Анита Берг - Любовь — прекрасная незнакомка

— Только попробуй! — пригрозил Алекс, и Энн знала, что он говорит серьезно.

— Значит, тебе можно дразнить меня и говорить о других женщинах, а мне даже в шутку нельзя заикнуться о мужчинах?

— Женщины никогда не шутят, когда речь идет о сексе!

— Шутят, конечно!

— Нет. Это для них слишком важно. Они пользуются сексом как оружием.

— Но я-то шутила!

— Ты и утром шутила, когда делала своим помощникам комплименты по поводу их молодости и обаяния? — спросил Алекс, искоса поглядев на нее.

— Не говори глупостей, Алекс! Я хотела, чтобы они чувствовали себя свободнее.

— Мне это не понравилось! Пожалуйста, больше не говори с ними так!

— Ради всего святого, Алекс! Не нужно делать из мухи слона!

— Это во мне говорит «нежелательный иностранец», — произнес он без тени улыбки.

— Боже мой, я собиралась рассказать тебе об этом! Ты никогда не догадаешься о том, что Фей говорила мне… — Смеясь, Энн начала рассказывать ему о Питере, но внезапно осеклась. — Так ты знал об этом?

Он кивнул.

— Ты нас подслушивал?

Он опять кивнул.

— Как ты посмел!

— Я не собирался, просто ты неправильно включила телефон и наши линии пересеклись!

— Это не оправдание! Ты должен был сразу положить трубку!

— Почему? Что ты могла такого сказать, чего я не должен был слышать?

— Ничего! Конечно, я ничего такого не сказала бы! Дело не в этом! Просто не принято подслушивать чужие телефонные разговоры.

— А я себе это позволяю.

— Но ты не имеешь права! И уж, во всяком случае, не должен слушать, когда я разговариваю. — Она бросила салфетку на стол и быстро прошла мимо пораженного Робертса.

— Подать кофе в гостиную, мадам? — спросил дворецкий вслед ее удаляющейся спине.

Энн не ответила. Она миновала гостиную, прошла по коридору и изо всех сил захлопнула за собой дверь спальни.

Сбросив туфли и свернувшись на постели, она нашарила на ночном столике сигарету, щелкнула трясущимися пальцами зажигалкой и сердито задымила. За кого он себя принимает, черт побери? Как смеет слушать ее личные разговоры? А когда это обнаруживается, даже не считает нужным извиниться. Она погасила наполовину выкуренную сигарету, когда в спальню вошел Алекс с бутылкой шампанского на серебряном подносе.

— Сердишься? — задал он явно лишний вопрос, после того как она бросила на него гневный взгляд. — Мне очень жаль, Анна, если я тебя рассердил…

— Ты мог бы поправить дело, если бы извинился за подслушивание моего личного разговора!

— Между нами нет и не должно быть ничего личного — все общее!

— Как ты не понимаешь? Это посягательство на мою личную жизнь. Неужели тебе понравилось бы, поступи так с тобой я? Это свидетельство твоего недоверия ко мне. Именно это меня и огорчает!

Стоя в ногах постели, он смотрел на нее.

— Я предупреждал тебя, что я страшно требователен, настоящий собственник.

— Но ты не говорил, что будешь шпионить за мной!

— Скажи, Анна, знаешь ли ты, что значит ревновать? Ежеминутно бояться, что человек, которого ты любишь, изменяет тебе? Понимаешь ли ты, как это может отражаться на состоянии духа? Или ты слишком англичанка для того, чтобы испытывать подобные чувства?

— Конечно, я способна ревновать, если для этого есть причина! Но я не давала тебе ни малейшего повода подозревать меня. То, что я англичанка, не имеет к этому никакого отношения. Не надо думать, что у греков монополия на сильные чувства!

— Значит, ты не любишь меня так же сильно, как я тебя. — Его плечи бессильно поникли.

— Не говори так, Алекс. Я люблю тебя!

— Нет, не любишь. Невозможно любить всей душой и не испытывать невыносимых мук ревности. По-другому не бывает! А я вижу, что у тебя это не так. — Он тяжело опустился на постель.

Алекс выглядел таким расстроенным, что Энн, чувствуя, как ее гнев уступает место жалости, придвинулась к нему.

— Алекс, что тебе пришлось перенести в прошлом? Почему ты стал таким? Пожалуйста, не надо так переживать и грустить. Я люблю тебя больше жизни! Это правда! Я не могу видеть, как ты страдаешь, дорогой. — Она поцеловала его в щеку.

— Так это правда? — Он посмотрел на нее, его серые глаза расширились от беспокойства.

— Я не могла бы жить без тебя.

— Я люблю тебя, Анна! — Он вздохнул и крепко прижал ее к себе.

И только гораздо позже, лежа в темноте и прислушиваясь к его ровному дыханию, Энн вспомнила, что он так и не извинился.

