Он нехотя поднялся из постели и натянул брюки.

— Ты мне за все заплатишь после бала, дорогая.

— Может быть, — игриво ответила она.

Он пробежался ладонью по ее распущенным волосам, достающим до поясницы, как проделывал это и во сне.

— А ехать туда обязательно?

— Да, дорогой, нас ждут, — сказала она, целуя его в щеку.


Организация бала — сложное искусство, редко удающееся средней лондонской хозяйке. Она приглашает слишком много гостей, размещая их в пространстве, едва превосходящем по размеру гостиную. Она занавешивает все окна и альковы, так что три сотни изнывающих от жары гостей задыхаются в лишенной воздуха тюрьме. А кроме того, бессовестно экономит на музыкантах и прохладительных напитках.

Супруга Фица не допускала подобных ошибок. Ее список гостей никогда не превышал ста семидесяти пяти. Ее бальный зал постоянно проветривался с начала и до конца. И она никогда не жалела денег на то, чтобы обеспечить своим гостям все мыслимые удобства и удовольствия.

В этот вечер бальный зал Фицхью был украшен огромными букетами роз и лилий. Между ними располагались ледяные скульптуры в виде коринфских колонн, переливающихся всеми цветами радуги в ярком свете электрических люстр. Электрический свет давал меньше тепла, чем пламя свечей, а ледяные скульптуры распространяли прохладу, когда бальный зал наполнялся энергично танцующими гостями.

Лимонад и охлажденный пунш были выставлены в избытке. На трехъярусных вазах разложены были маленькие покрытые сахарной глазурью пирожные, украшенные розочками и лилиями из крема, под стать живым цветам. И главная особенность балов в доме Фицхью — пирамиды из разрезанных на дольки плиток шоколада, изготовленных «Крессуэлл и Грейвз», как самых популярных, так и новых сортов.

Милли стояла возле чаши с пуншем в бальном платье цвета спелой сливы, щедро усыпанном кристалликами горного хрусталя. Шпильки, украшенные аметистами и бриллиантами, которые ей подарил Фиц, сверкали в ее волосах. Обнаженные плечи сияли белизной.

Праздник, который многим запомнится надолго.

Но это ничего не изменит. Его будущее связано с Изабелл. А сейчас он всего лишь выполняет свой моральный долг перед Милли.

Она повернулась при звуке его шагов.

— Все готово, — сказал он.

Милли улыбнулась, но не встретилась с ним взглядом.

— Да, пожалуй. Ты не считаешь, что это всегда немного действует на нервы — давать бал?

— Все будет хорошо. В котором часу будут поданы кареты?

В приглашениях на бал, которые она рассылала, всегда указывался час, когда гостям подадут кареты. Когда она этого не делала, гости, так прекрасно проводившие время, оставались до рассвета, чего она совсем не одобряла.

И Фиц перед началом бала всегда спрашивал, когда подадут кареты, чтобы иметь представление, как долго ему придется оставаться на посту. Но сегодня, когда кареты уедут…

Ему следовало бы думать о пылком признании Изабелл в любви к нему. О прошлом, о будущем. Только не о настоящем. Но сегодня после отбытия карет с ним останется Милли. Ее запах, подобный легкому ветерку с их лавандовых полей в разгар лета. Ее кожа, гладкая, как тончайший бархат.

Их глаза встретились. Она покраснела. Внезапно его охватило острое желание.

— Вот… первая карета уже подъезжает. — Милли подобрала юбки, устремляясь к дверям. — Лучше мне занять свое место на крыльце.

Фиц наблюдал за ней — и старался думать об Изабелл.


В отличие от Фица, который редко танцевал, если в этом не было особой необходимости, Гастингс любил балы и охотно танцевал, не пропуская ни единого тура. И Хелена вынуждена была отдать ему должное. Он никогда не забывал о девицах, «подпирающих стены», со смущением и надеждой ожидающих партнера.

Приглашение на танец от него доставляло этим бедняжкам огромное удовольствие. Даже имея незаконнорожденного ребенка под своей крышей, Гастингс оставался завидной партией, поскольку унаследовал от дядюшки не только титул, но и солидное состояние, вложенное в промышленность. Хелена гадала, что бы все эти девицы подумали, если бы знали, что он написал эротический роман, героиня которого заставила бы их матерей упасть в обморок. Она такие пируэты выделывала в постели!..

Странное дело. Несмотря на все поцелуи, которые Гастингс пытался украсть у Хелены все эти года, он никогда не танцевал с ней вальс. Этот бал не явился исключением. Вместо вальса он пригласил ее на лансье[2]. В нем принимали участие еще три пары.

И все же танец предоставил ему достаточно уединенности, чтобы склонить голову к ее уху.

— Миссис Монтит ступила на тропу войны, как я слышал. На вашем месте я бы поостерегся.

— Миссис Монтит всегда там находится.

Это не было преувеличением. Миссис Монтит, сестра жены Эндрю, была не столько сплетницей, сколько самозваной поборницей добродетели. Она шпионила за слугами, отворяла двери в наугад выбранные комнаты во время вечеринок в загородных поместьях — по причине чего ее редко приглашали на подобные мероприятия — и делала все, что в ее силах, чтобы разоблачить и наказать безнравственные поступки окружающих.

