На какую-то долю мгновения Никитин даже забыл о звонке, перехватывая инициативу и вжимаясь в податливое женское тело. Но телефон зазвонил снова, и Никитин решительно отстранил Элину.

– Подожди!

Она скорчила обиженную гримаску, но промолчала. Такой Макс, властный, уверенный, решительный, а главное – почти недоступный, нравился ей гораздо больше нежного и заботливого любовника, каким он был, когда они встречались.

Если бы раньше Никитин обращался с ней так грубо, сохранял дистанцию, оставаясь почти недосягаемым, заставляя завоёвывать себя, прикладывать к этому массу усилий… Тогда она вряд ли бы увлеклась мерзавцем Семёном…

На дисплее высветился незнакомый номер, и Макс напрягся. Он мог ожидать звонка матери, которая звонила ему, повинуясь чувствам, а не времени. Но незнакомые цифры поздно вечером не сулили ничего хорошего.

– Да, – ответил он в трубку и услышал взволнованный голос Виктории.

– Максим Сергеевич, на фабрике пожар…

Чёрт! Как такое могло случиться?! Стечение обстоятельств? Халатность сотрудников? Или злой умысел?

По позвоночнику пополз холодок, неприятно царапая коготками.

– Сейчас приеду… – чёрт, он же выпил вина, придётся вызывать такси и выглядывать его, теряя время.

– Я жду у вашего дома, выходите, – она отключилась.

Ждёт у дома? И вообще, откуда у Виктории его номер телефона?

Вопросы мелькали у него в голове, сменяя друг друга и не задерживаясь. Главным оставалось одно – на его фабрике пожар.

Макс выбежал в прихожую, надевая ботинки.

– Ты куда? Что случилось? – Элина, растерянная, ещё раскрасневшаяся после поцелуя, стояла в проёме двери кухни.

– Пока не знаю, – ответил Макс, скорее, своим мыслям, чем ей.

Он натянул пиджак и вышел в наполненный влажностью вечер. Недавно прошёл сильный дождь, но сейчас с тёмного неба срывались лишь редкие капли. У стоявшего на этот раз перед самым крыльцом серебристого «Форда» заработали «дворники» и снова опустились.

Макс сбежал по ступенькам, не оборачиваясь, и не видел, как сузились глаза Элины, когда она заметила, кто приехал забрать Никитина в такое позднее время.

Он забрался на пассажирское сиденье, и машина тут же тронулась с места, освещая фарами крыльцо и стоявшую на нём девушку. Под ярким светом её платье стало совсем прозрачным, открывая взгляду все соблазнительные изгибы фигуры. Но Макс уже не смотрел на неё…

– Рассказывай, – он повернулся к Виктории.

Шикова тоже повернулась к нему, пристально вглядываясь в лицо, затем прищурилась. В неясном свете мелькавших на улице фонарей он не сумел точно разобрать эмоцию, скользнувшую туманной дымкой.

Виктория покопалась правой рукой между кресел и протянула ему упаковку влажных салфеток.

– У вас помада на губах, – процедила сквозь зубы. В голосе застыл лёд.

Несмотря на напряжённость ситуации, Максу захотелось улыбнуться. Значит, не показалось. Она что, ревнует?

Он достал салфетку и провёл по губам. Посмотрел на красные разводы и достал следующую, тщательно стирая следы помады другой женщины. Никитин чувствовал, как Вике это неприятно, и, что странно, сам разделял это ощущение. Хотелось скорее избавиться от малейших напоминаний об Элине.

– Теперь всё? – он повернулся к Шиковой, демонстрируя лицо.

Она едва взглянула, но кивнула головой. Пальцы крепко сжимали руль. Чересчур крепко.

Неужели и правда ревнует? Или переживает из-за фабрики?

– Сторож на ночь не остаётся, – начала она. – Да и в той части города так поздно почти никто не бывает. К тому же шёл дождь… Нам просто повезло…

Она сдавила руль ещё сильнее.

– Если бы не случайные прохожие,  которые заметили огонь и вызвали пожарных…

Макс промолчал. А может, и не ревнует, просто волнуется за фабрику… Почему-то эта мысль неприятно отрезвила. Хотя Никитин тоже волновался, но ему хотелось, чтобы Виктория испытывала к нему какие-то… эмоции? Чувства? Зачем ему это? Ответов у Макса не было, и он решил пока оставить этот вопрос. Отложить его на потом, когда всё немного успокоится и прояснится.

Он переключился мыслями на фабрику. Сегодня они начали подключение нового оборудования. А в понедельник планировали уже запустить производство пробной партии. Могли ли пожар быть просто совпадением?

25

Звонок застал меня врасплох. Я набирала ванну и как раз размышляла – бросить туда бурлящий шарик или добавить пены.

Настроение было не слишком радостным, и мне требовалось взбодриться. Или расслабиться. Тут уж с какой стороны смотреть. Но в любом случае отвлечься было просто необходимо.

Требование директорской невесты уволить меня застало врасплох и выбило из колеи. Я вспомнила пристальный взгляд Никитина, который говорил, что он ещё не решил, как со мной поступить. А ну как правда уволит?

