— Да. Я навещу ее днем. — Фиц отхлебнул глоток кофе. — А что вы собираетесь делать сегодня?

— Ничего особенного. Загляну к Венеции после полудня.

Как он завидовал Венеции!

— Я уверен, что она будет рада вас видеть.

— Как и миссис Энглвуд вас. — Милли встала. — Доброго вам дня.


В гостиной Изабелл было трудно дышать.

Так не должно было быть. Фиц не сомневался, что дом хорошо проветрили. К тому же утром прошел дождь. Теперь небо прояснилось, и окно было открыто. Легкие белые летние занавески слегка колыхались на слабом ветерке.

Однако он чувствовал себя так, будто его заперли в шкафу.

Изабелл без умолку рассказывала о своей сестре, о племяннице, о своих детях, оживленно жестикулируя, — словно движениями своих рук могла достаточно всколыхнуть воздух, чтобы спасти его от удушья. Словно знала, что в ее доме не хватает воздуха для его легких.

— Из всего, что вы рассказали, видно, что вы хорошо провели время в Абердине, — сказал он. — Вам следовало бы остаться там дольше.

«Зачем ты вернулась так скоро?»

— Я скучала без вас. Это так понятно.

Изабелл подождала немного, ожидая, что он повторит это утверждение. Когда он промолчал, на миг ему показалось, что она намерена прямо спросить, разделяет ли он ее чувства. И что ему делать, если она спросит? Он не умел лгать. Он пытался думать о ней, но в конечном итоге все его мысли занимала Милли.

Милли, его главная опора, его утешение, его желанная подруга на брачном ложе.

Отсутствие отклика с его стороны вело к пустоте, отлучкам, пустому креслу за ужином, которого все старались не замечать.

Изабелл отломила кусочек пирожного.

— Итак… чем вы занимались, пока меня не было?

Менее щекотливый вопрос, но ненамного. «Спал со своей женой. Которую оставил».

— Был занят делами.

— Ну же, расскажите мне больше. Я хочу знать, как вы проводили дни.

— Вам будет скучно слушать.

— Вовсе нет.

— Ну что ж, вчера я просматривал некоторые рекламные материалы для «Крессуэлл и Грейвз».

Ну почему из всего, о чем он мог рассказать, его угораздило упомянуть именно об этом? Почему он не мог забыть быстрый поцелуй Милли в щеку? Какой счастливой она казалась, когда они находились рядом.

Изабелл взглянула на него с легким удивлением.

— Разве у вас нет наемных служащих для этой работы? Вам нет нужды пачкать руки.

Фиц отлично понимал ее реакцию. Активно заниматься бизнесом считалось у аристократов дурным тоном. Но он не смог полностью подавить возникшее раздражение.

— Я не работаю непосредственно на фабриках.

— Но рекламирование товаров, — она поморщилась, — это так вульгарно.

— Я так не считаю. Реклама значительно увеличивает прибыли.

— Прибыли — это тоже нечто недостойное. О них только и думают торговцы и лавочники.

Фиц понимал, что излишняя озабоченность богатством и его преумножением огрубляет душу. Именно по этой причине власть в этой стране всегда принадлежала землевладельцам. Уже очень давно они выдвинули убедительный довод, что джентльмены, которым нет необходимости засорять свои мысли происхождением собственных денег, больше подходят для таких возвышенных занятий, как правосудие и управление.

Но он никогда не считал бизнес чем-то вульгарным, когда обсуждал дела с Милли. Он находил предпринимательство похожим на точный часовой механизм. К тому же значительный процент их прибылей уходил на поддержку школ, парков и больниц. Он давно бы стал гораздо более состоятельным человеком, если бы был заинтересован пополнением только собственного кармана.

— Значит, я должен признать, что сам сделался вульгарным.

Изабелл возбужденно повернула голову сначала в одну сторону, затем в другую.

— Так не будьте таким. Кто же вас заставляет?

— Я не могу делать вид, будто моей земли хватает на мое содержание. Мои дома, мои званые обеды, эта рубашка на мне — все, что я имею, получено только благодаря прибылям от производства консервированных продуктов.

Изабелл это заметно расстроило.

— Разве так уж необходимо упоминать о консервированных продуктах в нашем разговоре? Это не благородно. Не ожидала от вас.

Фиц не мог ее винить. Когда-то он и сам придерживался точно таких же взглядов. Аристократы непримиримо относились к тем, кто сделал себе состояние в промышленности и торговле. А «Крессуэлл и Грейвз» долгое время была лишь заурядной компанией. В студенческие годы Фиц поглотил немало консервированных цыплят на полдник, да и напитки в бутылках пользовались большим спросом у молодежи. Но нельзя было отрицать, что подавляющая часть консервированных продуктов потребляется в основном теми, кто не может себе позволить покупку свежих овощей и фруктов или парного мяса. То есть людьми бедными, главным образом из рабочих.

И следовательно, неблагородными. Но ведь и им надо как-то поддерживать свое существование.

