Еще издали она услышала сирену полицейской машины и успокоительное завывание кареты «скорой помощи». Она широко распахнула входную дверь, и свет из холла залил подъездную аллею. Покачнувшись, Энн прислонилась к двери и только теперь почувствовала, что ее всю трясет.

Из машины выпрыгнули два полисмена, из подъехавшей кареты «скорой помощи» вышли санитары. Один из полисменов поддержал ее, а подошедший санитар набросил ей на плечи одеяло.

— Боюсь, что я убила человека, — проговорила Энн.

Мужчины взглянули на ее пропитанное кровью платье и вбежали в холл.

Они привычно взялись за дело. Энн уговорили присесть. Рана очнувшегося Найджела была перевязана — она оказалась поверхностной, неопасной.

— Наружные раны часто выглядят очень страшными, — пояснил санитар, — хотя в действительности большой опасности не представляют.

— Подумать только, я упал в обморок! — смущенно улыбнулся Найджел. — Глупо, черт побери!

— Если бы вы знали, как часто это случается с мужчинами, сэр, вы были бы удивлены.

Найджел сидел на полу, прислонившись к стене, и изумленно смотрел на неподвижное тело взломщика.

— А что касается бокса, — попытался он пошутить, — то в колледже меня считали безнадежным.

— Зато когда бокс по-настоящему понадобился, вы были просто великолепны, Найджел! — воскликнула Энн. — Слава Богу, что вы приехали! Но как случилось, что вы оказались здесь?

— Мы уже почти были над Афинами, когда я по какому-то поводу не слишком остроумно пошутил, сказав, что мускулы Робина останутся прежними, так как ему пришлось отменить свою поездку в Уэльс. Мистер Георгопулос неожиданно спросил: «А ее точно отменили?» Янни сказал, что он просил меня заняться этим, но он солгал, миссис Георгопулос, он ни словом об этом не обмолвился. Однако мистер Георгопулос поверил ему, должно быть, и в наказание приказал мне с первым же самолетом вылететь назад в Англию. Слава Богу, что он принял такое решение! — Найджел повел плечами и при этом сморщился от боли.

— Осторожно, Найджел!

Санитары прошли через холл с носилками, на которых лежало неподвижное тело бандита-коротышки.

— Он… — Энн не смогла закончить.

— Нет, миссис, хотя на голове у него страшная опухоль. Без рентгена и не определишь, пробили вы ему черепушку или нет. Но на память о вас у него останется головная боль — это я вам гарантирую!

Оба санитара рассмеялись и перенесли в карету «скорой помощи» два бесчувственных тела.

Полисмены отвезли Энн и Найджела на своей машине в больницу. Энн почувствовала нескрываемое облегчение, когда врач настоял, чтобы она провела там ночь: она не только ощущала последствия шока, но, главное, не хотела оставаться в доме без Алекса. А после того как она сказала, что беременна, на утро ей назначили целую серию анализов.

На следующий день — ее заверили, что с ребенком все благополучно, и посоветовали успокоиться и в ближайшее время побольше лежать, — Энн вернулась в поместье в сопровождении забинтованного Найджела. Они пробыли дома не больше часа, когда туда примчался Алекс со своими спутниками. О происшествии им сообщили по телексу, и они были совершенно потрясены. В «Кортниз» они нашли успевшую прийти в себя Энн и смущенного Найджела. Оба старались представить свои приключения в более спокойном свете.

— Боже мой, Найджел, я никогда не сумею выразить тебе всю глубину моей благодарности! — говорил Алекс, пожимая здоровую руку своего помощника. — Я твой должник до конца жизни! Теперь я постоянно буду думать о том, что они могли сделать с Анной, и меня замучают кошмары.

— Я не сделал ничего особенного, сэр. Все в рамках служебного долга! — усмехнулся Найджел.

— Ничего особенного! Тебя могли убить! Боже мой, Найджел, ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться? О Найджел… — Побледневшая и плачущая Фей бросилась в его объятия, обнимая его с такой силой, будто опасалась, что он вот-вот исчезнет.

— Не плачь, Фей! Ведь я в полном порядке, правда! — Найджел прижал ее к себе одной рукой. На его губах играла самодовольная улыбка.

Алекс и Энн обменялись удивленными взглядами.

Пострадавшим пришлось трижды повторить свою историю. Все вместе внимательно осмотрели кабинет Алекса.

— Скажи мне, кстати, — заговорила Энн, — где в самом деле помещается сейф, чтобы я знала это на будущее. — Она засмеялась, чувствуя себя в безопасности с тех пор, как вернулся Алекс.

— В будущем тебе это не понадобится, — заявил тот. — Я сам буду следить за тем, чтобы ты не оставалась одна. Никогда!

— И все же, где сейф?

— Идите за мной.

Все прошли в маленькую гостиную — любимую комнату Энн и Алекса. Янни, до сих пор молчавший, подойдя к книжным полкам, нажал на какой-то сучок: полки отодвинулись и обнажили большую стальную дверь, ведущую в просторный сейф.

— Вот почему они нажимали на сучки в кабинете! — сказала Энн.

