Барбара Смит - Любовь-победительница

– Знак?

– Дорогая, Господь желает, чтобы мы соединились в брачном союзе. Немедленно. Прошу, согласитесь, иначе вы разобьете мне сердце.

В душе у Мэри все оборвалось. Еще никогда Виктор не был так настойчив. Однако что-то в ней воспротивилось его предложению.

– Папа хочет, чтобы мы подождали несколько месяцев. Мы должны проверить наши чувства.

– Он будет счастлив, если вы вернетесь. Так счастлив, что не станет возражать. Прошу, пойдемте со мной сегодня, и мы скажем ему.

Когда-то она была бы несказанно счастлива, услышав эти слова. Но сейчас не могла объяснить себе возраставшее в душе сопротивление. Как и не понимала, почему ей так неприятны его поцелуи. Разве жена не должна желать мужа? Разве Виктор не преданный, добрый, разве он не обладает всеми добродетелями благочестивого мужчины?

Жизнь с Виктором, конечно, будет лишена того возбуждения и восторга, который она познала с Адамом. Но может, это и к лучшему? Разве она не желает посвятить себя служению Богу? Должно быть, стычка с Питерборном встревожила ее так, что теперь она не способна оценить пыл Виктора. Почему же она была так поражена, узнав, что за его обликом святого кроется обычный мужчина? Правда обрушилась на нее, когда она меньше всего была готова к этому. Она ведь совсем не знает его. Она приняла девичий восторг за любовь. Внезапно Мэри поняла: обещание, которое она дала ему, не было вызвано глубокими чувствами. Виктор, стоя на коленях, смотрел на нее с таким откровенным обожанием, что ей стало плохо при мысли, что придется причинить ему боль. Но другого выхода не было.

– Ах, Виктор, вы просите невозможного. Я не могу выйти за вас, ни сейчас, ни потом.

Тень пробежала по его лицу, и он встал с пола.

– Это герцог, да? Вы влюбились в него?

– Нет! – вскрикнула она, отшатнувшись. – Наша помолвка была ошибкой. Я забрала вас у Джо и никогда не смогу простить себя за это.

– Вы ничего не забирали. Она ушла по собственной воле. Как только мы поженимся, вы оцените преимущества нашего союза.

– Я не могу, – прошептала она. – Постарайтесь понять.

Он сжал губы и шагнул к ней. Принни зарычал, шерсть на его загривке встала дыбом.

Виктор остановился, хмуро взглянул на собаку, потом на Мэри.

– Я должен на несколько дней уехать из Лондона с вашим отцом. Но я вернусь и снова буду говорить с вами об этом. У вас будет время подумать, и вы поймете, что мы должны быть вместе.

– Я не думаю…

– А вы подумайте, – мягко сказал он, его красивое лицо омрачила тревога. – Подумайте, что за жизнь ждет вас без меня? Как вы будете жить? Станете поденщицей в каком-нибудь богатом особняке? Или любовницей вельможи, который в любую минуту сможет вышвырнуть вас на улицу? Или все-таки вы согласитесь на достойную роль моей жены? – Последний раз встревоженно взглянув на нее, Виктор повернулся и стал подниматься по ступеням.

Мэри, оставшись одна, опустилась на холодные каменные плиты и прижала к себе Принни. Пес радостно завилял хвостом и принялся лизать ей лицо. В ее душе царили боль, страх и горечь. Что она наделала?

Сегодня она порвала отношения и с Виктором, и с отцом. Но с другой стороны, как же она может вернуться к той жизни, которая еще несколько дней назад была для нее такой привычной? Как она может выйти замуж за человека, которого не любит?

Будущее, когда-то казавшееся таким спокойным и безоблачным, теперь превратилось в грозовую тучу на горизонте. Она умеет читать и писать – и все! Она не может – и не станет – просить помощи у Сент-Шелдона. Теперь, когда задуманный им маскарад остался в прошлом, она больше не нужна ему.

Боль в сердце стала нестерпимой. Если бы только она не чувствовала себя такой одинокой! Если бы она могла найти Джо! Если бы лорд Сирил пришел в себя и рассказал, кто стрелял в него! Внезапная мысль захватила Мэри, и она расправила плечи. Выход есть! Хотя Адам категорически запретил ей это, но завтра она проникнет в дом герцога Брентвелла.

И она разбудит лорда Сирила.

Адам сидел, запрокинув голову. Глаза его были закрыты. На лице лежало горячее влажное полотенце. Он слышал, как Фенвик двигается по комнате, раскладывая принадлежности для бритья на серебряном подносе.

Адам наслаждался этими редкими минутами спокойствия, они убаюкивали его. День оказался чертовски неудачным, да еще ему предстояло непременно явиться к чаепитию. Каждая клеточка его тела ныла от усталости. Лишь мозг напряженно работал, направляя мысли к единственной теме, которую он хотел бы прогнать. Мэри Шеппард.

Она, ее отец и жених к этому времени уже должны покинуть город. Она будет одета в то старое, бесформенное платье, в котором он видел ее при первой встрече, туго заплетенные косы будут стянуты на макушке. Она, наверное, сидит в кибитке, вышивая на ткани отрывок из Священного Писания, или как покорная дочь разучивает псалмы.

