На следующий день после возвращения из этого кошмара Соня сидела на кухне и жаловалась матери.

– Ты себе не представляешь! Хорошо хоть летели бизнес-классом, остальное всё полное говно!

– И море? – удивилась Зинаида Аркадьевна. – Я слышала, что море в Турции чудесное.

– Море хорошее, – кивнула головой Соня. – То же самое, что и в Ницце. Средиземное называется.

Зинаида Аркадьевна хмыкнула.

– Но остальное, – Соня закатила глаза. – Отель говенный, сервис говенный, еда говенная, выпивка….даже не знаю, как назвать. Говенная – для этой выпивки большой комплимент.

– Ты же говорила, что Лёша пять звезд купил.

– Купил. Это если пять звезд никогда в жизни не видеть, тогда это пять звезд. Я думаю, в Турции надо восемь звезд покупать. Так что пришлось брать машину напрокат, ездить в город в рестораны, чтоб хоть поесть нормально. Еще вина французского ящик купили, чтоб уксусом, что в нашем отеле подают, не отравиться.

– Какой ужас! Лешеньке, наверное, это в копеечку влетело? – глаза Зинаиды Аркадьевны были наполнены сочувствием к будущему зятю. Дочери, которой пришлось пережить столь ужасные турецкие лишения, мама совершенно точно сочувствия не проявила.

– Мама, ты же знаешь, скупой платит дважды. Поехали бы на Сардинию, как я сразу предлагала, наверняка дешевле бы обошлось.

– Бедный мальчик, – Зинаида Аркадьевна покачала головой.

– И ты туда же!

– Куда?

– У нас в банке его все тётки любят. Лёшенька то, Лёшенька сё.

– И правильно любят, он хороший.

– Чем же это он так тебе в доверие втёрся?

– Так «Лунной сонатой»! Как играет, как играет, – на глаза Зинаиды Аркадьевны навернулись слёзы.

– Ну, мамулька, ты даешь, – Соня обняла мать за плечи. – Эк тебя расколбасило-то!

– Прекрати так выражаться, – Зинаида Аркадьевна сделала строгое лицо. – Ну, хоть загорели, накупались. Всё-таки две недели на море – это хорошо.

– Ну, да. Накупались. Ой, мам видела бы ты тамошнюю публику! Быки какие-то вечно пьяные и девки при них толстомясые.

– Люди разные бывают. Ты вот у нас тоже не худышка.

– Сравнила! – Соня надула губы. – Я вот думаю, может, зря я со своим Совковым связалась? Может, надо было на Лёвку Корецкого соглашаться? Сидела бы сейчас, как Таня Кауфман на Лазурном берегу в собственной вилле и в ус не дула!

– Ой, – Зинаида Аркадьевна прижала руки к груди и плюхнулась на стул. – Час от часу не легче. С тобой, дитя мое, не соскучишься. Не знаю, какой из Лёвочки адвокат получился, но вряд ли он больше папы своего в его же бизнесе зарабатывает. А насколько я знаю Лёвочкиного папу, тот за виллу в Антибе удавится! Так что печалиться не о чем. А вот Алексея не обижай. Он своим трудом деньги зарабатывает. Нам с твоим отцом в вашем возрасте Турция даже не снилась! И Совковым его не дразни.

– О-о-о! – Соня закатила глаза. – Похоже, я попала. Все вокруг обожают Алексея Лопатина.

В следующий отпускной период, когда перед Соней в полный рост встала перспектива поездки в Новороссийск к родным Лопатина, она плюнула на свое примерное поведение, перестала изображать жену декабриста и рванула с подружками на Ибицу. Там она изменила Лопатину с каким-то французиком, после чего поняла, что лучше её Совкова в постели никого нет и быть не может.

С Ибицы Соня вернулась исхудавшая, бледная с красным хлюпающим носом. На следующий день её разбудила Зинаида Аркадьевна с медицинским стаканчиком для забора анализов в руках.

– Ну-ка, Соня, пописай в баночку, – железным тоном велела она дочери.

– Мам, ты чего? – Соня сделала круглые глаза.

– Того! – Рявкнула Зинаида Аркадьевна. – Кому сказала, встать и пописать в баночку.

Соня знала, что, несмотря на свою доброту, мать может быть очень настойчивой. Учась в институте, Соня уже привыкла, что после каждого посещения ночного клуба, мать берет у неё анализы. С помощью лакмусовых полосок, опущенных в стаканчик с мочой, любящие и внимательные родители всегда могут определить вероятность употребления их отпрыском пяти видов наркотиков. Но сейчас-то Соня была уже вполне себе взрослой и самостоятельной. Во всяком случае на Ибицу она ездила за свой счёт на деньги заработанные в банке. Другое дело, что зарабатывая эти деньги, она их совершенно не тратила на жизнь, а откладывала на банковском счёте. Ведь жила Соня в родительском доме на всём готовом. Более того, у неё был специальный счет, который регулярно пополнялся любящим отцом, на тот случай, если Сонечке вдруг захочется купить себе что-нибудь красивое. Видимо поэтому, а может быть, из-за чего-то другого Зинаида Аркадьевна Соню взрослой и самостоятельной никак не считала и нависала сейчас над ней неприступной скалой. Более того, когда Соня нехотя взяла в руки стаканчик и направилась в туалет, мать последовала вслед за ней.

– Может, всё-таки отвернешься? – ехидно поинтересовалась у неё Соня.