— Это были не те книжные полки, — усмехнулся Алекс. — Должно быть, их плохо информировали. Я решил, что кабинет слишком очевидное место для хранения ценностей, и поэтому велел установить сейф здесь.

— Выходит, в самолете я была бы в большей безопасности, — с улыбкой глядя на него, заметила Энн.

— До рождения ребенка никто из нас больше никуда не поедет!

Глава 3

Энн была уже на четвертом месяце беременности. Она полностью оправилась после шока, вызванного инцидентом со взломщиками, но сомневалась, решится ли она еще когда-нибудь остаться одна в пустом доме. Ее живот слегка округлился, указывая на появление маленького обитателя. Еще никогда она не чувствовала себя лучше. Ее лицо сияло, волосы блестели. Страхи, которые она испытывала вначале, оказались беспочвенными: ее беременность проходила как у молодой женщины. Она и чувствовала себя совсем молодой.

У американского промышленника, собиравшегося провести уик-энд в «Кортниз», случился сердечный приступ, и он отменил свой визит. Алекс отпустил своих помощников, включая Фей, на выходные дни и послал извинения другим приглашенным. Энн было, конечно, жаль бедного американца (она никогда с ним не встречалась), но она не могла не испытывать радостного подъема при мысли о редком для них событии — уик-энде вдвоем.

Как в ту первую, далекую уже неделю телефоны не звонили, Алекс не изучал никаких документов, не открывал своего портфеля: он решил сделать жене самый дорогой подарок — посвятить ей все свое время.

Суббота у них пролетела, как у молодых влюбленных. Они разговаривали, строили планы, занимались любовью.

В воскресенье они сидели в своей бухточке среди скал, как в тот первый уик-энд. Время словно остановилось, подумала Энн, глядя, как Алекс лениво перебирает камешки и кладет их в кучку.

— Знаешь, Алекс, с тех пор как я забеременела, между нами гораздо меньше напряжения. Я уже не так опасаюсь других женщин, а ты не такой тиран, как раньше.

— Я — тиран?

— Конечно! — Она шутливо толкнула его. — Ты был таким ревнивым, таким подозрительным все время!

— Ах, ты не знаешь человеческую натуру так, как я!

— Но я ведь никогда не изменю тебе, Алекс. В тебе вся моя жизнь! Ты теперь доверяешь мне, но, может быть, это только потому, что я беременна?

— Да, вероятно.

— Прошу тебя, дорогой, пусть так будет и после рождения ребенка. Я никогда не дам тебе повода для ревности. Я уже обещала тебе это и, если хочешь, снова пообещаю.

— Попробую. — Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал. — Это тоже обещание…

Они сидели, глядя на море. Нежаркое солнце отражалось в воде.

— Я не вынесла бы, стань ты снова со мной груб, — неожиданно сказала Энн.

— Груб? Что ты хочешь этим сказать? Я никогда не был с тобой груб! — Сама идея показалась ему нелепой, и он засмеялся.

— И все-таки! В тот день, когда ты застал меня за разговором с Майклом по телефону! Мне показалось, что ты собираешься меня ударить. О Алекс, какое у тебя было лицо… — Она вздрогнула при одном воспоминании. — Я никогда этого не забуду! Подобная сцена не должна повториться, понимаешь?

— Ты преувеличиваешь, дорогая! Я никогда не ударил бы тебя. Может быть, мне и хотелось этого и пришлось силой взять себя в руки, но ударить тебя — нет, никогда! За кого ты меня принимаешь? Я не из тех англичан, которые, напившись вечером в субботу, бьют своих жен. Мы, греки, уважаем наших женщин.

— Но не доверяете им, если только они не беременны. Это же оскорбительно!

Нетерпеливым жестом Алекс развалил лежавшую рядом с ним горку камешков.

— Ради Бога, Анна, перестань! Я разорвал твой халат, но это просто случайность. Да, я рассердился. Ты с кем-то разговаривала тайком от меня, а твои глаза сияли от счастья… Любой мужчина мог из этого сделать неправильные выводы. А ты предпочла бы, чтобы мне это было безразлично? — Он посмотрел на нее снисходительно и одновременно раздраженно. — Может быть, я буду доверять тебе, когда ты состаришься, станешь беззубой и некрасивой. — Он взъерошил ей волосы.

— Для меня любовь и доверие неделимы, — настаивала Энн.

— О, Анна, не нужно лицемерить! Ты тоже не любишь терять меня из виду.

— А чья это вина? — живо отпарировала она.

— Не буду спорить, — усмехнулся он, но Энн осталась серьезной. — Признайся, Анна, мы стоим друг друга. Доверие возможно только между дураками. Когда я разговариваю с другими женщинами, ты, как коршун, следишь за мной. Твое ревнивое внимание льстит мне. Без него я раньше или позже изменил бы тебе. Все мужчины изменяют, это у нас в крови! — Он засмеялся, но в ответ смеха не услышал.

Энн посмотрела на камешки Алекса и тоже начала собирать их в кучку. Она сердилась на себя за то, что испортила хороший день, сердилась на Алекса, потому что он не произносил тех единственных слов, которые ей хотелось услышать. Но неприятнее всего было то, что он подметил ее собственную ревность. Лучше бы она не начинала этого разговора, но остановиться была уже не в силах.