Когда-то, в самом начале, все казалось на удивление простым и безвредным. Несколько монет тут, слегка завышенная цена там… Вполне достаточно, чтобы купить еду повкуснее, вино послаще, да еще оставалось на подарки женщинам. Герберт направился в сторону рынка, не обращая внимания на выкрики торговцев и шумно торгующихся покупателей. Неподалеку от продавца модных тканей он подумал, что, наверное, неплохо было бы прикупить что-нибудь для Лизетты. Или стоит наведаться к ювелиру? Там всегда находилась какая-нибудь затейливая побрякушка, получив которую Лизетта бывала так ласкова…

Герберт с самого начала понял, что на содержание Лизетты денег потребуется куда больше, чем позволяет жалованье мажордома или скудный доход от родового поместья. Поэтому, когда Ричард поделился с ним своими планами, он без долгих колебаний согласился.

Впоследствии алчный брат не раз придумывал и другие способы обогащения — более рискованные, однако приносящие куда большую выгоду, и Герберт ни разу не возразил, хотя временами подумывал о том, чтобы приискать себе другую милашку, с менее изысканными вкусами.

В то время он и не подозревал, что всем сердцем привяжется к чистенькой темноволосой парижанке. Ее ласки и болтовня на ломаном английском забавляли Герберта, помогая ненадолго забыть о постоянном страхе, в котором он жил. К сожалению, теперь он понимал, что разлука с Лизеттой была бы для него слишком болезненной, а потому готов был на все, лишь бы удержать ее. Сегодня Герберт впервые осознал, что ради любовницы рискует жизнью: ведь ему в случае разоблачения виселицы не миновать.


Ричард оказался прав. Лекарь, крепкий старик по имени Паракус, с небольшой лысиной и клочковатой бородой, в черном облачении, хранившем следы всех снадобий, которые он составлял, посоветовал Элайе лежать в постели и пить отвратительный на вкус отвар, пообещав, что не позже чем через три дня простуда отступит.

Оставшись одна, Элайя выплеснула зелье в окно и наполнила флакончик водой. Пробка сохраняла пряный запах лекарства, а вода горчила, но все равно это уже был не проклятый отвар.

Через пару дней она действительно почувствовала себя лучше, хотя странная усталость не покидала ее. Время тянулось медленно, наводя тоску, и дни казались еще скучнее оттого, что Джордж был в отъезде. Ей так и не удалось поговорить с ним, и она не знала, когда он собирается вернуться.

Заботливая Марго взяла на себя все хлопоты по хозяйству, и Элайя грустно подумала, что кузина мужа в отличие от нее справляется с нехитрыми домашними делами легко и непринужденно.

На душе было тяжело, так как от Джорджа не приходило никаких вестей. По словам Марго, до самого дальнего имения можно доехать всего за полдня, и Элайя не раз думала о том, что Джордж мог бы прислать слугу справиться о здоровье жены.

На пятый день болезни Эльма сообщила ей, что леди Марго слегла, так как наступил срок ее месячного недомогания. Оставшись без надзора, Элайя тут же решила покинуть опочивальню, где все слишком живо напоминало ей о Джордже и тех ночах, которые они провели вместе. Пожалуй, даже домашние дела приятнее, чем постылое заточение. Распахнув дверь светлицы, она увидела склоненного над пергаментами Герберта.

— Миледи! — воскликнул он и, с шумом отодвинув кресло, вскочил. — Разве вам не полагается лежать? Лекарь сказал, что…

— Я знаю, что он сказал, — раздраженно отозвалась Элайя. — У меня просто нет сил больше валяться в постели.

— Прошу вас, садитесь, миледи, — пригласил мажордом и заботливо придвинул к столу другое кресло. — А я тут проверяю цену за угрей, которых нам подавали на днях. Мне кажется, они слишком дороги, чтобы покупать их каждую неделю.

С трудом расправив, как положено, складки платья, Элайя опустилась в кресло. Наверное, надо было послушаться Эльму и надеть что-нибудь другое, а не этот наряд из плотной парчи золотисто-янтарного оттенка, однако в нем, несмотря на пышную юбку, было удобнее всего двигаться.

Элайя раздраженно поправила головной убор: он по-прежнему не нравился ей, и она согласилась надеть его лишь потому, что на этом настояла Эльма, заявив, что хозяйка рискует снова простыть, тем более что день сегодня выдался дождливый и промозглый.

Герберт подал ей свиток.

— Да, пожалуй, — заметила она, притворившись, что бегло проглядывает страницу.

Она пыталась не думать о том, что была здесь последний раз больше недели назад — как раз перед тем, как Джордж неожиданно уехал. К сожалению, вся ее жизнь делилась теперь на две части: все, что было до отъезда Джорджа, и то, что произошло после.

— Что-нибудь не так, миледи? — встревожился Герберт. — По правде говоря, мне кажется, вам надо отдохнуть.

— Я достаточно наотдыхалась, пора и делами заняться, — твердо ответила Элайя, взяв со стола другой свиток.

— А-а, о новых салфетках, — протянул Герберт, и Элайя замерла, увидев цифру, — как-никак в числах она немного разбиралась. Она в упор посмотрела на домоправителя — он густо покраснел, и в глазах его промелькнул неподдельный страх. — Нам не хватало салфеток, и надо было заказать еще пятьдесят. Получилось ровно двести, миледи.

— А когда были доставлены новые салфетки? — спросила Элайя.

— Как раз перед вашей свадьбой, миледи. Ведь салфетки были нужны нам для этого замечательного торжества, — добавил Герберт с натянутой улыбкой, и подозрения Элайи окрепли.

Она отлично помнила количество салфеток, которые они по настоянию леди Марго пересчитали вместе: ровно сто семьдесят пять.

Выходит, за месяц пропало двадцать пять салфеток. Вряд ли их украли слуги, так как салфетки, скатерти и простыни хранились под замком, от которого было лишь два ключа: один у мажордома, а другой у хозяйки замка.

— Они обошлись нам недешево, — заметила Элайя.

— Вы правы, миледи, но ведь салфетки того стоят.

— Верно, — с напускным спокойствием согласилась она.

Осторожнее, веди себя осторожнее, подсказывал ей рассудок. Если дворецкий в самом деле не заслуживает доверия, тем более не следует спешить с выводами.

Затем Элайя вспомнила, что на время болезни отдала все ключи кузине мужа. Неужели Марго…

С первого дня их знакомства, и в особенности в дни болезни Элайи, леди Марго относилась к ней очень чутко и деликатно, несмотря на затаенное соперничество, сквозившее в их отношениях. Элайя залилась краской при мысли о том, что заподозрила Марго.

А вот мажордом и его братец — другое дело. И поведение Герберта сейчас весьма подозрительно. Вполне возможно, что братья долгие годы обкрадывали чересчур доверчивых хозяев. Надо будет постараться добыть побольше улик и попробовать определить, кто же именно нечист на руку. По крайней мере Элайя надеялась, что ей удастся все объяснить Джорджу. Вот только жаль, что она не умеет читать, хотя многие слова казались ей теперь знакомыми.

— А что еще может предложить нам этот торговец? — спросила Элайя. — Он живет неподалеку?

— Нет-нет, миледи, совсем нет, — зачастил Герберт. — Живет он в Лондоне. Так получилось, что он проезжал через нашу деревню, — и это оказалось очень кстати, правда?

Он снова заулыбался, но глаза его оставались настороженными.

— Как жаль, — протянула Элайя. — Может, когда сэр Ричард по поручению моего мужа опять отправится в Лондон, он попросит торговца заглянуть в наши края?

— Разумеется, миледи. Я непременно передам вашу просьбу брату.

— Отлично. Это все на сегодня, Герберт? — спросила она.

У ворот замка послышались конский топот и шум, и на мгновение сердце Элайи будто остановилось.

— Это… это сэр Джордж возвращается? — спросила она, не в силах двинуться с места. Так, наверное, замирает олень, услыхав, как под ногой охотника слабо хрустят ветки.

Герберт выглянул в окно.

— Нет, миледи. Похоже, у нас гости, хотя мы никого…

Теперь уже можно было различить голоса прибывших.

— Руфус! — воскликнула Элайя и вскочила с кресла. Хворь как рукой сняло. Подбежав к окну, она замахала рукой: — Руфус!

Затем опрометью, словно за ней гналась целая шайка головорезов, она выбежала из светлицы.

Герберт снова выглянул в окно и увидел группу всадников, предводителем которых был высокий крепыш с огненно-рыжими волосами.

Должно быть, один из братьев леди, раз она так обрадовалась, подумал Герберт. Может, этот неожиданный визит поможет ей забыть о салфетках?

Мажордом вытер капельки пота, выступившие над верхней губой. Господь Всемилостивый, с чего вдруг она вспомнила о салфетках?! А вдруг она узнает, что заказано было совсем иное количество? В таком случае она заподозрит…

Салфетки — это мелочь, и украсть их несложно. Нетрудно обвинить во всем слуг. Ричард всегда говорил, что, если их разоблачат, следует валить все на прислугу.

Герберт тяжело опустился в кресло. Может, он зря беспокоится? Как бы там ни было, подумал он, надо сообщить Ричарду, что важные дела в Равенслофте требуют его присутствия. Да, так будет разумнее всего, и пусть Ричард сам расхлебывает неприятности.

Глава шестнадцатая

— Руфус!

Услышав знакомый голос, молодой человек, внимательно осматривавший превосходно укрепленный замок, обернулся.

— Элайя! — радостно воскликнул он и слегка пригнулся, ожидая, что она постарается сбить его с ног, как случалось не раз после долгой разлуки.

Однако почти сразу же выпрямился, изумленно глядя на прекрасную молодую женщину в роскошном платье из мягко поблескивающей золотистой парчи, что остановилась в нескольких футах от него. Улыбаясь, она изящно приподняла складки юбки и грациозно поклонилась.

Руфусу показалось, что он впервые видит Элайю Дугалл. Собственно говоря, так оно и было. Ему ни разу не доводилось видеть ее в таком нарядном платье, выгодно подчеркивающем ее безупречно стройную и вместе с тем соблазнительную фигурку. Прежде лицо Элайи вечно закрывали падавшие на лоб и глаза спутанные волосы, и Руфус только сейчас обратил внимание на совершенство линий ее лица, окутанного легким шелковым покрывалом, на ее полные, чувственные губы, при взгляде на которые у него затрепетало сердце. Стоявшая перед ним незнакомка скромно, чисто по-женски потупилась, прикрыв глаза длинными ресницами, и он решил, что это, верно, подменыш, оставленный феями.