Или, может быть, они с Виктором вновь клянутся друг другу в верности. Этот святоша, наверное, уже ощутил вкус ее губ. Что ж, в конце концов это его право.

Или, что много хуже, он может наказать Мэри за ее воображаемые грехи. Он может унизить ее перед паствой. Куда бросится Мэри лечить свое раненое сердце?

Всю ночь Адама мучило чувство, что он каким-то образом подвел ее. Он крутился в постели, временами забываясь беспокойным сном, и тогда видел как наяву белую, словно снег, грудь, струящиеся золотисто-рыжие волосы и зеленые глаза, в которые он мог бы смотреть бесконечно.

Ах, Адам, я никогда не испытывала ничего подобного! Странная боль сжимала его сердце. Какой вздор! Они обменялись несколькими весьма приятными поцелуями, вот и все. Если бы Мэри Шеппард не уехала, они бы скорее всего стали близки. Она оказалась страстной натурой, и ее наверняка не смог бы удержать ни один свод нравственных правил. Но со временем их связь прекратилась бы. Какими бы интересными ни казались ему их бурные споры, какая бы нежная женщина ни скрывалась за этой колючей внешностью, рано или поздно он все равно устал бы от нее. В конце концов, никто не заводит любовницу на всю жизнь.

За исключением Сирила.

Адам сжал зубы. Его брат – неисправимый романтик. Эта расчетливая и хитрая девица вынудила его сделать ей предложение. А она, найдя нового любовника, выстрелила в Сирила и скрылась, решив, что он умер. Оставленная ею записка доказывала это.

Полотенце давило невыносимым грузом. Адам сдернул его, и прохладный воздух ударил ему в лицо.

Фенвик стоял у туалетного столика, с гримасой глядя на миску с мыльной пеной. Это было странно, потому что камердинер редко выказывал свои чувства. И что еще более странно, он что-то бормотал себе под нос.

Адам махнул полотенцем.

– Может, нам все же пора начать?

Фенвик со стуком уронил помазок.

– Прошу прощения, ваша светлость. – Торопливо подойдя к хозяину, он взял полотенце, положил его на стол и вернулся с серебряным подносом. – Не затруднит ли вас запрокинуть голову?

Адам повиновался, устроившись так, чтобы Фенвик мог намылить ему лицо. Привычный аромат сандалового дерева ударил в ноздри, столь же знакомым был едва слышный шелест лезвия, скользящего по щеке. Адам, редко баловавший себя, обычно наслаждался этой маленькой роскошью – бриться дважды в день. Но сейчас он думал о Мэри – уж она не упустила бы случая заявить, что он слишком утомляет своего слугу.

Черт бы побрал эту маленькую нахалку! Почему он никак не может забыть о ней?

– Не могли бы вы, ваша светлость, оказать мне любезность и не хмуриться? Я не хотел бы, чтобы сегодня ваши гости увидели вас с порезами на лице.

Напоминание о предстоящих визитерах вызвало у Адама новый приступ раздражения. Но он все же постарался расслабить мускулы лица.

– Как прикажешь. А пока я сижу очень смирно, ты расскажешь мне, что тебя тревожит.

Фенвик замер с бритвой в руке.

– Я, милорд?

– Да, ты. Что-то занимает твои мысли. Возможно, я смогу помочь.

Приготовившись дать мудрый совет, Адам поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Он редко вникал в личную жизнь своих слуг. Он хорошо платил им и заботился об их благополучии, но не более того. Однако после нотаций Мэри он все чаще ощущал, как далеки от него люди, работавшие на него.

– Это… та женщина, – наконец сказал Фенвик.

Адам приоткрыл один глаз.

– Которая?

– Миссис Примроуз. Более дурацкого имени я не слыхивал. – Губы камердинера сжались в тонкую полоску. – Хотя, разумеется, я и не думаю, ваша светлость, ставить под сомнение доброту, которую вы проявили к ней.

Адам старался не шевелиться, пока Фенвик водил бритвой по его лицу.

– Она пренебрегает своими обязанностями?

– Не совсем. Она приносит уголь, разводит огонь, меняет белье. Но все это с грубыми пререканиями. Она не желает вести себя прилично, так, как подобает прислуге.

– Хм.

– И это еще не самое худшее. Вчера вечером в зале для слуг, вместо того чтобы занять положенное ей место за столом для простых слуг, она уселась за стол для слуг с верхних этажей! – Фенвик дрожал от негодования. – Представьте себе, простая служанка за одним столом с дворецким, горничной ее светлости и мною! Если так пойдет и дальше, то вскоре служанка из кухни потребует места за нашим столом.

– Без сомнений.

– Я, разумеется, предложил ей удалиться. И можете представить, что сказала эта дерзкая женщина?

– Даже страшно подумать.

– Представьте, она заявила: «И хто ты такой, чтоб командовать тута? Ты ж не герцог, а слуга, не лучшее меня!» – возмущенно процитировал ее Фенвик. – Не нужно и говорить, что я был просто шокирован такими речами и оставил эту невоспитанную грубиянку без ужина.

Адам приподнял бровь. Он никогда не видел Фенвика в таком состоянии. И никогда того не возмущали так сильно поступки какой-то конкретной женщины.