— Разве вы не расслышали? — спросила Милли, когда они оказались вне пределов слышимости хозяина. — Свободна только одна комната.

— Я слышал. Но уже поздно. Мы еще не ужинали. Лучше я поищу другую гостиницу завтра утром.

— Но…

— Я отлично помню наш договор. С моей стороны вам не угрожает никакая опасность.

И почему, скажите на милость, ей не угрожает опасность с его стороны? Почему он не хочет ее с жаром тысячи раскаленных топок? Что это за молодой супруг? Он должен был бы смотреть на нее с вожделением, пытаться обнять ее, вынуждая отбиваться от него зонтиком, веером, а может, даже прогулочными ботинками.

— Хорошо, — сказала она с неохотой. — Ведь выбора все равно нет.

Их проводили в комнату, которая оказалась очень милой, но маленькой, а кровать — смехотворно узкой.

Милли потеряла дар речи. Фиц бросил взгляд на кровать и отвернулся. Но он стоял перед умывальником, и она увидела лишь плутоватую усмешку на его лице, отражавшемся в зеркале. Ее щеки вспыхнули.

— Это всего лишь на одну ночь, — успокоил он ее.

Они наскоро поужинали. Милли сразу же после этого удалилась. Фиц не последовал за ней, пока часы не пробили полночь.

Свет от свечи в его руке проник в комнату прежде него. Он поставил свечу на каминную полку и снял галстук. Милли наблюдала за ним из-под ресниц. Она видела его обнаженным до пояса, когда он умывался в речке, но никогда не видела, как он раздевается.

Он вытащил часы и положил на каминную полку. Сюртук и жилет повесил на спинку стула. Затем спустил с плеч подтяжки и стянул рубашку. Милли прикусила внутреннюю часть щеки. Единственный раз, когда она созерцала его, он был чрезвычайно худ — кожа и кости. Теперь он находился в отличной форме, крепкий и мускулистый, такой красивый без одежды, как одна из тех статуй в садах Версаля.

Она приготовила для него его ночную рубашку, перед тем как улечься в постель. Он взял ее, натянул через голову, затем погасил свечу. В темноте она слышала, как он снял брюки.

Матрас прогнулся под его тяжестью. Она лежала неподвижно, даже перестала дышать.

— Вы можете спокойно дышать, моя дорогая. Так или иначе, вам придется вздохнуть рано или поздно, — сказал он с усмешкой в голосе.

«Что?!»

— Я знаю, что вы не спите.

— Как вы узнали?

— Если бы я ждал кого-то, кто прежде никогда не бывал в моей постели, я уверен, что ни за что бы не уснул.

Она прикусила губу. Вне постели они были равны. Как и он, она прекрасно владела собой, и язык у нее точно так же был хорошо подвешен. Но в области интимных отношений он был значительно опытнее ее. В той именно области, где теоретические знания ровным счетом ничего не значат.

— Когда вы первый раз спали с женщиной? — спросила она сдавленным голосом.

— На моем мальчишнике… предположительно.

— Предположительно?

— Я был мертвецки пьян. Ничего не помню.

— А когда был первый раз, который вы помните? С миссис Бетел?

— Нет, это была ее сестра, миссис Кармайкл.

Милли промолчала.

— Я чувствую ваше неодобрение.

— А я — ваше самодовольство.

— Я бы не сказал, что горжусь этим. Миссис Кармайкл передала меня миссис Бетел, потому что знала, что той нравятся молодые неопытные мужчины. Так что можно сказать, что миссис Кармайкл сочла меня посредственным любовником. Я не выдержал экзамен.

— Полагаю, что теперь вы уже далеко не посредственный любовник, а скорее отличник в этом деле, поскольку с тех пор у вас была солидная практика.

— Да, теперь я достаточно сведущ, — скромно сказал он и тут же рассмеялся. — Никогда не думал, что буду лежать в постели в темноте и обсуждать свою компетентность в данном вопросе с собственной женой.

Кровать заскрипела. Неужели он повернулся к ней?

— Осмелюсь предположить, вас гложет любопытство.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Не хочу сказать, что вы интересуетесь лично мной или что вас подмывает самой попробовать что-нибудь, но, похоже, вы заинтригованы этим щекотливым вопросом в целом.

Милли прикусила губу.

— Вы так думаете?

— В этом нет ничего плохого. В вашем возрасте естественно интересоваться. Вы по-прежнему получаете известия о вашем возлюбленном?

Значит, он все еще помнил.

— Да.

— Постоянно думаете о нем?

— Время от времени. — Милли поморщилась.

— Вы когда-нибудь с ним… имели отношения?

— Конечно, нет.

— Я не имею в виду ваше целомудрие. Но вы хотя бы с кем-то целовались?

— Один раз.

— Как это было?

«Ты сам был там. О чем ты думал?»

— Не уверена, что могу описать это. Я была в страшном отчаянии. Он тоже.

— Он теперь женат?

— Да.

— Вы ревнуете его к жене?

И что же ей сказать в ответ?

— Уже поздно. Давайте спать.

Кровать снова скрипнула — он отодвинулся на несколько дюймов от нее.