– Так и быть, – сурово сказал мать и отвернулась.

Несмотря на это Соня всё равно оказалась в безвыходном положении. Разбавить содержимое стакана водой из-под крана не представлялось никакой возможности. Да и вряд ли бы это помогло?

Разумеется, анализ незамедлительно показал наличие в организме Софьи Семеновны Шнейдер некоторого количества кокаина, после чего Соня была определена Зинаидой Аркадьевной под домашний арест. Семен Семенович был срочно вызван с работы. После недолгого семейного совещания, в процессе которого Семен Семенович периодически пытался прорваться через заслон из Зинаиды Аркадьевны в Сонину комнату, чтобы выпороть любимую дочурку, было решено отправить Соню на лечение. И не куда-нибудь на Мальту, куда отправляли всех Сониных друзей в подобной ситуации, а в закрытую клинику в Белоруссии. Эту клинику в свое время организовал один из хороших давних знакомых Семена Семеновича Шнейдера, мотивировав местоположение тем, что в Белоруссии есть чудесная природа и очень затруднительно достать какие-либо наркотики. Клиника располагалась в лесу, и сбежать оттуда было весьма проблематично. Соня возмущалась из-за двери, что её записали в наркоманки, а она всего-то один разок перед отъездом нюхнула чего-то там, предложенное ей подружками. Конечно, Семену Семеновичу очень хотелось в это поверить, но Зинаида Аркадьевна стояла на своем, как кремень. Поистине права народная пословица, что «мама зря не скажет»! Ведь Соня развлекалась на Ибице во все тяжкие, как будто чувствовала, что это будет её последний отрыв.

Зинаида Аркадьевна сама доставила Соню в клинику и сдала с рук на руки лечащему врачу. Лопатину наврали с три короба, что у Сони обнаружилась небольшая проблема со здоровьем, а именно с носоглоткой, и ей придётся полгода провести в лесном санатории. Дышать еловым воздухом и пить еловый отвар. А так как телефон у Сони отобрали, то Лопатину в версию добавили удалённость этого самого санатория от систем телекоммуникаций. Неизвестно, поверил бы всему этому Лопатин, если бы версию не излагала Зинаида Аркадьевна, и если бы будущий тесть не завалил его работой по самое «не хочу». Так что Лопатин по-прежнему прилежно трудился, по просьбе Зинаиды Аркадьевны проводя все вечера в доме Шнейдеров, а Соня также прилежно лечилась. Дело в том, что в клинике она познакомилась с героиновыми наркоманами и поняла, что совершенно не хочет такой участи для себя. Поэтому Соня дышала еловым воздухом и пила и ела всё, что требовалось. Через полгода пребывания в клинике она очень похорошела, чем по возвращении привела в восторг не только родителей, но и Лопатина. Лопатин явно соскучился по невесте и старался как можно больше времени проводить с ней.

Семен Семенович больше не настаивал на Сониной работе в банке и более того пригласил Лопатина провести новогодние каникулы вместе со всей семьей Шнейдеров в Швейцарии, где ежегодно отец и дочь Шнейдеры катались на горных лыжах. Лопатин, разумеется, согласился, несмотря на то, что, будучи уроженцем южного города, кроме водных лыж никаких других в упор не видел. Экипировку Лопатину взяли напрокат, а Семен Семенович нанял будущему зятю тренера. Однако после двух занятий Лопатин категорически отказался учиться дальше, и всё оставшееся время проводил с Зинаидой Аркадьевной. Пока Соня с Семеном Семеновичем развлекались на горе, Лопатин с будущей тёщей гуляли по городку, глазели на витрины, пили глинтвейн, водили хороводы с малышней, катались на санках или музицировали в холле главного здания отеля. Управляющий, послушав игру Лопатина, не только не запретил тому пользоваться роялем, но и попросил делать это, как можно чаще. Так что слушателей и почитателей его музыкального таланта у Лопатина определенно прибавилось. Вечером после ужина в ресторане вся семья обычно собиралась в своем коттедже у камина. Болтали о том, о сем и пили красное сухое вино. Соня чувствовала себя вполне счастливой, тем более, что приличия уже можно было не соблюдать, так как они проживали с Лопатиным в одной комнате.

Перед отъездом, сидя вечером у камина с бокалом красного вина Семен Семенович вдруг выдал:

– А не пожениться ли вам уже, ребята?

Соня не поверила своим ушам и посмотрела на Лопатина. Тот сидел с отвисшей челюстью. Соня, конечно, тут же уразумела отцовский «ход конем». Видимо родители всё еще боялись, что Соня снова может пойти в отрыв, а замужем за проверенным приличным молодым человеком сделать это ей будет гораздо сложнее. Конечно, Лопатин не барон Ротшильд, но с ним родители, похоже, были за Соню спокойны.

– Чего? – Семен Семенович явно не понял затянувшейся паузы. – Или вы передумали?

– Нет, – Лопатин встрепенулся. – Я точно не передумал. А ты, Соня?

– Ну-у-у-у-у, как тебе сказать, – Соня решила слегка поглумиться, но тут же поймала суровый взгляд Зинаиды Аркадьевны. – Конечно, не передумала!

– Тогда, совет вам да любовь, – Семен Семенович поднял свой бокал. Все дружно чокнулись и выпили.

– А когда свадьба? – вдруг спросил Лопатин.

– Это уже ты нам скажи, – Семен Семенович рассмеялся.