Сейчас он не мог бы остановить ее, даже если бы захотел. Мускулы его живота окаменели. Все чувства слились в агонию экстаза. Доминик чувствовал себя беспомощной щепкой, уносимой вдаль могучим ураганом. Руки его зарылись в ее волосы.

– Прекрати, – прохрипел он. – Оливия, слышишь? Перестань, я больше не могу!

Схватив ее за плечи, он поднял Оливию с колен. Глаза Оливии сверкали торжеством: она нисколько не сомневалась, что доставила Доминику безумное наслаждение.

– Ты по-прежнему убежден, что я чопорная и благопристойная? – хихикнула она.

– Нет! – со стоном выкрикнул он. – Ты ведьма!

Сорвав, с себя остатки одежды, он перекатился на спину и, обхватив ладонями ее тонкую талию, высоко поднял Оливию над собой. Осторожно опустив вниз, он насадил ее на горделиво вздымавшееся копье, погрузившееся в ее шелковистую глубину.

Ахнув от неожиданности и наслаждения, Оливия ощутила, как Доминик заполнил ее до отказа. Его твердая плоть напряженно пульсировала глубоко внутри ее. Склонив голову так, что копна ее густых волос окутала их обоих шелковистым покрывалом, Оливия заглянула в его затуманенные глаза.

– Я... я мечтала об этом, – задыхающимся голосом призналась она. – Только не знала, возможно ли это!

– В страсти возможно многое, любимая. – С губ Доминика сорвался низкий, чувственный смех. – Я буду счастлив научить тебя искусству наслаждения. – Голос его был завораживающе властным и в то же время нежным.

И наступила тишина, прерываемая только чуть слышным шепотом и стонами.

Прошло немало времени, прежде чем стих накал обжигающей страсти. Мир и покой снизошли в их души. Устало откинувшись на подушку, Доминик лениво приподнял золотисто-русую прядь и шутливо потянул за нее.

Оливия не сводила с него глаз. Потом протянула руку и кончиком пальца обвела красивую линию его рта.

– О чем ты думаешь? – шепотом спросила она. Он лукаво улыбнулся:

– Вспоминаю, что однажды сказал тебе.

– И что же это?

– Что я сам не знаю, кто я: цыган, который не нашел свою дорогу в жизни...

– ... Или гаджо, – тихо закончила она. – Я помню. Только я думаю, что ты ни тот и ни другой. Ты был человеком, который потерял свою дорогу.

– Хочешь, открою тебе маленькую тайну? – лукаво прищурился он после недолгого молчания.

– Конечно.

Он прижался лбом к ее плечу.

– Теперь я нашел ее, – прошептал Доминик.

Оливия почувствовала, как заколотилось ее сердце.

– Да?

– Да, любовь моя, потому что я знаю, где моя дорога.

– А-а, – растерянно протянула она. – И где же она?

Обняв ее еще крепче, он шепнул в полураскрытые губы:

– Там, где ты!

Эпилог

Минул год с того дня, как они стали мужем и женой.

Оливия до сих пор с наслаждением вспоминала тот день, когда обвенчалась с Домиником. Было тепло, на небе ослепительно сияло солнце. Доминик склонялся к тому, чтобы скромно обвенчаться в Рэвенвуде, но Оливия воспротивилась. Она и представить себе не могла, что пойдет к алтарю не в прелестной крохотной церквушке Стоунбриджа.

– Оливия, – предупредил ее Доминик, – знаю, что в деревне тебя любят, но сейчас ты не просто выходишь замуж, ты становишься женой изгоя, любовь моя. Женой цыгана. Не все одобрят это. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль.

– Ну, так пусть это будет их потеря, а не наша, – настаивала Оливия. – Я люблю тебя, Доминик Сент-Брайд, и не намерена стыдиться ни тебя, ни своей любви.

Их обвенчали в деревенской церкви. Обряд совершил преподобный Холден. Маленькая церковь была усыпана цветами, наполнявшими воздух нежным благоуханием.

Страхи, терзавшие Доминика, оказались напрасными.

Хоры старенькой церкви были забиты любопытными так, что грозили обвалиться. В церкви было не протолкнуться. Все местные жители явились полюбоваться на свадьбу. Кроме одного человека...

Не было Уильяма Данспорта.

Он уехал в Лондон неделей раньше. Возникли срочные дела – так по крайней мере объяснила его матушка. Итак, ничто не омрачало их безоблачного счастья, даже воспоминания о прошлом. Даже Роберт Гилмор больше не мог потревожить их покой. Он умер от апоплексического удара на другой день после того, как был схвачен и оказался за решеткой.

Неясный булькающий звук у груди заставил Оливию вернуться к реальности. Ее крохотный сын, похоже, насытился. Юный Тревор Майкл Сент-Брайд улыбнулся беззубым ртом и помахал в воздухе крохотным кулачком.

Запахнув платье, Оливия поднесла малыша к окну. Люцифер крутился у нее под ногами. Держа сына на руках, она смотрела вдаль, туда, где вечерние пурпурные облака уже потихоньку затягивали небо над горизонтом. Улыбнувшись, Оливия указала в сторону небольшого кирпичного домика, укрывшегося в тени березовой рощицы.

– Посмотри-ка туда, Тревор. Там дом, где живут твои дядя Андре и тетя Эмили. Знаешь, этот дом построил для них твой отец. Это его свадебный подарок. Он такой благородный и великодушный – настоящий джентльмен.

