И все же к разговору Варя готовилась несколько дней и почему-то робела. Объяснение было одно — скоро ей станет не до учебы.

— Может быть, ты все же сдашь сессию и возьмешь академический отпуск? Через год-два вернешься в институт, — робко спросила Ольга Петровна.

— Нет, мамочка. Я хочу сама растить своего ребенка, а не подбрасывать его бабуле, тебе, свекрови, — возразила Варя.

Она пока не решалась признаться, что учеба ей опостылела. Институт был выбран неправильно. Скорее по настоянию родных, чем по ее собственному влечению. «Правильный выбор придет сам собой, когда я стану зрелым человеком», — думала Варя. Она еще не знала, кем будет, но только не учителем. Весь день проводить в школе, потом вечерами сидеть над тетрадями — это не для нее.

Ольга Петровна обиделась. Ни старшая, ни младшая не пожелали идти по ее стопам. Всех пугают большие нагрузки, двоечники, стопки тетрадей. Они правы: эта профессия, как никакая другая, требует полной самоотдачи.

Даже то, что она скоро станет бабушкой, не очень обрадовало Ольгу Петровну. Теперь будущее Вареньки стало совсем темно и неясно. Муж-мальчишка, который едва ли в ближайшие годы сможет содержать семью, отсутствие профессии и маленький ребенок на руках. Но о своих тревогах она ни слова не сказала дочери. Теперь Вареньку нужно беречь от волнений. Судьба дочери складывалась неблагополучно — вот что стало очевидным для Ольги Петровны. Правда, сама дочь с этим не согласилась бы.

А Варя покинула дом, в котором выросла, с большим облегчением. Она сбросила последнее ярмо — институт. Теперь ничто не связывало ее со старой жизнью. Впереди открывались заманчивые горизонты. Ей даже сны снились только цветные. Именно такой — яркой, праздничной сказкой — представлялась ей вся будущая жизнь с мужем и малышом. Долгая, долгая жизнь.

Варя в суете и не заметила, как закончились ее медовые месяцы. Они гасли понемногу, незаметно для глаз. Да и трудно было бы жить долго в таком напряжении духовных и физических сил. Надорваться можно.

Первые два месяца после рождения Сереженька кричал каждую ночь. Днем он спал, жадно ел, таращил глазенки, а ночью начинался оглушительный, не прекращающийся до утра ор. Возле маленького тирана хлопотали бабуля, Варя, Ольга Петровна и Раиса, но рабочих рук все равно не хватало. Варя превратилась в тень, измученная бессонницей и хлопотами с новорожденным. Но она никому не жаловалась и не считала, что переживает какие-то непомерные трудности в жизни. Обычная для женщины полоса — пеленки, кормления каждые два часа, бессонные ночи.

Зато Романа эта полоса как будто напугала. Он заметно приуныл. Ворчал, когда малыш будил его ночью. Раиса уговорила сына ночевать у нее и самоотверженно дежурила возле внука. Иной раз Роман, склонившись над кроваткой, «разговаривал» с сыночком:

— Маленькое чудовище, из-за тебя мы все ходим очумелые. Ты почему перепутал день с ночью?

И хотя разговор был явно шутливый, Варя укоризненно качала головой, а эмоциональная Раиса разражалась криком:

— Несчастный ребенок! Как не повезло ему с папашей! Отойди от кроватки, урод! Готов выбросить младенца на мороз, только бы никто не тревожил твой сладкий сон.

Порой Варе казалось, что Роман смотрит на малыша как на зловредное существо, самовольно вторгшееся в их безоблачную жизнь. Отцовские чувства не спешили просыпаться в нем. Мало того, Варя замечала что-то похожее на ревность: все женщины в доме обожали маленького крикуна, нежничали с ним, сюсюкали и совершенно не обращали внимания на Романа. Его иногда даже забывали накормить.

Как-то днем бабуля, которую Варя давно отвыкла называть по имени — Прасковья Ивановна, привела в гости свою приятельницу, маленькую согбенную старушку. Раиса их поджидала и тут же провела в комнату, где спал Сереженька. Удивленная Варя последовала было за ними, но свекровь не пустила ее, приложив палец к губам.

Варя заглянула в полураскрытую дверь и ужаснулась. Черная старушка, склонившись над кроваткой, бормотала:

— Куры белые, куры серые, снимите криксы-плаксы с младенца Сергея...

Перед старушкой стояло блюдо с сырыми яйцами. Варя так и рванулась в комнату спасать малыша, но свекровь вдруг решительно загородила ей дорогу и даже оттеснила своим мощным бюстом за дверь.

— Не волнуйся! Терентьевна — лучшая знахарка в Московской области, — шептала она.

Вскоре Терентьевна с бабулей удалились в другую комнату, и Раиса отнесла им поднос с чайником и пирожными. А Варя наконец вошла к сыну. Сержик безмятежно спал. Она с облегчением вздохнула, но все же решила поговорить со свекровью и категорически запретить эксперименты над ребенком. Вскоре вернулся из института Роман. Теперь Варе было кому пожаловаться на Раису и выплеснуть свое возмущение.

— Я так испугалась. До сих пор не могу в себя прийти! Этот наговор, видите ли, раньше читали в курятнике, под насестом, а нынче довольствуются сырыми яйцами. Ну не дикость ли!

