Отец следил за ним и по его лицу трудно было определить его мысли. Когда Юлиан окончил свое занятие, он посмотрел на отца и спросил:

— Я думаю, что пора спать, не правда ли?

Старик встал.

— Ты не хочешь выпить чего-нибудь?

— Нет. Спасибо.

Свет упал на фигуру отца. Он был еще красивый, надменный и спокойный. Юлиан походил на него. У отца был тот же ровный нос, резкий подбородок и красивый рот, те же светлые проницательные глаза с густыми ресницами. Доминик Гиз носил монокль, у него были серебристо-белые волосы. Юлиан некогда не носил монокля и волосы его были светлые и блестящие. И отец и сын производили впечатление далеко незаурядных людей. Юлиан был еще выше отца и его серые глаза были темнее. Старик легким движением руки указал на газету:

— Ты сегодня удачно защищал дело.

— Да, дело было нелегкое, — сознался Юлиан.

— Теперь я должен вести дело Лабона. Он сам написал мне письмо.

Старик снял монокль и снова надел его.

— Это будет самый громкий процесс сезона?

— Да, наверно.

— Ты самый молодой из приглашенных защитников?

— Да. Я не ожидал, что Лабон сам попросит меня, — заметил Юлиан, и достав портсигар, закурил папиросу.

Отец дотронулся к его плечу своей худой старческой рукой, и рука его чуть заметно дрогнула.

— Хорошо. Спокойной ночи, — сказал он своим бесстрастным голосом.

Он ушел в свою комнату. На щеках старика появился легкий румянец. Когда затихли его удаляющиеся шаги, мысли Юлиана приняли другой оборот и он совершенно забыл о деле Лабона. Он открыл окно и снова благоухающий аромат нарциссов, как облако благовония, донесся к нему. Он опять вспомнил Сару.

Глава 3

Несмотря на то, что Сара поздно легла спать, она проснулась рано и вспомнила о предстоящей поездке верхом. Сара также, как и Клод, очень любила лошадей и прекрасно ездила верхом, чем гордился и восторгался Клод. Когда он бывал в Париже, они всегда катались вместе.

В это сияющее утро, когда все сверкало и цвело вокруг, Сара с глубокой тоской думала о том, что Клод был лишен теперь всех радостей жизни, и мысль о нем омрачала ей прелесть весеннего утра и удовольствие, которое ей всегда доставляла прогулка верхом. Если бы Клод мог быть теперь рядом с ней! Она вспоминала его милое некрасивое лицо, его прекрасные руки, его монокль на черной широкой ленточке и его безупречную посадку в седле.

В это прелестное благоухающее утро Саре казалось, что Клод находится рядом с ней, и она видела перед собой его лицо, густые Темные волосы, его удобный верховой костюм и блестящие коричневые сапоги.

— Проклятие, — невольно подумала Сара, и горькая, бессильная злоба проснулась в ней при мысли, что никогда больше несчастный Клод не сможет сопровождать ее на прогулку, никогда больше не будет смеяться и радоваться, как прежде.

Эти мысли отравляли ей жизнь. Ей казалось, что померкло сияющее утро и мрак окутывал ее душу. Она остановила свою лошадь и отправилась в обратный путь.

Дома в вестибюле ее встретила Хэкки.

Первая мысль Сары была о Клоде.

— Ему хуже? Он пришел в себя?

Она бросилась к лифту.

— Господину Дезанжу не хуже, — остановила ее Хэкки и в ее голосе прозвучала недовольная, почти враждебная нотка. — Приехала миледи! — на ее выразительном лице мелькнула гримаса. — Миледи приехала в автомобиле с целой горой багажа. Я была поражена неожиданностью, уверяю вас, мисс Сара.

— Я пойду наверх, — сказала Сара. — Где находится леди Диана, Хэкки? В белой комнате?

— Нет. Я устроила миледи в красной комнате, — ответила Хэкки, глядя в пространство.

У Сары дрожали губы. Она быстро обернулась, вошла в лифт и нажала кнопку. Мать Сары следила за тем, как ее горничная, молодая француженка, распаковывала вещи. Когда вошла Сара, она подняла голову и подставила надушенную щеку для поцелуя.

— Ты можешь приютить ненадолго бедную странницу, дорогая?

Мать всегда была откровенна с Сарой, которая не могла понять цели ее внезапного приезда.

Она сказала по-английски:

— Отошли свою горничную, мама, и объясни мне что случилось?

— Боже, — какая проницательность! — рассмеялась леди Диана. — Неужели даже такие матери, как я, не могут испытать сильного желания повидаться со своей единственной дочерью без всяких других низменных целей?

Сара тоже рассмеялась, нагнулась к матери и поцеловала ее. Когда вышла изящная горничная, она сказала:

— Итак?

Леди Диана неуверенно взглянула на дочь и немного рассеянно начала искать свой золотой портсигар, украшенный бриллиантами. Не найдя в нем папирос, она взяла папиросы из портсигара Сары и закурила, усевшись на низеньком диване с бесчисленными пестрыми шелковыми подушками.