— Я контролирую управление фирмой от имени моей жены, — сказал Фиц. — По своему собственному выбору. И мне это занятие нравится, включая рекламу.

— Это так непохоже на вас. — Глаза ее умоляли его изменить свое мнение. — Я не могу себе представить, чтобы вы прежний стали бы заниматься чем-то подобным. Это не пристало джентльмену.

Может, и не пристало, но очень увлекательно и требует постоянного напряжения ума. От поиска и выбора ингредиентов до процесса переработки и распределения средств необходимо было рассмотреть сотни различных вариантов, принять тысячи решений, многие из которых Фиц возлагал на своих помощников, но за которые в конечном итоге отвечал сам.

— Теперь это моя жизнь. Что ж поделаешь.

Ее кресло скрипнуло и закачалось, когда она стремительно вскочила. Ее порыв отбросил ее к окну, где ей не осталось ничего другого, как остановиться и повернуться кругом.

— Я не могу представить свою жизнь с мужчиной, который занимается производством консервированных сардин.

Более ловкий, более изворотливый человек воспользовался бы случаем, пожелал ей удачи и распрощался.

Но Фиц не был таким человеком. Ее вспышка объяснялась издавна присущей ей горячностью, но в основном опасениями и тревогой. Как он мог покинуть ее в такой момент?

Он встал, подошел к окну и обнял ее за плечи.

— Что случилось, Изабелл? Вы ведь и раньше знали, чем я занимаюсь. Неужели все дело в сардинах?

Она уткнулась лицом ему в рукав, но это был жест не столько близости, сколько разочарования.

— Вы сильно изменились, Фиц.

— Прошло восемь лет. Мы все изменились. Это неизбежно.

— Я не изменилась.

Внезапная догадка осенила его, как вспышка молнии.

— Я вижу, как вы старались оставаться прежней. Но нет, не обманывайте себя. И вас не миновала чаша сия. Когда-то вы стремились к новым горизонтам, к чему-то новому. Теперь все ваши желания сводятся к тому, чтобы жить по старинке, без взлетов и открытий.

Изабелл вздрогнула, словно он вручил ей голый электрический провод под током.

— Неужели это действительно так? — спросила она больше саму себя. — Вы думаете, что это неправильно? Я ведь чувствую, что вы не хотели бы вернуться к тому, что могло произойти когда-то.

— Нельзя повернуть время вспять, Изабелл. Вам не удастся возродить прошлое, которого к тому же никогда не было. Все мы должны двигаться вперед. Таков закон жизни.

Она вцепилась в лацканы его сюртука. Голос ее звучал приглушенно.

— Будущее пугает меня. Все лучшие годы моей жизни уже позади. Теперь я только вдова с двумя детьми и не представляю, что мне дальше делать.

— Вы не должны так думать, — сказал он, приподняв ее лицо. — Вся ваша жизнь по-прежнему еще впереди. Не надо отчаиваться.

— Но я думаю именно так. Я думаю так уже давно. — Она коснулась его щеки рукой, холодной, как сам страх. — Не оставляйте меня одну, Фиц. Не оставляйте меня.


Венеция так и сияла. А если бы Милли сейчас посмотрелась в зеркало, она увидела бы лицо, свет радости из которого совсем ушел, не считая разве что одной или двух случайных искорок.

— Я надеялась, что Фиц тоже придет с вами, — сказала Венеция.

— Сегодня он отправился с визитом к миссис Энглвуд, — ответила Милли, собрав все свое самообладание.

— Она уже вернулась из Шотландии? Я думала, она останется там по крайней мере на неделю.

— Я тоже так считала.

— Я не люблю совать нос в чужие дела… Но некоторые вещи меня просто бесят. Я ужасно обеспокоена тем, что Фиц, возможно, сейчас не способен правильно мыслить.

Милли разливала по чашкам чай, радуясь удобному предлогу не встречаться с Венецией глазами.

— Он принял решение сблизиться с миссис Энглвуд.

— Мне грустно слышать это. Я никогда не считала Фица глупцом, но это и в самом деле дурацкий выбор.

Милли тяжело вздохнула.

— Разве в любви может быть мудрый выбор?

— А почему же нет? Я не считаю, что каждый счастливый брак под солнцем всего лишь дело удачи. В определенный момент каждый должен оценить варианты и сделать правильный выбор, идет ли речь о выборе пары или о поведении в браке.

— Он любит миссис Энглвуд.

— Я привыкла думать так и все-таки многого не понимаю. Он любил ее много лет назад, когда они оба были детьми. Если бы они поженились тогда, может быть, сумели бы хорошо приспособиться друг к другу. Но этого не случилось, и их дороги разошлись. И я не уверена, что чувство, которое он принимает за любовь, не является просто трепетным отзвуком бережно хранимых воспоминаний. Тоска по прошлому, маскирующаяся под планы на будущее. Но с вами он построил такой крепкий фундамент, основанный на привязанности, общих интересах и общих целях. Я не могу поверить, что он готов все это бросить ради чего-то почти полностью иллюзорного.