Из писем Дианы Джеймс мог уловить, как крепнет в ней чувство собственного достоинства. Обретая веру в себя и изгоняя страх перед жизнью, она все больше набиралась сил и гораздо уверенней справлялась со своей работой. Она не переставала заботиться о больных СПИДом и писала Джеймсу, что собирается произнести большую речь. Его, быть может, это удивит, поскольку он знает, как она ненавидит публичные выступления, но тема представляется ей слишком серьезной и она хочет придать ей больший резонанс. Она посетила большой благотворительный прием в Палате общин по сбору средств на борьбу со СПИДом и была сама поражена тем, как умело она вела беседу с парламентариями. Своей осведомленностью в этом вопросе она особенно гордилась, поскольку у нее была точка опоры в ее споре с родственниками мужа по поводу ее благотворительной деятельности: теперь они больше не смогут так легко отмахнуться от нее, словно от назойливой мухи.

Пусть Диане не удалось склонить Чарльза позволить ей посетить театр военных действий в Заливе, но зато она, по крайней мере, сможет поехать в Германию — в тот самый военный лагерь, где был Джеймс, — и провести восемь часов с женами офицеров из Зенне и Падерборна. Она очень хотела побывать в Заливе, и даже не из-за волнующего предвкушения, что может повидать Джеймса, а потому, что испытывала гордость за английскую армию и хотела подбодрить бойцов. Она знала, что никто лучше нее не может поднять боевой дух солдат, и улыбалась про себя при мысли, что едва ли кто-нибудь догадывается, насколько хорошо она разбирается в военных вопросах. Представление о ситуации изнутри она получала от Джеймса, а официальные данные — благодаря постоянному просмотру новостей. Но во дворце отказывались от ее услуг, говоря, что она может отвлечь внимание от визита Чарльза. Непререкаемым тоном ей заявляли, что именно Чарльзу необходимо поехать, потому что для него крайне важно, чтобы его увидели в зоне боевых действий. Сдерживая бессильный гнев, Диана уступила. Что толку возражать? Она знала, что во дворце все на стороне Чарльза. И ее во дворце ничто не удерживало — она стояла на распутье.



10

Ничто так не поднимало моральный дух солдат, находящихся в Заливе, как письма из дому. Это была единственная ниточка, связывавшая их с родными и близкими. Диана если и была самым активным, то далеко не единственным корреспондентом Джеймса. Родные писали ему регулярно, время от времени приходили письма от друзей. Некоторые письма явились для него полной неожиданностью, поскольку он долгое время ничего не слышал об этих людях.

Одной из таких неожиданностей оказалось письмо от его прежней возлюбленной Эммы Стюард- сон, с которой до встречи с Дианой у Джеймса были весьма серьезные отношения. Как и большинство его связей, этот роман стал затухать, и Эмма покинула его, не встретив со стороны Джеймса ожидаемой пылкости. Едва лишь в их отношениях наметилась настоящая душевная близость, он отступил. Его опасения обидели Эмму, которой казалось, что они предназначены друг другу самой судьбой. Понимая, что он не готов соответствовать ее притязаниям, и опасаясь, между прочим, что вообще никогда не будет к этому готов, Джеймс оттолкнул ее своей пассивностью. И уже сам факт, что он не стал противиться, когда она пригрозила ему разрывом, и ничего не ответил ей, говорил сам за себя. Эмма бросила его, но не забыла.

Узнав, что он находится в Персидском заливе, она написала ему нежное письмо. Ведь никто не был ей так дорог в свое время, как Джеймс, и не исключено, что еще не все потеряно. Джеймс был искренне рад получить от нее письмо, как вообще был рад узнать, что так много людей думают о нем, пока он томится в этой пустыне. Он ответил ей, впервые не заботясь о том, как это может быть воспринято. Какая разница, что он напишет, если каждое письмо может оказаться последним? Конечно, чужбина и роковые неожиданности, какие преподносит война, обостряют чувства. Словом, он был несколько более щедр и благожелателен в излиянии своих чувств к ней, чем прежде, невольно внушив ей ложные надежды.

Поэтому, когда Эмма прочла в колонке сплетен о том, что Джеймс регулярно получает письма от принцессы Уэльской, она была потрясена. Решив отомстить Джеймсу, она продала историю их связи одной воскресной газете.

Джеймсу переслали экземпляр газеты, и он читал злополучную статью, не веря своим глазам. Было что-то противоестественное в том, что ему приходилось узнавать об этом последним. И у него не было возможности оценить реакцию тех, кто уже имел сомнительное удовольствие прочесть это. Как и во всяких статьях подобного рода, которые любила читать Эмма, но о существовании которых Джеймс даже не подозревал, здесь упоминалось и о том, что Диана осыпает его письмами и подарками. Уже при беглом прочтении, прежде чем он успел вдуматься в смысл написанного, его обуяла бессильная ярость.

Наверное, если бы все дело было только в его гневе или в том, чтобы проглотить горькую пилюлю предательства, ему было бы много проще. Он мог бы в порыве гнева грубо оборвать Эмму и выбросить всю историю из головы.

