала – мне и правда придётся уволиться, если он продолжит в том же духе. Сопротивляться этому притяжению я не смогу, но и быть вторым номером тоже.

Неужели мне придётся уйти?

Глаза Никитина потемнели. Он, практически не мигая, смотрел на меня. Словно размышляя о моих словах, тщательно взвешивая каждую букву.

Я тоже глядела на него, ожидая вердикта. И он первым отвёл взгляд. Неужели сдался? И почему же, одержав победу, я чувствую разочарование?

– Ты не слышишь меня, – произнёс он с горечью. – Не хочешь слышать. Ты ведь тоже хотела меня этой ночью. Мне ведь всё это не приснилось. Почему ты сопротивляешься?

Я молчала, потому что всё уже сказала, и больше мне нечего было добавить. Я так решила и точка.

Я была напряжена, но всё же пропустила начало его движения. Подняла взгляд, когда мажор уже был совсем рядом.

Одной рукой он обхватил мою талию, другой – затылок, закрепляя, фиксируя, не давая двинуться.

Его губы безошибочно нашли мои, раскрывая их, врываясь внутрь и утверждая превосходство более сильного противника, завоевателя и господина.

Я попыталась было воспротивиться этому захватническому напору, но как-то слабо и неубедительно. Причём для самой себя. Потому что, пока разум искал причины, почему этого нельзя делать, руки уже обхватили сильные мужские плечи, гладя и лаская, прижимая к себе, требуя большего.

Это была полная и безоговорочная капитуляция. И я даже не презирала себя за проявленную слабость, потому что полностью лишилась способности мыслить.

Я забыла, что в приёмной сидит Ленка, у которой наверняка навострены уши на каждый звук, доносящийся из директорского кабинета. А ведь уже знала, что стены здесь не такие уж и толстые, а звукоизоляция и вовсе отсутствует.

Мы с мажором целовались, и весь мир перестал существовать. Были только его губы, его язык, его руки, и страсть, распаляющая нас обоих.

Никитин оторвался от моего рта, чтобы переключиться на шею, и я застонала, от пронизывающего меня острого ощущения. Разумные мысли были забыты, уже казавшиеся нелепыми логические доводы отброшены в сторону.

И разумеется, ни один из нас не заметил, как открылась дверь кабинета, и на нас глазами, полными изумления, уставилась дородная, но ухоженная дама.

– Что здесь происходит, хотела бы я знать, – её голос прозвучал громом среди ясного неба, заставляя нас с мажором отпрыгнуть друг от друга.

31

– Мама? – Макс поражённо уставился на родительницу, неизвестно каким образом нарисовавшуюся на пороге его кабинета.

– Что «мама»?! – вскинулась она. – Ты уехал из дома неделю назад, и что я вижу?!

Она перевела на Викторию пронзительный взгляд, пригвождая им словно таракана. Но та не опустила глаза, смело смотрела в ответ несколько секунд, затем повернулась к Никитину:

– Я могу идти, Максим Сергеевич?

– Конечно, Виктория Владимировна, – кивнул он, всё ещё ошарашенный.

Вика вышла, прикрыв за собой дверь. И мать проводила её полным презрения взглядом.

– Что происходит, Макс? – голос обретал шипящие интонации, а это не сулило ничего хорошего.

– Всё в порядке, мам, – Никитин попытался предотвратить надвигающуюся грозу. Но не преуспел.

– В порядке?! – шипение сменили высокие ноты. – Ты уехал, чтобы оценить фабрику и провести предпродажную подготовку! Что за ремонтные работы тут ведутся? Почему меня не пропускали на входе? И кто эта девка, которая липнет к тебе прямо у тебя в кабине?!

– Она не девка, – почему-то из всего сказанного Макс ответил только на последний вопрос. – Вика – управляющая фабрикой, и, кстати, я передумал её продавать.

– Что?! – теперь голос вообще достиг ультразвука. Лицо матери опасно раскраснелось, и Никитин поспешил подвести её к стулу, помог сесть, налил в стакан воды, пока она искала в сумочке свои таблетки.

– Мам, – он сел рядом, – ты же сама всегда говорила, что хочешь, чтобы я чем-то увлёкся, занялся своим делом. Мне нравится эта фабрика и люди. Мне здесь интересно. Я хочу добиться поставленных задач…

– Это из-за девчонки, – резюмировала Анна Георгиевна, сразу отметя все другие варианты.

– Из-за неё тоже, – не стал отрицать Макс, – но не только. Мне и правда интересно, мам. Я чувствую вовлечённость в процесс, и мне не всё равно. Разве это не здорово?

Родительница тяжело вздохнула и покачала головой.

– Теперь я вижу, что Элиночка ничуть не преувеличила…

– Элиночка?!  – у Никитина разве что пар из ноздрей не пошёл, когда он догадался, благодаря кому лицезреет сейчас любимую мамулю у себя в кабинете. И как он сразу не догадался, что тот поздний звонок был неспроста и вовсе не в аэропорт... – Приехала спасать, значит?

Родительница кивнула.

– Она хорошая девочка и очень переживает, что у вас не ладится.

– Мам, – устало вздохнул Никитин, – у нас не «не ладится», между нами всё закончилось и уже давно. Элина…

Но она перебила.

– Дай девочке шанс, она ведь тебя так любит.

Макс попытался возразить, но она положила пальцы ему на рот.

– Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. Просто пообещай, что подумаешь над моими словами.

– Хорошо, я подумаю, – устало кивнул он, убрав материну руку ото рта, а затем поцеловал её.

Глаза Анны Георгиевны потеплели.

– Ладно, сынок, работай, не буду тебя больше отвлекать, – съехидничала она, поднимаясь. – Поговорим дома.

– Как дома? – Макс даже растерялся. – Ты что, тоже будешь жить у меня?

– Ну конечно, местные гостиницы просто ужасны. А ты разве против? – у неё было совершенно невинное лицо.

Вот интриганка! Никитин хорошо понимал отца, который иногда прямо-таки скрипел зубами от досады.

– Разумеется, не против, – приложив усилие, растянул губы в улыбке.

Ничего-ничего любые неприятности рано или поздно заканчиваются. Ничего особенно страшного не произойдёт, если мать поживёт в его коттедже несколько дней. Может, вообще, только выходные. Ей очень скоро станет скучно в это глуши, и она улетит обратно в Москву к своим подругам и привычной жизни.

– И Алла Вадимовна тоже со мной поживёт. Мы даже можем устроиться с ней в одной комнате, если у тебя мало места.

Что?! Она притащила с собой свою подругу, мать Элины? Вот уж кого точно не хватало в его доме.

Да это заговор какой-то! Трое против одного. Теперь от Элины так просто не отделаешься. Его свяжут по рукам и ногам, будут лить в уши тонны медовой патоки о том, какая Элиночка умница, красавица, спортсменка, комсомолка… и что там дальше по тексту?

Почему его жизнь, ещё недавно такая простая и понятная, с каждым днём, проведённым здесь, усложняется всё больше?