Энн застонала при виде обильного завтрака.

— Не возражала бы, предупреди он меня чуть раньше, — пожаловалась она.

— О мадам, а я считаю, что это очень романтично. Почти как побег! Взгляните, — продолжала Елена, вынимая из папиросной бумаги кружевной носовой платок. — Он принадлежал еще моей бабушке, так что может считаться одновременно и старой вещью, и взятой взаймы note 2.

Все утро прошло в подготовке к свадьбе. К парикмахеру Энн теперь ходила только в тех случаях, когда ей нужно было заново обесцветить волосы, подстригала же ее Елена, орудуя ножницами не хуже умелого профессионала. Она же делала ей маникюр. К половине первого Энн была готова. На ней был новый светло-серый костюм от Сен-Лорана, уже несколько недель висевший в шкафу. Энн повертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Может быть, подумала она, следовало бы выбрать что-нибудь более подходящее для невесты, чем этот скромный костюм, напоминающий военный мундир? Но переодеваться уже было поздно. Впрочем, если Алексу ее наряд не понравится, он обязательно выскажется.

Взяв сумку и перчатки, она пошла показаться жениху.

— Какая элегантная невеста мне досталась! — воскликнул Алекс, целуя ее.

Когда они ехали в бюро регистрации браков, Энн почувствовала, что нервничает. Все утро она была слишком возбуждена, чтобы дать нервам разыграться, но сейчас… Она рассердилась на себя за это волнение. Какая новая причина для беспокойства появилась у нее сегодня? В последнее время она уже начала привыкать к тому, что постоянно в чем-то сомневается и чего-то боится. Она вздохнула.

— Какая ты тихая… Может быть, передумала? — спросил Алекс и взял ее за руку.

— Нет, конечно. Что это тебе пришло в голову? — возмутилась Энн.

— Мне часто кажется, что у тебя появились какие-то сомнения.

— Ах, Алекс, это не так! — быстро сказала Энн — слишком быстро, как показалось ей самой.

— Нет? — Он внимательно посмотрел на нее. — Я люблю тебя, Анна, и никогда не оставлю, так и запомни.

Он осторожно стянул с ее руки мягкую замшевую перчатку, поцеловал в ладонь и прижал к своей щеке.

Энн стало стыдно за свои недавние сомнения, и она улыбнулась ему.

— Я тоже люблю тебя, Алекс! — твердо сказала она. — И это навсегда.

Энн думала, что в бюро регистрации они застанут множество друзей, и была разочарована, не увидев никого, кроме Янни и Найджела, которым предназначалась роль свидетелей.

Церемония прошла так быстро, а поздравляющих было так мало, что до сознания Энн по-настоящему не дошло, какая огромная перемена только что произошла в ее жизни. Ведь она снова была замужем!

— Куда мы едем? — спросила она, садясь рядом с Алексом на заднее сиденье «роллс-ройса». — В ресторан?

— В ресторан? — переспросил Алекс. — Фи, какая проза! Мы оправимся в наше свадебное путешествие, конечно!

— А куда?

— В Грецию.

— Но я ничего с собой не взяла! И потом, я собиралась позвонить Фей.

— Елена приготовила всё необходимое. Она ждет нас в аэропорту. А Фей, я уверен, несколько недель сумеет обойтись без твоих телефонных звонков.

Он улыбнулся.

— Знаешь, я ведь звоню ей каждый день, — возразила Энн, и на лице у нее появилось выражение беспокойства.

— Ты забыла, наверное, что в Греции тоже есть телефоны, — пошутил Алекс, но, заметив тревогу, сразу стал серьезным. — Может быть, у Фей что-нибудь стряслось? — осведомился он.

— Нет, все в порядке. Просто мы так привыкли, — солгала Энн.

После их последнего разговора Энн постоянно поддерживала с Фей тесную связь. Дочь, как ей казалось, несколько успокоилась, но выпускать ее из поля зрения было рискованно. Иногда в голосе Фей слышалось легкое раздражение, вызванное преувеличенной заботливостью матери, но это не останавливало Энн. Она долго размышляла, рассказать ли Алексу о переживаниях Фей, и пришла к заключению, что этого делать не следует. Она уже хорошо изучила его и была убеждена, что он перевернет небо и землю, чтобы разыскать недостойного друга Фей и заставить его поплатиться за свое вероломство. Энн понимала: всякое упоминание об этом печальном инциденте будет мучительно для Фей.

Они прибыли в аэропорт Хитроу. Жизнь с Алексом приучила Энн ничему не удивляться, поэтому она приняла как должное известие, что самолет, который должен был перенести их в Грецию, является его собственностью. На фюзеляже красовались две огромные буквы А и Г. В какой мир она попала? Что за человек Алекс? Ему даже не пришло в голову сказать ей, что у него есть собственный самолет! Осмотревшись в роскошном салоне, Энн решила, что лучшего способа путешествовать быть не может.

Алекс улыбнулся, когда она сбросила туфли и уютно свернулась в огромном кресле. «Вот если бы Лидия увидела меня сейчас», — подумала Энн, застегивая ремень, в то время как самолет несся по взлетно-посадочной полосе. Она с радостью предвкушала свое знакомство с Грецией, страной, всегда волновавшей ее воображение.

