Галя скорчила свирепую мину:

— Уговорил. И как мы за дело возьмемся?

— Элементарно, — как бы обрадованный ее согласием, подхватил Вацлав. — Поднимемся в воздух со взрывчаткой...

— Как пронесем взрывчатку? — деловито поинтересовалась Галя.

— Элементарно, хоть в карманах, а капсулу — в носках, у вас рамы эти просвечивают от сих до сих, — руками показал Вацлав.

— Хорошо, дальше! — азартно подгоняла Галя.

— В воздухе ты предъявишь командиру мой ультиматум — миллион долларов или самолет взорвется! — с воодушевлением продолжал Вацлав.

Галя покрутила пальцем у виска:

— Командир, конечно, полезет в карман и вытащит миллион долларов...

— Нет, он передаст мой ультиматум на землю и посадит самолет в указанном мной аэропорту, где наши с тобой люди проследят, чтобы вместе с деньгами в самолет не проникла группа захвата... Мы берем миллион — и вперед, в Израиль! Этим же самолетом!

— Дорогой! — Галя взъерошила ему волосы. — В Израиле можно было бы приземлиться террористам до перестройки, а теперь у нас с ними резко потеплели отношения... Нет никаких гарантий, что евреи нас не выдадут родным властям!

— Ну, не в Израиль, куда-нибудь еще, — махнул рукой Вацлав. — Возьмем, Галка, деньги и заживем...

— ...в тюрьме... — закончила Галя.

— На вилле у Атлантического океана. — Глаза у Вацлава мечтательно замерцали. Он весь будто ушел в созерцание виллы. — И чтобы вокруг нас никого не было, только прислуга. Хотя нет, — пренебрежительно сказал он, — никаких людей не надо, мы сами справимся. Я хочу, чтобы мы были одни — и океан.

Галя прикрыла ему рот ладонью:

— И что мы будем делать на вилле?

— То же, что и сейчас. — Вацлав перекатился на спину, прижал к себе Галю, откинул с ее лица волосы.

— Для этого не надо никуда улетать, — успела возразить она.

Легче было бы Гале отрывать от свежей раны бинты, чем отрываться от Вацлава, уходить в свой дом, который она прежде так любила.

Прежде...

Если бы прежде ей показали это логовище и сказали, что она проведет в нем самые счастливые часы своей жизни, она бы ни за что не поверила, брезгливо передернулась бы. Галя была большой аккуратисткой, любила уют, а тут мебель с помойки, дощатая лежанка, из посуды — кастрюля с помятыми боками, миска, ложки и стакан.

И все это не потому, что Вацлав не мог привести свое жилище в порядок, купить приличную мебель — деньги у него время от времени водились, и немалые, как ни странно... Просто он был привязан к своему образу жизни, ему нравилась эта нищета и убогость. Когда Галя попыталась предложить ему завести в доме хотя бы вторую миску, Вацлав искренне удивился:

— Нам с тобой и одной хватит! Мы из одной салатик порубаем!

— Из двух вообще-то удобнее, — заметила Галя.

— Из двух вообще-то нет, — отрезал Вацлав.

Она никак не могла понять, чем он занимается, где работает, хотя Вацлав как будто старался удовлетворить ее любопытство:

— Я работаю на одного человека...

— Что за человек?

— Мощный человек, — с уважением произнес Вацлав, — мой учитель. Ничего в жизни не боится. Совсем ничего. Сейчас таких людей немного.

— А ты боишься?

— Чего мне бояться?

— Ну, допустим, что я тебя разлюблю...

— Глупости. В жизни не разлюбишь, — уверенно сказал Вацлав.

Галя вздохнула. Она чувствовала, что это правда.

— Ну так как ты работаешь на этого человека? — вернулась она к прежней теме. — Конкретно, что ты делаешь?

— Ну, встречаю иногда кое-какие посылки из поезда, — скучным голосом произнес Вацлав. — И людей встречаю, помогаю им устроиться в Москве...

— Каких людей?

— Да разных, — уклончиво проговорил Вацлав. — В основном этим занимается мой учитель, я делаю только чисто техническую работу... помогаю ему... Ведь он меня спас!

Внимание Гали переключилось на «учителя».

— Спас? В самом деле? Как?

— Я тебе не рассказывал?

— Когда бы ты успел? — усмехнулась Галя. — Мы знакомы три дня...

Вацлав искренне удивился, даже присвистнул. У него был какой-то другой, собственный счет времени.

— Три дня? Мне кажется, мы жизнь с тобой прожили. Ну да, три дня, ведь я только что узнал, что ты — стюардесса... Подумать только!

Галя попыталась вернуть его к серьезному разговору:

— Так как он спас тебя?

— Ну, я когда-то учился в университете... — неохотно признался Вацлав. — Дело было еще при Брежневе...

— В университете? — удивилась Галя. — На каком факультете?

— На самом иудском, — поморщился Вацлав, — философском. Просто я тогда еще был юн и зелен, как три рубля... Со мной в комнате общаги жил один парень, который в свободное время изображал из себя правозащитника, «хронику текущих событий» таскал, на какие-то сборища ходил, посылки куда-то там посылал, словом, это неинтересно...

— Мне интересно, — сказала Галя.

