Кристина удивленно рассматривала кинжал в ножнах. Потом, повинуясь любопытству, вытащила его, пробуя лезвие пальцем.

— Осторожно, он острый, я сам наточил его.

Она улыбнулась уголками губ:

— Значит ли это, что я могу…

— Попробуй, — Витька дернул рубашку, верхние пуговицы разлетелись по траве, и встал перед ней с обнаженной грудью, поросшей густыми черными волосками.

Кристина улыбнулась.

— Играешь с огнем. Не забыл, что я убийца, милый? — она провела острым концом по середине груди, где сразу выступила красная полоска. Витька, не ожидая такого, смотрел с удивлением, морщась от боли.

— Эй, полегче. Я же в шутку.

— Да уж какие тут могут быть шутки, если сейчас я хочу посмотреть, есть ли вообще у тебя этот маленький комочек, который не умеет любить.

— Я этого не говорил.

Кристина не отводила взгляда от полоски крови. В голове мелькнула странная мыслишка: а не убить ли его за все мучения, которые он ей доставил? Но вместо этого опустила руку и провела языком, слизывая солоноватую жидкость. Жизнь без Витьки бессмысленна. Четвертое убийство вряд ли сойдет с рук. И вообще, лучше отправиться с ним в спальню и черт с ней, с этой любовью.

Он пробрался пальцами через волосы и почти силой притянул ее к себе, впиваясь в губы и ощущая привкус своей крови.

— Слушай, что бы ты ни делала, меня это только возбуждает. Да хоть изрежь меня целиком, только дай войти в тебя.

Кинжал выскользнул из разжавшихся пальцев, когда Кристина потянулась к его ремню.

— Прямо здесь? — прошептала она ему в ухо. — Даже в дом не зайдем?

— Здесь, — еле выдохнул он, стягивая ее трусики, предоставляя ей право бороться с молнией на джинсах и вытаскивать то, что она хотела больше всего на свете. Промелькнувшая мысль, что соседи могут смотреть из окон, вылетела из головы, как только его горячая плоть нежно и медленно, продлевая сладкую муку, входила в нее. Она поудобнее обвила его ногами, двигаясь в такт его движениям, одновременно понимая, что больше никогда не сможет отказаться от него. Даже если он ее не любит.

Истосковавшиеся организмы быстро и неумолимо взорвались одновременным оргазмом, сопровождаемым одновременными сдавленными стонами.

Витька осторожно поставил Кристину на землю и тихо, не глядя в глаза, выдохнул с горячим дыханием ей в самое ухо:

— Я люблю тебя.

Кристина отстранилась и впилась взглядом в его еще нежное после страсти лицо.

— Мне кажется, ты просто испугался предстоящей операции.

Оба рассмеялись, а потом он вдруг хлопнул себя по лбу.

— Черт, я идиот. Совсем забыл.

— Только не говори, что тебе надо идти. Если ты сейчас опять скажешь, что у тебя дела, и ты бросаешь меня, я тебя точно убью.

— Глупышка, я забыл про Аленку. Она ждет.

— Где ждет? — удивилась Кристина.

— Сидит на берегу и ждет. Я не был уверен, что ты меня примешь, поэтому сказал, что виноват перед тобой и должен попросить прощения. И если все будет хорошо, я вернусь за ней.

— То есть ты меня опять обманул. Вместо того, чтобы просить прощения ты трахнул меня?

— Крис, прости меня за то, что я так мучил тебя. — он посмотрел ей в глаза и уже серьезно спросил: — Ты уверена, что забираешь нас двоих?

— Даже если у тебя был бы десяток детишек, я не смогла бы от тебя отказаться, — усмехнулась она. А потом так же, как он, серьезно добавила: — Уж не знаю почему, но несмотря на то, что я никогда не хотела заводить детей, я люблю твою Аленку.

— Тогда пойдем к ней вместе?

Кристина оглядела Витьку в разорванной рубашке и с сочившейся кровью царапиной.

— Давай лучше я схожу за ней, а ты пока приведешь себя в порядок. В шкафчике рядом с холодильником есть аптечка. Чуть позже вернемся к прерванной операции.

Кристина натянула валявшиеся на траве трусики и вышла из ворот. Открывая калитку, оглянулась. Витька стоял, прислонившись спиной к сосне-Иудушке, сложив руки на груди. Надо же, — подумала Кристина, — мы занимались сексом у мертвой сосны. И я вовсе не удивлюсь, если после наших эмоций она оживет.

Выйдя из калитки, Кристина сразу увидела Аленку. Не по-детски ссутулившись, она сидела на траве и смотрела на воду. Бросилась в глаза ее неумело заплетенная коса.

Кристина опустилась рядом на траву.

— Привет!

В ясных детских глазах стояла взрослая печаль, но уже не было слез. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Кристина сказала:

— Я за тобой.

— А где папа?

Кристина сглотнула. Какие же они сволочи, предавались своей страсти, а бедный ребенок сидел в одиночестве. Ей вдруг стало стыдно, несмотря на то, что она и не знала, что Аленка здесь. А Витька-то хорош, папашка. И вот так всегда: стоит им встретиться, и прощай, разум.

— Он… хм… у него важный разговор по телефону.

Аленка равнодушно кивнула, а потом вновь взметнулись ресницы.

— Мы теперь будем жить вместе?

— Да. — Кристина помолчала. — Если ты, конечно, не против.

— А что, меня будет кто-то спрашивать?

Сердце у Кристины сжалось. Как же сложно Аленке в ее восемь лет понять отношения взрослых, и она должна найти какие-то особенные слова, чтобы измученное детское сердечко смягчилось. Кристина закусила губу до крови. Обычно мягкая и ласковая Аленка сегодня казалась выставившим иголки ежонком. И ее можно понять: мать влюбилась в одного, отец в другую, а ей-то что делать, чтобы не разорваться между дурными запутавшимися взрослыми?

Кристине хотелось сказать, что у них все будет хорошо, она будет заботиться о ней, научит плавать, будет отвозить в школу. Но слова не шли и тогда Кристина обняла Аленку за худенькие поникшие плечики, и девочка, словно истосковавшийся по ласке домашний зверек, прижалась к ее руке.