Роман не только спокойно отнесся к странному лечению, но даже расхохотался и пожурил Варю:

— Варвар, ты чересчур современная и городская женщина. Это же Терентьевна, ее все знают. Она с детства лечила меня от всяческих хворей. Полюбуйся на результат! Сейчас даже интеллигентные люди ездят к деревенским знахарям — настоящим, конечно, а не шарлатанам.

Он снисходительно погладил Варю по голове и прижал к себе. Проснулся Сержик, и они вместе подошли к кроватке. Всякий раз, когда Роман брал малыша на руки, Варя не могла скрыть беспокойства и порывалась отнять сына. Небрежно приподняв ребенка на одной ладони, Роман разглядывал его с любопытством и легкой брезгливостью и рассуждал:

— Едва ли даже Терентьевна поможет. Он ведь не плачет, как все нормальные младенцы. Не попискивает, а ревет как бегемот.

И снова Варю кольнула обида. Никак она не могла привыкнуть к таким шуткам. Раисе Андреевне она решила не высказывать своих упреков. Сначала посоветовалась с матерью.

— Какая дикость, сектантство, шаманство! — ужаснулась Ольга Петровна. — Не могу я понять Раечку. Такая интеллигентная, умная женщина, писательница, коренная москвичка, а суеверна, как деревенская баба. Шагу не может ступить без предрассудков. Вчера говорит мне: «Оля, неужели вы стираете в такой день — ведь сегодня Параскева Пятница, это же большой грех!»

Тихомировы не были абсолютными атеистами. Покойная бабушка ходила по праздникам в церковь. На Пасху сама Ольга Петровна пекла куличи, а девочки с удовольствием красили яйца луковой шелухой и цветными нитками. Но знахарям и колдунам они не верили. К причудам Раисы Ольга Петровна относилась снисходительно, пока дело не коснулось ее родного внука. Они решили деликатно и мирно поговорить с Раисой — не навредит ли ребенку эта темная, безграмотная врачевательница.

Варя проводила мать и прилегла на тахту, готовая вскоре вскочить и бежать к кроватке. Ромка уже давно спасался от бессонницы у матери. И вдруг она словно провалилась в глубокую темную яму, а проснулась только рано утром вместе с Сереженькой. Бабуля уже возилась на кухне, стараясь не греметь посудой. Варя тут же позвонила матери:

— Мамочка, ты еще не ушла? Представь себе, он ни разу не проснулся ночью. Я только что встала вместе с ним.

Варя была несколько сконфужена и озадачена. Ольга Петровна тоже молчала на другом конце провода. Конечно, она признавала, что есть в народе хорошие лекари и экстрасенсы. Но ведь легко нарваться на невежественного знахаря. Так и случалось с ее легковерными знакомыми.

Сереженька больше не кричал по ночам. Но Ольга Петровна так и не поверила до конца в силу наговора. Когда-то она была очень идейной комсомолкой, комсоргом курса. Идеалы молодости слишком прочно укоренились в ней, и переделывать себя было не так-то просто.

А Варя поверила. Словно раздвинулся горизонт ее представлений о мире. Раньше этот горизонт был довольно узким. Она боялась шарлатанства и не верила в народную медицину. Женщины в их семье всегда были здравомыслящими и осторожными. И вдруг Варя словно попала в другой мир и в отличие от матери оказалась более гибкой: не отрицала того, что было ей непонятно, а пыталась разобраться и понять.

С этого дня Варя еще больше сблизилась с бабулей. Прасковья Ивановна ей много рассказывала о своей давней подруге. К ней не иссякал поток страждущих не только из Москвы и Подмосковья, но и издалека. Каждая знахарка, оказывается, специализируется на определенных болезнях — какая ей сила дана. Терентьевна больше помогала от детских болезней.

— Наша врачиха, Лидия Юрьевна, сама к Терентьевне посылает. Раньше нельзя было прямо сказать — съездите к бабке, так она на ушко шепнет, — посмеивалась Прасковья Ивановна. — Есть такая болезнь, «детская» называется, когда ребеночка судороги сводят. Врачи эту болезнь не лечат, а только бабки заговаривают.

Евдокия Терентьевна еще не раз к ним заходила. Варя уже не волновалась, спокойно оставляла ее с малышом. А потом пила вместе со старушками чай в комнате Прасковьи Ивановны. Теплели ее отношения со свекровью и свекром, который часто заходил их навестить. К новым родственникам она не просто привыкла, притерпелась, а привязалась. А вот в отношениях с мужем стали появляться первые трещинки, набегать легкие облачка, постепенно превращавшиеся в темные тучи.

Варя не переставала удивляться, как быстро и незаметно закончилась их сказка. Сказку съели будни. Наверное, права ее мудрая подруга Марианна: семейная жизнь и тяготы быта убивают самое сильное и глубокое чувство.


Глава 13


От каких незначительных вещей, случайных поворотов и встреч зависит иногда человеческая жизнь!

В тот поздний августовский вечер Галя, возвращаясь домой, нечаянно проехала свою остановку и вышла только на следующей. Но вместо того чтобы перейти через дорогу и дождаться обратного автобуса, она двинулась обратно через березовую рощу по тропинке, петляющей между оврагами. Галя вошла в рощу, которая в этот час напоминала густой лес, и, несмотря на всю храбрость, ей сделалось не по себе, тем более что, пройдя метров сто, она краем глаза заметила фигуру человека, идущего следом за ней.