Начинается их медовый месяц… Может быть, там, наедине с Алексом, она почувствует себя действительно замужем?

Самолет набрал высоту. Дверь в конце салона открылась, оттуда вышли Янни и Найджел, неся подносы с шампанским и канапе. Их появление неприятно поразило Энн. Она нахмурилась. Неужели они с Алексом никогда не будут совсем одни?

Самолет приземлился в афинском аэропорту. Дверь открыли, и снаружи, несмотря на раннюю весну, ворвался поток горячего воздуха, принявший Энн в свои объятия. В теплом шерстяном костюме ей стало не по себе, но это длилось недолго. Большой «мерседес», ожидавший их перед зданием аэровокзала, был снабжен кондиционером, и в нем царила приятная прохлада. Вскоре машина уже пробивалась сквозь сутолоку афинского движения.

Энн жадно наклонилась вперед, боясь что-нибудь упустить.

— Неужели это в самом деле Эгейское море? — спросила она, когда они проезжали по берегу мимо бесчисленных таверн, ночных клубов и ресторанов на открытом воздухе.

При виде Парфенона, величественно поднимающегося над пыльным городом, у Энн вырвалось восторженное восклицание, как и у миллионов людей до нее.

«Мерседес» остановился перед высоким многоквартирным домом на бульваре Леофорас. Сама не зная почему, Энн всегда представляла себе жилище Алекса в Афинах как живописное старинное здание, а отнюдь не такой ультрасовременный дом. Впрочем, и Афины в ее воображении не были современным городом.

При появлении Алекса в большом мраморном холле, где шум их шагов разбудил гулкое эхо, швейцар сразу вскочил и встал по стойке «смирно». Поднявшись на лифте, они вошли в огромную квартиру, занимающую площадь обычных трех. Перед ними расстилались блистающие удивительной чистотой мраморные полы. Алекс повел Энн на просторный балкон, также облицованный вездесущим мрамором.

— Добро пожаловать в мой город! — торжественно произнес он, широко раскрыв руки, словно желая обнять открывшийся перед ними пейзаж. Вдали, за городом, как бы защищая его, вздымался Парфенон, казалось, пылавший под яркими лучами солнца. — Раньше, когда смог не был таким густым, можно было ясно видеть море и Пирей, но теперь это, к сожалению, уже не так.

Оглушительный шум уличного движения доносился даже на такую высоту. Широкий бульвар внизу был запружен легковыми машинами, автобусами и грузовиками.

— Какой шумный город! — заметила Энн.

— Он никогда не спит, — восторженно улыбнулся Алекс.

Энн повернулась и стала разглядывать гигантскую гостиную. С потолка свисали традиционные хрустальные люстры, плохо гармонировавшие с современной обстановкой, представлявшей собой странную смесь старины и модерна. Тяжелая мебель красного дерева была покрыта затейливой резьбой. Стоящая на столе чаша с фруктами оказалась при ближайшем рассмотрении сделанной из пластмассы, как и цветы в высоких вазах. На каждом столике лежали связанные крючком салфеточки, придававшие комнате простоватый вид. Трудно было поверить, что такая квартира может принадлежать Алексу.

В проеме двери показалась невысокая фигура очень полной женщины с желто-оранжевыми волосами. Войдя, она остановилась в напряженной позе. Ее стянутое корсетом тело оставалось неподвижным, свободно двигалась только голова и верхняя часть туловища. Из корсета выпирали рвущиеся наружу жировые складки. Женщина была в темных очках, недостаточно темных для того, чтобы скрыть подозрительное выражение ее глаз, как и черные круги под ними. Она двинулась к ним навстречу, и по мере ее приближения Энн почувствовала нарастающее беспокойство.

— Позволь представить тебе, дорогая, — заговорил Алекс, — мою сестру Ариадну.

Улыбаясь, Энн протянула руку.

— Как поживаете? — сказала она.

— Кали спера! — ответил ей низкий глубокий голос, скорее мужской, чем женский.

В ту же минуту Алекс резко произнес что-то по-гречески. Его сестра начала многословно что-то объяснять на том же языке. Алекс перешел на крик. Энн сжала его руку, надеясь успокоить, но он не обращал на нее внимания. С губ Ариадны срывались какие-то слова, видимо, оскорбительные. Дрожа от ярости, Алекс повернулся на каблуках и, схватив Энн за руку, без всякого объяснения вышел с ней из комнаты, пересек холл, поднялся по широкой лестнице и открыл дверь в большую спальню с зашторенными окнами. Вся мебель здесь была покрыта чехлами от пыли, а на постели не было ни одеял, ни подушек. Не отходя от двери, Алекс заревел, как раненый бык. На его крик вбежали две девушки в черном. На ногах у них были большие меховые комнатные туфли. Алекс что-то прокричал, угрожающе жестикулируя. С расширенными от страха глазами девушки забегали по комнате, сдергивая с мебели чехлы. Они входили и выходили, принесли простыни и одеяла, расстелили их на постели. Все это время Энн молча стояла посреди комнаты. Одна из девушек вошла с букетом пластмассовых цветов. Алекс выхватил у нее из рук вазу с цветами и швырнул в коридор. Ваза разбилась вдребезги на мраморном полу. Алекс выбежал из комнаты, и Энн осталась одна.