Тревор таращил на нее глазенки с таким видом, будто понимал все до единого слова. Глаза малыша уже сейчас были такими же ярко-синими, как у отца, а волосы, хоть и темнее, чем у матери, все же были не настолько черны, как у Доминика. Тревор был очаровательным ребенком, может быть, только излишне своенравным, когда приходило время укладывать его спать.

– А тебе известно, что очень скоро у тебя появится кузен или кузина? Да-да, Тревор, твоя тетя Эмили может родить со дня на день.

На губах Тревора вздулся молочный пузырь. Малыш сморщился, когда он с громким треском лопнул, но не заплакал. Оливия нежно рассмеялась.

– А вон там сейчас твой отец помогает дяде Андре принять жеребенка у Джиневры, хотя, откровенно говоря, не знаю, чем он может помочь. Во всяком случае, когда родился ты, особой пользы от него не было: вся эта адская работа выпала на мою долю. Но самое странное, что к тому времени как ты наконец появился на свет, твой отец был серо-зеленым, словно привидение. Будто это не я рожала, а он!

– Ага, так вот что ты обо мне думаешь на самом деле! – промурлыкал у, нее над ухом знакомый голос. Пара сильных рук обхватила ее за талию, обняв вместе с матерью и ребенка. – Боюсь, придется поискать другую жену. Такую, которая будет от меня без ума.

– Даже и не мечтай, – хмыкнула она, уютно устраиваясь в его объятиях. – Не то и я пущусь на поиски другого мужа!

– Да? Что ж, похоже, тогда придется подумать о том, как доставить вам удовольствие. Чем могу служить вам, графиня?

Оливия молча подняла к нему лицо. И Доминик, забыв обо всем, припал к ее губам, упиваясь их сладостью, пока его сын громким протестующим воплем не напомнил родителям о своем присутствии.

Подхватив малыша на руки, Доминик Ласково поцеловал его в теплую макушку, потом, прижав хнычущего Тревора к груди, принялся расхаживать по комнате. Большая рука отца ласково поглаживала крохотную спинку сына.

Через несколько минут малыш уже спал.

Оливия, сидя в кресле у камина, притворно нахмурилась:

– Как это тебе удается?

– Тем же самым способом, каким я не даю спать тебе! – Он мимоходом чмокнул ее в кончик носа и исчез за дверью, Которая вела в детскую.

К тому времени как он вернулся, слуги уже успели роскошно сервировать стол. Не было забыто и шампанское.

– Что это? Какой-нибудь праздник? – Уголки его губ лукаво изогнулись в улыбке.

– Негодяй! – с улыбкой прошептала Оливия, шутливо стукнув его в грудь кулачком.

Они поели на ковре перед камином. Этот день принадлежал только им двоим. Оливия спросила, как дела у Джиневры. Доминик потянулся за куском жареного фазана.

– Ох, видела бы ты малыша, Оливия! – рассмеялся он. – Просто красавец, вороной, без единого пятнышка. Андре клянется, что из него вырастет настоящий чемпион. Возможно, он прав.

Когда Андре с Эмили обвенчались, именно Доминик предложил Андре заняться тем, что тот по-настоящему любил: ухаживать за лошадьми. И хотя понадобилось немало времени, чтобы уговорить Андре спрятать свою гордость и хотя бы начать, в конце концов он сдался. Вскоре Андре заявил, что собирается попробовать свои силы в разведении и тренировке скаковых лошадей. Жеребенок Джиневры должен был стать первым в длинной череде будущих чемпионов.

– Ты считаешь, у Андре получится? – Оливия в волнении стиснула руки. – И люди постепенно привыкнут к нему?

Хотя Андре расстался с ярким цыганским костюмом, сменив его на обычные бриджи и рубашку, все знали, сколько мучений до сих пор доставляют ему сюртук и галстук. Именно Доминик в свое время способствовал переменам, которые произошли с Андре. Услышав тревогу в голосе жены, граф вскинул брови:

– Вне всякого сомнения. Герцог Ханфорд уже заранее души не чает в этом жеребенке, а за ним, думаю, потянутся и остальные.

Оливия молча кивнула. Она была счастлива. Пока муж смаковал последний кусочек фазана, она встала у открытого настежь окна.

Уже стемнело. Выглянув из-за горизонта, полная луна начала свой величавый путь по бархатистой синеве неба.

Оливия могла только молча дивиться тому, как изменилась их жизнь с тех пор, как они встретились. Эмили снова видит. Они с Андре любят друг друга. А Доминик уже больше не тот угрюмый, желчный человек, который потерял свою дорогу в жизни.

Неслышно подойдя к жене, Доминик заставил ее обернуться. Взяв ее руки в свои, он наклонился и заглянул ей в глаза.

– Давно хотел вас спросить, Оливия Сент-Брайд. Вы хоть представляете себе, какое счастье мне подарили?

– Такое же, как и вы мне, Доминик Сент-Брайд, – не колеблясь ответила она, нисколько не кривя душой.

Слишком свежа в ее памяти была ночь вскоре после их свадьбы, когда, проснувшись словно от толчка, Оливия вдруг увидела над собой лицо Доминика. Опершись на локоть, он смотрел на нее. Увидев, что жена не спит, Доминик чуть заметно улыбнулся.

– Я делаю это каждую ночь, – признался он.