Впрочем, не буду загадывать раньше времени. В крайнем случае, всегда смогу продать квартиру и переехать к бабушке.

Я вытерла руки приготовленным махровым полотенцем и взяла трубку. Хм, Галухин? Так поздно?

– Что случилось, Борис Евгеньевич? – заведующий производством никогда бы не позвонил просто так. Тем более в такое время.

– Пожар у нас, Вик, горим, и, похоже, как раз новый цех…

Я почувствовала, как сердце пропустило удар. Не может быть! Мы же столько вложили – и денег, и сил, и надежд…

– Никитин знает?

– Пока нет, я думал, ты ему позвонишь.

– Да мы как-то не успели номерами обменяться, ваши парни оказались слишком шустрыми.

Галухин хмыкнул, и я поняла, что мне удалось хоть немного снизить напряжение. Пусть и на самую малость, но сейчас это было нам необходимо.

– Ладно, приезжай сама, ему утром скажем.

– Я знаю, у кого есть номер… – сделала паузу.

– Надя-на-всякий-случай? – уточнил Борис Евгеньевич со смешком.

– Ага, мы с директором скоро будем, – положила трубку.

Надя-на-всякий-случай – это начальник отдела кадров Надежда Анатольевна. Правда, отдел этот у нас состоял из одного человека, но Надю такие мелочи совершенно не смущали, она называла себя не иначе как начальником.

Мы относились к этой её слабости совершенно спокойно, потому что ценили Надежду Анатольевну за сильную сторону – она никогда ничего не выбрасывала и вела записи практически всех событий, происходивших у неё на глазах.

Ещё в школе она выписывала годы жизни и основные вехи из жизни всех великих учёных, писателей, музыкантов и так далее. Когда Надю спрашивали: «Зачем тратить своё время?», она отвечала: «На всякий случай». Так прозвище и закрепилось за ней.

Я была уверена, что Надежда Анатольевна уже внесла номер мажора в свою записную книжку. На всякий случай.

И оказалась права. Несмотря на то, что Надя уже спала, буквально через пару минут у меня был телефон Никитина.

Конечно, я могла заехать за директором и без предупреждения. Ведь знала, где он живёт. Но что если он спит? Или ещё что похуже…

А может, мне и самой захотелось стать обладательницей заветных цифр. На всякий случай.

Но всё-таки я сначала подъехала к коттеджу. Может, если он уже спит, и звонить не буду.

Но он не спал. Правда, свет в окнах был какой-то приглушённый, словно от свечей. Электричество у него выключили, что ли?

Я посмотрела по сторонам. Нет, у соседей окна светились ярко.

И тут до меня дошло – свечи, невеста, поздний вечер...

Отчего-то разозлившись, я набрала продиктованный Надеждой Анатольевной номер. Мажор долго не брал трубку, и я злилась всё больше.

Наконец телефон ответил, и я испытала какое-то злобное удовлетворение, что испортила этим двум намечавшиеся утехи.

Вышедшая провожать Никитина Элина своим откровенно-провокационным нарядом подтвердила мои выводы. А когда директор сел ко мне в машину, я сразу заметила следы губной помады.

На его вопрос о подробностях случившегося долго не могла ответить, справлялась с деструктивными эмоциями, которых, кстати, у меня вообще не должно быть. Но всё же врождённая вредность взяла верх над воспитанием, и я заставила его вытереть рот салфетками. Хоть не придётся смотреть на этот вульгарный оттенок помады…

Когда мы подъехали к фабрике, там уже было полно людей и техники. Проблесковые маячки двух полицейских машин и скорой наполняли воздух тревогой.

Пожарные уже локализировали огонь. По крайней мере, пламени нигде не было видно.

Я отыскала взглядом Галухина и пошла к нему. С удовлетворением заметила, что мажор двинулся за мной.

– Говорят – поджог, – Борис Евгеньевич не стал юлить и сразу двинул обухом по голове.

Никитин извинился, воспитанный, блин, и отправился к полицейским, составлявшим протокол на капоте своей машины.

– Точно? – переспросила, потому что не хотелось верить.

– Куда уж точнее, – вздохнул Галухин, – окно разбили именно в пристройке нового цеха и бутылками с горючей смесью забросали. Повезло, что внутрь одна только попала. А на улице дождь шёл сильный – не разгорелось.

– А оборудование? – мне поплохело лишь при одной мысли, что придётся заказывать его заново. В прошлый раз на доставку ушло несколько месяцев.

– Не знаю, внутри ещё пожарные – не пускают пока.

Дождь снова припустил, но мы остались стоять на том же месте, нахохлившиеся как воробьи. Ждали новостей. Надеялись на чудо и молились. Я так точно.

Наш директор развил активную деятельность. Он побеседовал с полицейскими. Затем с пожарными. Походил с ними под разбитым обгоревшим окном, изучая оставленные следы и улики.

А я смотрела на него издали, пытаясь себе запретить им любоваться, но снова и снова находя взглядом высокую фигуру в сером костюме. Начавшийся дождь покрыл его более тёмными пятнами, а затем разводами. Мажор тоже не подумал о зонте.