— Только постарайтесь не пинаться и не выталкивать меня из постели. Я не люблю спать на полу.

— Я за всю жизнь никого не выталкивала из постели.

— Верно, но вы никогда и не спали ни с кем. Так что… следите за собой. Не проявляйте агрессии!

Он заснул задолго до нее, повернувшись спиной. Дыхание его было глубоким и ровным.

Милли лежала, охваченная невыразимым волнением, пока в конце концов тоже не задремала. Но вскоре, вздрогнув, снова проснулась, когда его рука скользнула на ее талию. Зажав ладонью рот, она другой рукой попыталась отодвинуть его. Но его пальцы, когда она их коснулась, оказались совсем расслабленными.

Он просто повернулся во сне. Ничего больше.

Ее ладонь задержалась на его руке, касаясь подаренного ею кольца-печатки, согретого теплом его тела. «Когда-нибудь, — думала она, — когда-нибудь…»

Внезапно он притянул ее к себе. Она ахнула… но с губ не сорвалось ни звука — от шока у нее перехватило горло. Теперь их тела соприкасались от плеч до бедер. Он уткнулся лицом в углубление между ее плечом и шеей. Боже милостивый, его губы коснулись ее кожи. И щетина на его подбородке слегка царапала тело, удивительное ощущение…

Все ее чувства взбунтовались. Милли охватил жар. Она испытывала одновременно страстное желание и смущение. Что он делает? И даже осознает ли, что делает? Она сама не знала, чего больше хочет — чтобы он немедленно остановился… или не останавливался вообще.

Он определенно был настроен продолжать. Сейчас, за ее спиной, он был тверд как камень. Милли слышала собственное учащенное дыхание, ошеломленная и охваченная вожделением. Она хотела его. Когда она слышала о его удовлетворенных любовницах, ей всегда хотелось быть одной из них. Познать с ним ослепительное опьяняющее наслаждение без всяких других мыслей.

Но она не могла. Ей недостаточно просто переспать с ним.

Сладострастный стон вырвался из глубины его горла. Рука его подобралась к ее груди. Прежде чем Милли сообразила, что происходит, ладонь его сжала упругий холмик.

От потрясения сердце ее бешено забилось.

Он потерся носом о ее шею. Пальцы его отыскали сосок. Фиц погладил его через тонкое полотно ночной рубашки.

Милли стремглав выскочила из постели, в спешке столкнув с тумбочки стакан воды, припасенный на ночь. Стакан упал на ковер и не разбился, но покатился по ковру и слабо звякнул, наткнувшись на ножку шкафа.

— Какого чер… — сонно произнес он.

Милли не издала ни звука.

Спустя короткое время она решила, что он снова заснул. Но Фиц неожиданно спросил:

— Почему вы не в постели?

— Я… я не могу уснуть, когда кто-то лежит рядом со мной.

— Возвращайтесь. Я устроюсь на полу.

— Пол теперь влажный.

— Тогда я буду спать в кресле, — вздохнув, сказал он.

Послышались его шаги. Милли отпрянула назад. Он прошел мимо и нащупал кресло.

— Идите в постель.

— Думаю, мне следует…

Она взвизгнула — он подхватил ее на руки. Преодолев несколько футов до кровати, он положил ее на постель.

— Спите.

Слабый свет пробивался из-за занавески. Милли лежала на боку, отвернувшись от кресла, в котором он сидел. Отвернувшись до такой степени, что ей пришлось почти уткнуться носом в подушку.

Здесь, в горах, было холодно, но она сбросила одеяло с ног. И Фиц мог отчетливо разглядеть — хотя и скудно освещенные — ее изящные лодыжки. По правде говоря, ему видна была даже до половины ее восхитительно стройная икра.

Восхитительно стройная. Странное определение по отношению к собственной жене. Но все, что было на виду, выглядело цветущим и прелестным. А то, что оставалось скрытым…

Фиц решительно отбросил эти бесплодные мысли. То, что скрыто, останется вне поля его зрения еще долгие годы. Шесть лет предложила она. Но ему вздумалось растянуть этот срок до восьми. Каким же дураком он был, полагая, что его чувства никогда не изменятся. Что он всегда будет все так же относиться к ней, как вначале: холодно, подчеркнуто безразлично.

Она слабо пошевелилась, его женщина-загадка.

У него не было особых секретов от нее. Но она… Она была подобна крепости из другой эпохи, полной потайных ходов и скрытых альковов. Хранилищем массы тайн, которые она не открывала никому и о которых он мог только строить догадки.

Накануне она достаточно подробно описала ему стратегию соблазнения женщин, которую он практикует. Фиц никогда не задумывался над тем, каким образом он находит женщин для своей постели. Действительно, он предпочитал добиваться, своей цели неспешно, осмотрительно, вовсе не думая, что действует по какому-то плану. Но Милли ошибалась, сравнивая его с пауком. Это как-то грубовато.

На самом деле он всегда был нерешительным, когда дело касалось женщин. Даже с Изабелл. Она первая проявила инициативу, заверив его, что он предпочитает ее всем остальным девушкам на планете. Ему оставалось только покорно согласиться.