— Ну да, — не поверил Вацлав, — только полному идиоту может быть интересна вся эта политика...

— Был у меня один знакомый, вернее, одноклассник, — объяснила Галя, — Федор... Он пытался меня к этому делу приобщить, раскрыть мне глаза, так сказать... Но я тогда была уверена, что у нас в стране все нормально...

— Ну вот, и этот старался меня приобщить, и позже я понял, что он поступил дальновидно, — с гримасой отвращения продолжал Вацлав. — На него кто-то стукнул, у нас в комнате был обыск, и нашли за шкафом какие-то диссидентские ксерокопии... Словом, этот парень еще раньше просил меня, чтобы в случае чего я все взял на себя, потому что ему необходимо остаться в стенах университета — продолжать свою деятельность, а меня, дескать, он устроит, не бросит... Мне к тому времени учеба эта уже так остохренела, что во время обыска я и вылез вперед... Отчислили... Этот парень обещал пристроить меня в Москве, потому что мне деваться было некуда, я ведь свою квартиру в Даугавпилсе тетке отдал — у нее маленькие дети, а жить было негде, в ветхом домике жила...

— И что, не помог? — догадалась Галя.

— Прятался от меня, — подтвердил Вацлав. — Мне стало противно за ним бегать. Я от него отстал. Пошел на вокзал, там можно было подработать на разгрузке, познакомился тут же, на вокзале, с ребятами, они свели меня с другими, те оказались наркоманами. Стал понемногу колоться. И тут появился этот человек, учитель... Он меня вытащил из этой ямы, прописал в Москве, пристроил в этом доме...

— Как ему удалось? — прервала его Галя. — Это же невероятно трудно — прописаться в столице...

— Все элементарно, — хмыкнул Вацлав, — меня оформили дворником, прописали временно, потом постоянно...

— Так ты и метлой махал? — поинтересовалась Галя.

— Ни разу в жизни, — рассмеялся Вацлав. — Только книги читал и ходил по поручениям учителя, вот и вся жизнь.

— Эти книги? — Галя кивнула в сторону этажерки, на которой действительно пылилось несколько книг.

— В основном. Это буддистская литература. Я Гиту почти наизусть знаю...

Галя быстро поняла, что ей не удастся одомашнить Вацлава. Попытку завести у него в доме какое-то общее хозяйство он решительно пресек.

Как-то Галя, понимая, что он сидит без гроша, накупила закусок, фруктов, сладостей, вина и со всем этим радостно заявилась к Вацлаву.

Тот посмотрел на нее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Ты, наверное, прежде имела дело с сутенерами, — процедил он сквозь зубы.

— Я ни с кем не имела никаких дел, — тоже агрессивно отозвалась Галя.

— Отлично. — Вацлав поднялся, сгреб в матерчатую сумку выложенные Галей на кухонный столик продукты и, не сказав ни слова, хлопнул дверью.

Галя, толком не понимая, что произошло, устремилась за ним. Она догнала Вацлава у мусорного бака, возле которого он аккуратно принялся выгружать купленные ею продукты на выброшенные кем-то детские саночки.

— Ты совсем рехнулся! — крикнула Галя.

— В этом районе много бедных, которые рыщут по помойкам, — объяснил Вацлав, — будем считать, что ты им пожертвовала все это. — Он бросил презрительный взгляд на саночки.

— Я это тебе принесла, а не бедным!

— Ты мне ничего не смеешь приносить, запомни! — бросил Вацлав.

— Не тебе, а себе, — поправилась Галя. — Имею я право нормально поесть?

— В моем доме ты всегда будешь есть то, что ем я, а если тебе это не нравится, катись ко всем чертям!

Галя поперхнулась:

— А если я и в самом деле покачусь?

— Не покатишься, — ухмыльнулся Вацлав.

Его самоуверенность была просто невыносимой, но в то же время она обезоруживала.

И все-таки Галя сделала несколько шагов в сторону своего дома.

— Стой! — прозвучал приказ.

— Ты сказал, чтобы я катилась, — напомнила она ему не без ехидства.

— Покатишься, когда действительно этого захочешь. А сейчас ты не хочешь этого. И к тому же я не мальчик за тобой бегать.

Вернулись. Галя попыталась возобновить прежний разговор:

— Все же ответь мне, почему я не имею права купить себе кое-какие продукты.

— Потому что я не желаю, чтобы из меня делали альфонса, — всем своим видом показывая крайнее терпение, объяснил Вацлав.

— Ты можешь ни к чему не притрагиваться. Я, я голодна.

— Голодна — сиди дома и не высовывайся.

Разговор был окончен.

Гале действительно иногда приходилось довольствоваться куском хлеба и парой вареных картофелин за те долгие часы, что Олег был в рейсе, а она проводила у Вацлава. Впрочем, они ей долгими не казались, невзирая на полуголодную жизнь.

Зато когда на Вацлава сваливались деньги, он тратил их как безумный — все самое дорогое из супермаркета: бананы, ананасы, киви, инжир, все в невообразимых количествах, самые дорогие шоколадные конфеты, сыр, сервелат, цветы, словом, сколько имелось у него в кошельке, столько он и тратил, отправляясь за покупками и возвращаясь на такси.