Кристина Брук - Любовь по завещанию

Внезапно под его тяжелыми веками замерцали огоньки. Джейн ожидала, что он удержит ее дольше, но он отпустил ее чуть ли не раньше, чем она обрела равновесие. Она поспешно отступила, и кресло ударило ее под колени.

Незнакомец улыбнулся, яркая белозубая улыбка контрастировала с его загорелым лицом.

— Нет-нет. Не уходите из-за меня.

От его хрипловатого голоса у нее по спине побежали мурашки.

Джейн нахмурилась. Что он себе воображает? Ни один джентльмен не появляется в приватных покоях без приглашения.

— Я никуда не собираюсь. Вы найдете остальных в музыкальном салоне, сэр.

— Я знаю. Именно поэтому я в библиотеке. — В уголках его глаз появились лучики. — Вы ведь понятия не имеете, кто я?

— Конечно, нет. Мы не представлены. — Несмотря на чопорный тон, Джейн чуть повернулась и взялась дрожащими пальцами за подлокотник кресла.

Но он определенно не… не может быть… Если бы незнакомец был Роксдейлом, он присутствовал бы на оглашении завещания, разве не так?

Джейн прижала ладонь к подлокотнику, чтобы удержать нервно барабанившие по нему пальцы. Она всегда чувствовала себя скованно с незнакомцами, а этот просто выбивал ее из колеи.

Прежде чем он заговорил, она сказала:

— Меня не волнует, кто вы. Нам неприлично находиться здесь наедине. Вы должны уйти.

— Должен? Но мы прекрасно ладим.

Без всякого «с вашего позволения» он наклонился, отодвинул с дороги ее кресло и прошел в глубь комнаты.

Лавируя между книжными полками, глобусами и картами, он обогнул большой стол и задержался у подноса с напитками на буфете. Налил себе бренди из хрустального графина.

Направившись к нему, Джейн выпалила:

— Что вы себе думаете…

— Похоже, у меня есть преимущество. — Он взял длинными пальцами стакан, повернулся к ней и приветственно приподнял. — Поскольку я знаю, кто вы.

Джейн приостановилась.

— Как? Вы только что…

«Только что приехали», — хотела она сказать. Но не желала упоминать тот волнующий момент, когда тонула в его взгляде, как муха в банке с медом.

— Я навел справки, — мягко сказал он. — Леди Роксдейл.

Джейн поймала себя на том, что как завороженная смотрит на соблазнительный контур его губ, пока он смакует бренди.

Потом до нее дошло, что он сказал. Он справлялся о ней. Зачем?

Светские правила требовали, чтобы она немедленно покинула комнату, а не пререкалась с незнакомцем. Они друг другу не представлены, поэтому им и говорить не о чем. Джейн была сторонницей соблюдения этикета… когда это позволяло ей следовать собственным склонностям.

На этот раз она не смогла обуздать любопытство. С притворным равнодушием она повела рукой в его сторону:

— А вы…

Поставив стакан, он изысканно поклонился:

— Полагаю, я должен быть Роксдейлом. — Сверкнули белые зубы. — Но вы можете называть меня Константин.

На миг леди побелела, потом на ее щеках расцвел обворожительный румянец. Смотревшие на него серые глаза горели огнем.

— Вы, — сказала она, и в этом простом слове был целый мир, — новый барон.

— За мои грехи, — поклонился он.

По тому, как дрогнули ее губы в ответ на это заявление, было понятно, что известия о его грехах его опередили. Только этого не хватало. Теперь вдова вдвойне раздосадована его присутствием.

Константин поднял взгляд к этим смущающим его серым глазам.

— Я опоздал с соболезнованиями. Фредерик был…

— …хорошим человеком, — сквозь стиснутые зубы договорила она его фразу.

Она не согласна с общим мнением о ее муже? Хотя ее глаза чуть припухли, непохоже, что она обезумела от горя из-за смерти Фредерика. Однако по английским леди никогда не скажешь, что у них на душе. Некоторые столь поразительно сдержанны, что по ошибке можно счесть их холодными. В то время как на самом деле…

Любопытство всегда являлось его главным грехом. Или одним из них. Прислонившись бедром к буфету, Константин скрестил ноги. Он не мог сесть в ее присутствии без приглашения, даже если теперь это его собственный дом.

Леди заговорила первой:

— Насколько хорошо вы знали моего мужа?

Значит, Фредерик не упоминал их историю.

— Мы с Фредериком с детства были близкими друзьями. Но я здесь не показывался лет семь или восемь. Строго говоря, я понятия не имею, был ли он хорошим человеком. Когда мы были мальчишками, он определенно был мне отличным другом.

Она наклонила голову, обдумывая его слова.

— И мне он был прекрасным другом. Давно.

На последних словах голос ее стал бесцветным. Руки, однако, сцепившись, беспрестанно изгибались, словно две терзаемые мукой души.

Она вся противоречие, интрига. Стремление сорвать с нее покровы тайны искушало его.