— Если бы миссис Мартин случайно обнаружила любовное письмо от вас к ее мужу, к кому бы она обратилась в первую очередь?

Они взялись за руки с двумя танцорами по обе стороны от себя, соединившись в цепочку, и направились навстречу такой же цепочке танцоров напротив. Джентльмены поклонились, дамы сделали реверанс. Цепочки разделились и снова образовали четыре пары.

— Миссис Монтит напрасно потратит свое время. За мной и так постоянно следят.

— Я вам не верю, мисс Фицхью. Вы непременно накличете на себя неприятности.

— И угожу прямиком в лапы миссис Монтит? Не думаю.

— Вы рассматриваете ситуацию только со своей стороны, мисс Фицхью. Но в нее вовлечены и другие. Вы не можете предвидеть, как они поступят.

— Пока я всего лишь затворница, они могут делать все, что им угодно.

Гастингс раздраженно фыркнул. Он редко позволял себе открыто проявлять недовольство, всегда старался держаться спокойно и невозмутимо. Требования танца прервали их разговор. Когда они снова оказались на некотором расстоянии от остальных пар, он сказал:

— Я начинаю думать, что вы специально стараетесь, чтобы вас поймали.

— И зачем бы я стала это делать? — насмешливо фыркнув, спросила она.

— Чтобы у меня не оставалось другого выбора, как только стать вашим рыцарем в сверкающих доспехах.

— Вы в любом случае не рыцарь, если предпочитаете всегда связывать своих женщин. Это не слишком-то гуманно.

Он укоризненно поцокал языком.

— Фантазии, моя дорогая. Литература и жизнь все-таки различаются. Умейте улавливать разницу между автором и рассказчиком от первого лица.

Хелена подняла на него взгляд. Ей все еще казалось странным закидывать голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза, — в юности она превосходила его ростом.

— А есть ли разница в этом случае?

— Думаю, есть. Я еще не связывал свою жену — по правде говоря, у меня и жены-то пока нет. Но если вас поймают, мне придется жениться на вас из чувства долга перед Фицем, а уж тогда, возможно, реальность приблизится к фантазиям.

Хелену охватил жар.

— Этого не случится, надеюсь.

— Если вы будете осмотрительны. — Голос его был мягким, словно бархат. — Но если вы не перестанете действовать безрассудно, кто знает, что может произойти?..


Фиц открывал бал танцем с Венецией, почетной гостьей, и он же закрывал бал, танцуя с ней. Теперь, держа за руку, он провожал ее к карете.

— Я могу наконец получить назад свою жену, Фицхью? — с улыбкой спросил Лексингтон.

— В порядке старшинства, сэр. Хотя вы муж, я пока еще ее брат, но вы можете легко востребовать ее без всяких сложностей.

Венеция рассмеялась от всего сердца. Фицу нравилось видеть ее такой довольной. Она заслуживала всего самого лучшего в жизни.

— Приезжайте в Алджернон-Хаус в августе, — предложил Лексингтон. — Я долгое время был за границей, и популяция моих куропаток невероятно выросла. Мне нужна любая возможная помощь.

— Блестящая идея! — обрадовалась Венеция. — Фиц превосходный стрелок. Как и Хелена, между прочим. И мы действительно должны наконец научить Милли стрелять.

У Фица перехватило горло. Вряд ли на это осталось время.

Лакей открыл дверцу кареты. Фиц с Лексингтоном обменялись рукопожатием. Венеция поцеловала Фица в щеку.

— Я счастлив за тебя, — прошептал он, слегка придержав ее.

— И я желаю тебе счастья, дорогой, — прошептала она в ответ. — Будь осмотрительнее. Не ошибись!

Милли наблюдала за Фицем. Он был так прекрасен, обнимая сестру за талию, а затем подсаживая ее в карету.

Карета Лексингтона отъехала, но Декурси и Кингсленд, школьные друзья Фица, хотели с ним переговорить. Декурси, игравший в крикет с Фицем в Итоне, не так давно обручился. Наверное, он хотел, чтобы Фиц принял участие в свадебном торжестве. Фиц стал широко популярен для подобных приглашений. Каждый, кто учился в Итоне приблизительно в то же время, считал его своим другом.

— Вы смотрите на него так, словно вы пекарь, а он — последний мешок муки во всем мире, — послышался голос за спиной Милли.

Гастингс. Они никогда не говорили открыто о ее безответной любви к Фицу — или о его любви к Хелене.

— А вы точно так же смотрите на мою золовку, ту, что не замужем.

— Драматическая ситуация, не так ли? У нас с вами.

— Я заметила, что вы оживленно беседовали во время тура лансье.

— Я беспокоюсь за нее.

— Я тоже. Но мы старательно присматриваем за ней. — Так старательно, что она, наверное, выглядит монстром в глазах Хелены. — Сейчас вам, должно быть, приходится нелегко.