На следующее утро, в канун Нового года, на подносе с завтраком, который принесли Энн, лежал небольшой букет желтых роз, а между цветами — футляр с карточкой, на которой было написано: «В память о нашей первой настоящей размолвке». Внутри сияло кольцо с крупным солитером. Энн надела его, и камень засверкал в лучах утреннего солнца. «Как ему удалось купить его так рано?» — прозаически удивилась Энн. Значит, таким образом он просит прощения, подумала она. Насколько дешевле было бы просто сказать «извини», хотя не так эффектно, конечно. Она продолжала недоумевать по поводу неуверенности Алекса в себе, особенно когда дело касалось ее. Не следовало ей так выходить из себя. Ведь в самом деле очень трудно удержаться и не слушать, когда другие говорят по телефону. Она и сама не раз так поступала, когда случайно вклинивалась в чужой разговор. А насколько труднее, должно быть, положить трубку, если говорят именно о тебе. Сейчас, при свете дня, любопытство Алекса стало ей понятно.

Набросив шелковый халатик, она пошла его разыскивать, чтобы поблагодарить за подарок. По дороге ей пришло в голову, что если греческий характер сегодняшнего приема должен оставаться в тайне, то ей придется уговорить Алекса весь день не покидать своего кабинета. Беда в том, что он не привык подолгу оставаться на одном месте и продолжал работать, где бы ни находился, переходя из кабинета в гостиную, а из гостиной в спальню. Его постоянно сопровождала целая армия помощников и секретарей с блокнотами в руках и торчащими из карманов сотовыми телефонами.

Найдя Алекса и поблагодарив его, она сумела при помощи разных хитростей, нежных просьб и даже прямых угроз взять с него обещание, что он весь день просидит на одном месте.

Проходя по внутренним комнатам, она услышала страшный шум, доносившийся из кухни. Можно было подумать, что гости уже в сборе. Заглянув на кухню, она застала там Деметрия, по-хозяйски наблюдавшего за двумя высокими греками, приглашенными из ресторана его приятеля. Они уже принялись за работу и делали это шумно и экспансивно, в соответствии со своим темпераментом. Возбужденная Шарлотта заверила Энн, что все будет готово вовремя. Увидев горы продуктов на столах, Энн серьезно в этом усомнилась.

От этой заботы ее отвлек приход служащих из цветочного магазина. Чтобы доставить все принесенные белые и синие цветы, им пришлось в несколько приемов поднимать их на лифте. Только теперь Энн почувствовала угрызения совести: в это время года это должно было стоить целое состояние! Не зашла ли она слишком далеко? Может быть, такие расходы вызовут недовольство Алекса? Пожалуй, для украшения квартиры можно было обойтись вечнозелеными растениями, но ведь вначале ей показалась такой удачной идея воспроизвести цвета греческого национального флага!

Под руками декораторов неприветливые комнаты преобразились со сказочной быстротой. Всюду стояли высокие вазы, полные цветов. Терраса превратилась в белую с синим беседку, перила были обвиты цветочными гирляндами, с балкона свисали длинные зеленые ветви.

Декораторы из цветочного магазина лихорадочно сновали по квартире, греческие повара трудились не покладая рук, музыканты устанавливали свои пюпитры, а Энн посреди всей этой кутерьмы беседовала с претендентками на должность ее личной горничной. Она успела забыть, что Робертс именно на этот день назначил встречу с ними. К счастью, все произошло очень быстро — она сразу выбрала Елену. Женщина тридцати шести лет, старшая среди пришедших кандидаток, она была опытнее остальных, а самое главное, была наполовину гречанкой и говорила на языке, который Энн твердо решила изучить. Энн понравилось мягкое, спокойное выражение ее лица.

Тем временем с квартирой происходили чудесные метаморфозы; одно блюдо за другим торжественно перекочевывало из шумной кухни в зал; бар наполнялся разнообразными напитками, а оркестранты обсуждали с Энн репертуар, который они собирались исполнять… По мере приближения начала вечера возбуждение Энн росло и достигло апогея, когда Фиона вручила ей копию списка гостей.

Энн просмотрела аккуратно напечатанные ряды имен — и сердце ее упало.

— О, Фиона, что я наделала! — воскликнула она, с беспокойством глядя на секретаршу. — Эти люди будут в ужасе. Они ожидают шампанского и черной икры, а им подадут кебаб и греческую рецину.

— Миссис Грейндж, я уверена, что они будут в восторге! — утверждала Фиона, хотя и с сомнением в голосе.

Вторично прочитав список приглашенных, Энн отнюдь не успокоилась. Все это были важные персоны из мира политики, финансов, театра, кино и телевидения… Не было ни одного имени, не связанного с богатством или известностью, а то и с обоими сразу.

— А мистер Георгопулос, что, по-вашему, скажет он на все это?

— Он тоже будет в восторге! Честное слово, миссис Грейндж, я уверена, что этим людям до смерти надоели шампанское и икра, так что ваш вечер будет для них чудесным сюрпризом.

«Девушка пытается сама себя уговорить, что все будет хорошо», — подумала Энн, слушая неуверенный голос Фионы.

Наконец, усталая и взволнованная, Энн направилась к себе, чтобы не торопясь принять ванну и немного поспать. На постели лежал Алекс со скучающим и раздраженным видом.