— Главная причина в деньгах, моя дорогая, — сказала она, наконец, выпуская кольца дыма. У нее были большие глаза золотистого цвета с длинными темными ресницами, нежный рот и очень белая кожа. Она была необыкновенно красивой.

— Да, ты очень красива, мама, — спокойно сказала Сара. — Продолжай, пожалуйста.

— Я должна была остановиться здесь, потому что у меня не было денег. Теперь ты знаешь правду.

— Все, как по обыкновению, — горько заметила Сара. Она встала и подошла к окну.

После свадьбы Клод предоставил в распоряжение леди Дианы большую сумму денег и кроме того два раза оплачивал ее долги. После болезни Клода Сара давала матери много денег, и она знала прекрасно, что ей и впредь придется делать это.

Пожав плечами, она обернулась; она сама была голодна и вспомнила, что еще ничего не предложила матери, как это требовало гостеприимство.

— Ты, вероятно, очень голодна, — сказала она сухо, — я велю подавать завтрак.

— О, я уже отдала нужные приказания, — сказала леди Диана, — но их не торопятся исполнить. Между прочим, как поживает бедный, дорогой Клод? Я пойду посмотрю на него.

Яркая краска залила лицо Сары:

— Нет, пожалуйста, не делай этого, мама. Клод не вещь, на которую можно посмотреть.

— К сожалению, он также в тягость тебе и другим, как ненужная вещь, — заметила леди Диана.

Сара посмотрела на нее. Она рассердилась, но ее мать не заметила этого, как не замечала никогда ничего, не касавшееся или не интересовавшее ее.

— Во всяком случае, — продолжала леди Диана, — во всяком случае, я привезла с собой человека, который развлечет тебя! Угадай, кто привез меня сюда на автомобиле? Мы случайно встретились на пароходе, а в Булоне его ждал автомобиль… Чарльз Картон! — с ударением закончила она.

Из-под густых опущенных ресниц она внимательно следила взглядом за Сарой. Сара рассеяно повторяла это имя.

— Чарльз! Очень мило!

— Я говорила ему, что ты будешь очень рада, — смело продолжала леди Диана. — Ты знаешь, он прямо таки боялся приехать сюда! Я убеждала его, что это глупо! Ты ведь замужем и давно простила его. Я уговаривала его вести себя разумно и побывать у тебя!

— А что сказал Чарльз? Я ясно могу себе представить его в роли раскаивающегося грешника, внимающего твоим словам, но все-таки…

— О, он передал тебе поклон и знаешь?.. Он будет сегодня днем здесь с визитом.

— У тебя или у меня? — с невинным видом спросила Сара.

— У меня для виду, но в действительности он придет ради тебя — своей прежней любви, маленькой девочки, превратившейся в сказочную принцессу. Мужчины любят такие перемены и, поскольку я знаю Чарльза, он будет в восторге.

— Для чего приехал Чарльз? — спросила Сара, разглядывая ручку своего хлыста.

— У него какие-то дела, я думаю. У него есть дела и деньги во Франции. Он ведь француз, но я всегда забываю это и считаю его англичанином, потому что он живет в Англии и только иногда по делам приезжает во Францию. Он остановился в квартире своей сестры Корнелии, на улице Пасси.

— Значит, он останется здесь на весь сезон?

— Да, Сара.

Улыбка появилась на лице леди Дианы, казалось, она хотела сказать что-то забавное, но не решалась. Дверь открылась и вошла Хэкки в сопровождении лакея, несшего завтрак.

Леди Диана посмотрела на горничную, улыбаясь:

— Подумайте, Хэкки, м-р Картон здесь. Он будет здесь сегодня днем с визитом.

Хэкки посмотрела на нее со странным, не то удивленным, не то презрительным выражением, но ответила почтительно:

— М-р Картон? Это будет развлечением для мисс Сары, — и она добавила тем же бесстрастным тоном: — Мне очень жаль, что вы так плохо выглядите, миледи.

Прежде чем Диана успела ответить ей, она прошептала что-то на ухо Саре и вышла из комнаты. Но в душе верная Хэкки повторяла: «Лучше ей не видеть его, лучше ей не видеть его».

Она знала, какую трагедию пережила Сара. «Несмотря на то, что она никому не поверяла свои переживания, но Хэкки часто слыхала ночью ее заглушенные рыдания и видела, как Сара крепилась днем, чтобы не выдать своих настоящих чувств.

— Если леди Диана хотела поразить меня, я доставила ей неприятность моими словами, — сердито думала Хэкки, вспоминая маленькую сцену. Она знала причину внезапного приезда леди Дианы и была недовольна, но мирилась с неизбежным. Мысль о том, что леди Диана хотела ввести в дом Сары человека, предавшего ее и погубившего ее счастье, выводила верную Хэкки из себя.

Когда она помогла Саре переодеться и Сара отправилась вниз завтракать, Хэкки опять вошла в комнату леди Дианы, которая спросила ее:

— Хэкки, вы всегда говорите правду. Вы действительно думаете, что я изменилась к худшему?

Хэкки, зная, что имеет дело с опасным противником, не стеснялась быть откровенной. Она начала пристально и критически разглядывать леди Диану. Потом она решительно заявила: