Хотя Барбара и не стремилась к этому, но она первой на своем курсе вышла замуж. Свадьба состоялась в День Благодарения в 1957 году.

– Сколько ты собираешься заводить детей? – спросила у нее Тоби Гриффит перед короткими каникулами, приуроченными к Дню Благодарения.

Барбара собирала вещи, чтобы навсегда покинуть Уэлсли, а Тоби сидела по-турецки на ее кровати.

– Четверых, – ответила Барбара. – Я единственная у своих родителей и мечтаю о доме, полном детей. В детстве мне ужасно хотелось брата или сестру.

Барбара никогда не спрашивала свою мать, почему она не родила больше детей. Она подозревала, что и сама знает ответ: дети означали расходы и неудобства, а ее родители не могли позволить себе ни того, ни другого.

– Четыре – хорошее число. Я тоже хочу четверых. С пятерыми я бы, пожалуй, не справилась, а три – это нехорошо. Нечетное число, ты же понимаешь. – Тоби терла свое колечко о подол шотландской юбки от Стюарта.

Барбара подумала, не изотрет ли Тоби свое кольцо совсем, впрочем, пока что чрезмерное внимание на нем никак не отразилось.

– Мы займемся этим сразу же. Хорошо заводить детей, пока ты еще молода, – сказала Барбара, защелкивая второй чемодан. К этой мысли она пришла не сама: авторитеты в лице детского отдела журнала «Санди таймс» и доктора Спока, похоже, были едины в том, что лучшие матери – молодые матери. – Сегодня в последний раз я собираюсь как мисс, – сказала она. – Ты понимаешь, что в следующий раз я буду складывать вещи в свадебное путешествие?

– Счастливая! – взвизгнула Тоби.


Барбара и Дик обвенчались в маленькой голландской реформистской церкви в пятницу после Дня Благодарения. На Барбаре было длинное белое платье, и, хотя она не была девственницей в прямом смысле слова, она не чувствовала себя обманщицей, поскольку сохранила себя для своего мужа. Тот факт, что они опередили события на несколько месяцев, представлялся ей несущественным перед лицом ее любви и ее обещания. После венчания Барбара и Дик отправились в короткое свадебное путешествие на Манхэттен, а Эванджелин Друтен отвезла Розеров в аэропорт и проводила на обратный рейс в Денвер.

– Ваш сын очаровательный мальчик, – сказала Эванджелин.

– У парня десять тысяч годового дохода, – отозвался Алекс Розер. – Когда я начинал, ничего такого не было. Нет.

Эванджелин не стала рассказывать Розерам, что она и Питер Друтен начинали семейную жизнь богатыми. Отец Питера оставил ему не только хорошо налаженный бизнес, но и двести пятьдесят тысяч наличными. Она также не сказала о том, что, когда деньги были истрачены на норковые жакеты, шампанское и сверкающие автомобили, Питер Друтен растерялся и не знал, что делать. Теперь же они были на равных, считала Эванджелин. Средние американцы со средними доходами.

В свою очередь Алекс Розер не сказал Эванджелин Друтен, как не говорил никому, кроме своего адвоката, что его состояние достигло полутора миллионов долларов. Когда погиб брат Дика, он переписал завещание… ну, да ладно. Ему нравилась его новоиспеченная невестка. Может быть, он перепишет его еще раз. Это никого не касается. Главное – не дать деньгам попасть в руки налоговой инспекции.

Новоявленные родственники улыбнулись друг другу на прощание у стойки «Америкэн эрлайнз». Они сделали каждый свою работу– вырастили, выкормили и выучили своих детей, и сделали это на совесть. Теперь все было в руках самих Дика и Барбары.


В Нью-Йорке Барбара и Дик поселились в отеле «Плаза» и провели свою брачную ночь, занимаясь любовью и поглощая шампанское, которое в отеле обошлось Дику в тридцать пять долларов за бутылку. В субботу вечером они пообедали в ресторане и посмотрели «Мою прекрасную леди».

Потакание своим слабостям, любовь и шампанское продолжались полтора дня, после чего они принялись подыскивать себе квартиру. Офисы компании «Маклафлин» располагались на Наин-стрит, и самым естественным было бы поселиться где-то поблизости. Но найти жилье в 1957 году было непросто. В Нью-Йорке мало что строилось в начале пятидесятых, и поиски жилья превращались в нелегкое и дорогостоящее предприятие. Повздыхав над большой трехкомнатной квартирой в доме номер два по Пятой авеню, которая обошлась бы им в двести семьдесят пять долларов в месяц, они остановились на значительно более скромной, хотя тоже трехкомнатной квартирке в только что выстроенном здании на Западной Десятой улице. Ее аренда стоила сто девяносто долларов в месяц, перегородки по толщине едва превосходили бумажный лист, а окна выходили на пустынный двор, но ничего лучшего не было, и Барбара рассудила, что если хорошенько продумать интерьер, то жить здесь вполне можно, по крайней мере до появления первого ребенка. В понедельник на следующей после свадьбы неделе они подписали договор аренды, а во вторник въехали.

Мебели как таковой в квартире не было, и они, съев на ходу какое-то китайское блюдо, принесенное из ресторана, легли спать прямо на полу.

– Первое, что я иду завтра покупать, это кровать, – сказала Барбара. – Моя спина больше одной ночи на полу не выдержит. – Они смеялись, снова предавались любви и заснули в объятиях.