«Опасная почва, дружок». Несмотря на пикантные разговоры о смерти ее мужа в момент интимных отношений — что, честно говоря, может случиться с каждым, — вдова Фредерика, без сомнения, добродетельная леди, представительница того рафинированного круга, в который ему с его дурной репутацией путь заказан. Не нужно задерживать ее. Можно представить, какой шум поднимется из-за ее разговора тет-а-тет с таким нераскаявшимся грешником, как он. Да еще в день похорон ее мужа.

Но ему не хотелось уходить, не узнав о ней больше, и еще больше не хотелось уступать ей территорию. Насколько он помнил, библиотека всегда была самой приятной и гостеприимной комнатой в доме. И то, что здесь нет съехавшихся на похороны гостей, добавляло преимущества. Почему ему здесь не остаться, если он хочет? Если она находит его общество столь нежеланным, она может уйти.

— Вы вечером возвращаетесь в Лондон, милорд, или остановитесь в гостинице?

Похоже, леди тоже любопытна в отношении него.

Константин молчал. В его ситуации есть некоторая неловкость, он это сознавал. Он прискакал в Лейзенби без всяких иных мыслей, кроме присутствия на похоронах Фредерика. Теперь он в совершенно ином положении: хозяин поместья. Хотя по взглядам леди Роксдейл ясно, что для него уготовано другое определение: узурпатор.

Эта мысль придала его решению непривычную твердость.

— Я остаюсь здесь.

Ее глаза изумленно округлились.

— Вряд ли это возможно.

— Почему?

Ее губы казались слишком сочными, чтобы сжаться в такую бескомпромиссную линию.

— Персонал не подготовлен к вашему прибытию.

Константин улыбнулся:

— О, я неприхотлив. Все, что мне требуется, — это постель и завтрак.

— Вам предстоит узнать, что в Лейзенби-Холле все обстоит иначе, не так, как вы привыкли.

Константин вопросительно приподнял бровь, но Джейн вскинула голову с надменностью королевы, изрекающей королевский вердикт.

— Вы должны понимать, что речь не о том, что вам требуется.

Ее высокомерный тон не позабавил его, как следовало бы.

— Я хозяин этого дома, и единственное, что имеет значение, — это мои требования.

И кто теперь говорит высокомерно?

— Вы должны считаться с чувствами ваших людей, — нетерпеливо взмахнув рукой, настаивала она. — Они хотят подготовиться к вашему появлению, сделать все должным образом, соблюсти собственные стандарты. — Она помолчала. — Даже если у вас их нет.

Константин заморгал. Потом расхохотался и пробормотал себе под нос непростительную грубость. Но ведь и леди Роксдейл без колебаний оскорбила его.

Ну конечно. Она же из Уэструдеров. А Уэструдеры считают себя выше банальной вежливости.

Его смех, похоже, застал ее врасплох. Она озадаченно сдвинула брови, словно не могла понять причины его веселья. Над ней никто не смеялся? Какая жалость! Ей бы пошло на пользу, если бы время от времени ее спускали с небес на землю.

Константин посерьезнел. Что ж, если у них пошел разговор без обиняков…

— Персонал этого дома будет обязан усвоить мои привычки. Я не вписываюсь в рамки заданного порядка. Если мне хочется куда-то пойти, я иду. Я не спрашиваю позволения и не извещаю о своих передвижениях за неделю вперед.

И какого черта она решила, что вправе высказываться относительно дел в его доме? Бессердечно напоминать ей, что она здесь больше не властвует, поэтому Константин воздержался от упоминания об этом. Если бы не вызов Фредерика, он подождал бы месяц-другой, прежде чем вторгнуться сюда. Но будь он проклят, если теперь отступит.

Она шумно втянула воздух, румянец прелестно полыхал на ее щеках. Словно вопрос причинял ей страдание, она уточнила:

— Вы намерены остаться здесь на ночь?

Константин поклонился:

— Если это приемлемо для вас, мэм.

Это была всего лишь дань вежливости. Она не вправе запретить ему остаться в собственном доме и знает это.

Леди Роксдейл отвернулась, словно пряча от него выражение лица. Тусклый свет от свечей играл на ее волосах, высвечивая рыжеватый оттенок, которого он прежде не замечал. Константин прошелся взглядом по длинному своевольному локону, выбившемуся из прически, мысленно провел кончиком пальца по шее, затем по ключице…

Боже, даже сдержанная и сердитая, она прелестно выглядит, правда, держится как напыщенная старая дева.

— Джейн!

Константин удивленно повернулся на каблуках. Он был так поглощен леди Роксдейл, что не заметил появления крупного темноволосого мужчины. Тот широким шагом вошел в комнату и остановился, завидев Константина.

Леди Роксдейл быстро и взволнованно заговорила, словно ее застали за чем-то дурным:

— О, Бекнем! Позволь представить тебе лорда Роксдейла. Милорд, граф Бекнем, мой дальний родственник.

Когда Константин отвечал на поклон графа, у него возникло четкое ощущение, что его оценивают. Строго говоря, граф не был настроен враждебно. Скорее, настороженно.