К сожалению, дело обстояло гораздо сложнее. Случилось именно то, чего он страшился больше смерти. Пусть он давно это предвидел, его охватил панический страх. Теперь, когда тайна их раскрылась, покоя не будет. В его жизни произошли необратимые перемены. Коль скоро газеты обратили на них с Дианой внимание, они станут постоянной мишенью, любимой темой. И с этим ничего не поделаешь — журналистов не переспоришь. Это конец, потому что никто не узнает истины, никто не сможет понять их.

И эта мерзкая газета в его руках — сигнал для всех, кто был рядом с ним, что и они окажутся под прицелом грязных сплетен. И, как это ни прискорбно, кое-кто, оказавшись в центре внимания, еще и будет гордиться. Увы! — такова человеческая природа.

Почва уходила у него из-под ног. Неужели теперь он не сможет рассчитывать на бескорыстную дружбу? Неужели теперь никому нельзя будет довериться? Как ужасно, что теперь ему придется облачиться в броню цинизма, что он не сможет больше с открытой душой обращаться к людям. Теперь он вынужден подвергать сомнению всех и вся, и, прежде чем сделать шаг навстречу, он должен все досконально проверить.

Он вспомнил об одном недавнем письме Дианы. Теперь-то он понял, о чем она говорила. Как грустно, писала она, что людям, связанным с нею, приходится, как и ей, претерпевать беспардонное вмешательство в личную жизнь. Как несправедливо, что невольно она подставляет под удар тех, кого любит. Речь шла о ее младшем брате Чарльзе, который всегда был ей особенно дорог и близок. У него возникла мимолетная связь в Париже с небезызвестной Салли Энн Лассон, вскоре после женитьбы на манекенщице Виктории Локвуд.

Газетчикам стало обо всем известно из-за того, что Салли Энн решила устроить скандал, и Чарльз попал в осаду. Он позвонил ей, чтобы извиниться за причиненные неприятности, и Диана почувствовала только жалость к нему и гнусность своего положения. То, что ее брату, совершившему ошибку, приходится теперь расплачиваться перед всем миром, Диана переживала очень остро. Проступок брата не вызвал у нее стыда за него, а только горькое к нему сочувствие. Все ее симпатии были на стороне семьи. А на попытки сохранить видимость благопристойности во имя королевского дома она давно уже махнула рукой.

По счастью, Джеймс не мог себе позволить бесконечно предаваться своим переживаниям, хотя газетчики в Англии уже пронюхали о переписке с Дианой. Они узнали, что она посылает ему сигареты, сладости и батарейки, и, кроме того, продуктовые посылки от «Фортнум и Мейсон», и рубашки от «Тернбулл и Ассер». Однако война, в которой он участвовал, избавляла его от душевных терзаний. Перед ним стояли гораздо более важные, боевые задачи, во всяком случае к ним он был лучше подготовлен и соответствующим образом вооружен. А как вести внутренние битвы, каким оружием? Такого оружия, увы, нет и быть не может...

В редкие спокойные минуты он искал ответ на вопрос: кто же, в конце концов, выдал их с Дианой журналистам? Его всегда немного беспокоила дружба Дианы с майором Дэвидом Уотерхаусом, и именно на него пали сейчас подозрения Джеймса. Дэвид Уотерхаус, племянник герцога Мальборо, тоже был на фронте в составе лейб-гвардейских частей, и Джеймс предположил, что, возможно, он страдает от отсутствия внимания принцессы.

Еще с того времени, когда Диана, познакомившись с Уотерхаусом у герцогини Йоркской, сфотографировалась вместе с ним на концерте поп-звезды Дэвида Боуи в 1987 году, Джеймсу не по душе была их дружба. И даже то обстоятельство, что значение этого события было в значительной степени раздуто прессой, позабывшей упомянуть сына принцессы Маргарет, виконта Линли, точно так же присутствовавшего на концерте и стоявшего по другую руку от Дианы, не могло унять наихудших подозрений Джеймса. Диана не раз пыталась разубедить Джеймса, снова и снова повторяя, что они с Дэвидом просто друзья, и ничего больше.

Теперь в письмах Диана все чаще стала повторять, как ее тяготит мысль, что Джеймс огорчен всем этим и что он далеко от нее. Она писала, что если Дэвид и мог так поступить, то только по глупости, и Джеймс должен поверить, что между ними ничего не было, она никого так не любила, как его, Джеймса, и только он может ее защитить. Она боится, что он сочтет ее глупой наседкой, но это все от тревоги за него.

Джеймс был сильно напуган тем, что их тайна раскрылась и впереди его ждет общественное осуждение, и никакие ее доводы не могли его успокоить. И даже страх перед сражением, бомбами и гибелью людей отступил на второй план, ибо он понимал, что их отношениям с Дианой отмерены последние дни.

И потеряв надежды на будущее, зная, что на виду у всех их любовь погибнет, Джеймс стал отступать. Ему снова, как уже было один раз, придется готовить себя к разрыву с ней. Только во второй раз это будет гораздо труднее, потому что он уже знал, как нелегко дается разлука. И не имеет значения, что однажды он сумел это пережить. Теперь перед ним открывалась ужасающая перспектива испытать все сызнова — и он знал, что страданиям его не будет конца, быть может, никогда.