Медовый месяц остался позади. Начиналась реальная жизнь.

Мать Барбары и Розеры подарили им на свадьбу по тысяче долларов. Пока Дик был на работе, Барбара проводила время в универмагах «Мэйсиз» и «Альтмэн», закупая посуду и кухонные принадлежности, глазея на антикварные и комиссионные магазины и постигая премудрости кулинарии и домашнего хозяйства. По четвергам она читала советы домашним хозяйкам, из которых узнавала, что вместо взбивалки для яиц лучше использовать веничек, что сыр надо подавать комнатной температуры и что ростбиф получается более румяным, если жарить его на сильном огне.

Ей нравилось накрывать на стол, готовить, чистить столовое серебро, подаренное матерью, следить за тем, чтобы у Дика было достаточно рубашек и носков и чтобы его костюмы и галстуки всегда были хорошо вычищены. Она не любила скоблить духовку, размораживать холодильник, начищать ванну и менять постельное белье. Когда она сетовала на это, Дик говорил, что он тоже терпеть не может заседаний по финансовым вопросам, но обожает делать чертежи и что от разговоров с управленческими работниками он готов лезть на стену, тогда как с другими, такими же, как он, инженерами, может вполне нормально разговаривать. Но его работа состоит и из того, и из другого. Тогда Барбара переставала жаловаться и в миллионный раз думала, какая же она счастливая, что вышла замуж за человека, столь невозмутимо воспринимающего все проблемы, которые преподносит нам жизнь.

И еще одно нравилось Дику в его работе – капитан Эдвард Стилсон.

– Он точь-в-точь офицер из кинофильма, – говорил Дик. – Седые волосы и бронзовый загар. Ты бы нашла его привлекательным. Знаешь, ведь за вторую мировую войну он получил Серебряную звезду с дубовыми листьями.

– Дубовые листья просто прелесть, – сказала Барбара. – Я никогда не могла устоять перед ними.

– Должна устоять, – предупредил Дик, уводя ее из кухни, где она мыла зелень для салата. – А не то я тебя отшлепаю. Ты принадлежишь мне. Частная собственность. Не приближаться.

Они были уже в постели, и Барбара сразу забыла о том, что иногда, хотя она и не желала в этом признаваться даже себе самой, она чувствовала, что Дик женат не столько на ней, сколько на компании «Маклафлин».


– Девушка? Я хочу заказать разговор. Мне нужен мистер Ричард Розер. – Барбара продиктовала номер в Аннаполисе, который ей оставил Дик.

Он находился в Военно-морской академии на консультациях – компания «Маклафлин» выполняла заказ флота. Барбара стояла в телефонной будке в магазине на 77-й улице. Был холодный и слякотный день, 5 января 1958 года.

Телефонистка соединяла целую вечность. Несмотря на холод, Барбаре было жарко, от возбуждения она вся пылала. Наконец в трубке раздался мужской голос, далекий и неразборчивый.

– Дик?

– Алло, – сказал он наконец.

– Я тебя люблю, – выпалила Барбара. Она не собиралась этого говорить по телефону, слова вырвались сами собой.

Трубка с той стороны молчала.

– Я тебя люблю, – повторила Барбара. – И наш малыш тоже.

– Ты беременна! Здорово! Когда?

– В июле. Я только что ходила к врачу за результатом анализа. Я не хотела тебе говорить, пока не была уверена.

– В июле? Замечательно!

Дик был в восторге. Он жаждал стать отцом сильнее, чем чего бы то ни было, даже сильнее, чем женитьбы. Но он, конечно, никогда не признавался в этом Барбаре. Он боялся, что она не так его поймет.

– Ты кого хочешь, мальчика или девочку?

– Все равно, главное, чтобы ребенок был здоровенький, – ответил Дик, хотя в глубине души он надеялся, что родится сын. Это было так естественно.

– А мне иногда хочется мальчика, а иногда девочку. Я не могу решить, – сказала Барбара.

– Тебе и не придется решать, – заметил Дик.

Барбара рассмеялась и впервые за весь день расслабилась. Затем она задумалась.

– А ты будешь меня любить по-прежнему, когда я растолстею и у меня вырастет живот?

– Еще сильнее, чем теперь.

Мать Барбары была счастлива, что у нее будет внук или внучка, хотя про себя она удивлялась, зачем Барбара и Дик хотят связать себя по рукам и ногам так скоро. Розеры тоже были довольны, но они были так далеко, что на них вряд ли можно было рассчитывать. Барбара гадала, как они отнесутся к ребенку, ведь это будет их первый внук.

В ожидании июля Барбара принялась превращать самую светлую комнату квартиры в детскую. Мать дала ей кроватку и высокий стульчик, которыми она пользовалась, когда Барбара была ребенком. В супермаркете «Мэйсиз» она купила колыбель, а в магазине медицинского оборудования – специальный стол для пеленания ребенка, со множеством ящичков. Она запаслась пеленками, подгузниками, ватными тампонами, распашонками, фланелевыми пижамками, детскими весами, градусником, стерилизатором и двумя дюжинами бутылочек с сосками. Барбара не собиралась кормить ребенка грудью, что бы там ни говорили врачи о пользе материнского молока. Одна подруга сказала ей, что это может быть больно и что ребенок иногда даже кусается.