Соня не выдержала и рассмеялась.

– Чего ржёшь, жидовка картавая! – лицо «фуксии» пылало дикой ненавистью.

Это уже был явный перебор, после которого Соня решила, что сдерживаться дальше не имеет смысла.

– Пошла ты нах, – с чувством ответила ей Соня. – Если вместо головы жопа, то медицина бессильна!

– Что?!!! – взревела «фуксия».

– Что слышала! Говорю, что у тебя вместо головы жопа, а жопой думать невозможно. Впрочем, на голове сидеть тоже тяжеловато.

При этих Сониных словах «фуксия» предприняла попытку перелезть через барьер.

– Развели тебя мошенники. – Соня отошла подальше. – И правильно сделали, потому что ты дура психическая. В полицию беги, там тоже над тобой посмеются.

Надо сказать, что клиенты тем временем с интересом наблюдали за происходящим, никто банк покидать не собирался и на очередь не жаловался. Многие прятали улыбки. Наконец, в зале появились сотрудники службы безопасности и уволокли матерящуюся «фуксию».

– Пора уезжать в Израиль, – тоскливо сказала Соня дядечке в «Цилли».

– Не надо, там жарко и коренному питерскому жителю будет очень тяжело. Вы ведь коренная питерская жительница?

– Да. Тогда в Чикаго. Или в Канаду. Точно, в Канаду. Там климат, как раз подходящий. Березки и всё такое. Даже нефть есть.

– Зачем? Уж вам-то зачем уезжать?

– А разве я картавая?

– Ни капельки.

– Вот, значит, надо уезжать!

– Не надо. Ненависть титульной нации нынче обращена в сторону лиц кавказской и среднеазиатской национальности.

– Неправда. Ненависть титульной нации во все века была обращена в сторону тех, кто умнее, кто красивее, кто сильнее и кто, соответственно, живет лучше. Зависть называется.

– Если все красивые девушки уедут в Канаду, зачем тогда нам тут оставаться? – дядечка недоуменно пожал плечами.

– Ну, я-то далеко не красавица, так что потеря небольшая.

– Вы, Софья, – мужчина прочитал Сонино имя с таблички у нее на груди, – очень и очень интересная девушка. Был бы я помоложе, с удовольствием за вами бы поухаживал. Но, сейчас, к сожалению, – мужчина развел руками, – моё семейство, особенно супруга, вряд ли такое одобрит.

– Вот так всегда, – рассмеялась Соня, – все достойные мужчины уже разобраны.

– Ну, вам-то грех жаловаться, вы выйдете замуж за самого достойного. Я уверен, удачи вам, – мужчина удалился, а Соня вместо переживаний по поводу отвратительной сцены, в которой ей пришлось участвовать, задумалась, не поторопилась ли она ответить согласием на предложение Лёши Лопатина.

После скандала, разразившегося в отделе обслуживания физических лиц, Семен Семенович от греха подальше перевел дочку в отдел по обслуживанию юридических лиц, или «юриков», как их называли в банке. «Юрики» оказались гораздо скучнее «физиков». Можно сказать, в операционном зале мухи дохли на лету. Среди «физиков» хоть адекватные персонажи попадались, типа того дядечки в «Цилли», а «юриков» представляли в основном бухгалтерши и даже не главные, а так девчонки, чуть ли не курьерши. Эти, конечно, уже на Соню глядели, как на царицу. Лишь изредка, когда банковские юристы отчебучивали что-нибудь замысловатое, или налоговая вдруг арестовывала счета какой-нибудь фирмы, в операционном зале появлялись возмущенные главбухши или директоры. Но вопросы свои в основном они всё же решали в юридическом отделе или кредитном. Соня изнывала от скуки и упросила отца перевести её в кредитный отдел, ведь там, по её мнению, находилось самое сердце банка. Ведь не зря же банки называют кредитными учреждениями.

В кредитном отделе работали в основном мужчины, но зная, кем Соня приходится владельцу банка, держались по отношению к ней очень настороженно. Мало того, что не шутили и не заигрывали, что естественно, когда в мужской коллектив приходит женщина, так и вовсе озадачили примитивной секретарской работой и к клиентам близко не подпускали. Соне надоело оформлять бумаги по чужим сделкам, и она пожаловалась папе. После этого начальник кредитного отдела, грозно сверкнув глазами, посадил Соню на квартирную ипотеку. Причем на ипотеку по строящейся недвижимости. Работа была довольно занудная и не менее скучная, чем в отделе по обслуживанию «юриков», с той лишь разницей, что тут Соне приходилось непосредственно общаться с покупателями. Публика эта оказалась довольно разношерстной. От молодожёнов, еле сводящих концы с концами, до барыг, покупающих недвижимость под сдачу или для перепродажи. Последние брали ипотеку на максимально короткие сроки. Эти считали свои деньги превосходно и сочувствия у Сони не вызывали. Зато Соне нестерпимо было жаль молодые семьи, влезающие в ипотечную кабалу практически на всю жизнь. Хотя с какой стороны посмотреть. Уж лучше всю жизнь выплачивать ипотеку, чем маяться со свекровью или с тёщей в одной квартире. В общем и целом работа с клиентами в части ипотечного кредитования вызвала у Сони стойкое отвращение ко всему банковскому бизнесу. В голове у неё сложилась чёткая картина. Вот, мерзкая тётка в одеянии цвета «фуксии» кладёт свои денежки на депозит под не самый большой процент, а вот Соня, которая отдает эти деньги приятной молодой паре с маленьким ребенком под процент гораздо больший. Все довольны. У мерзкой «фуксии» есть необременительный доход, у молодой пары квартира и кредитная кабала, а у Сони, соответственно, туфли «Балдинини». Так что из кредитного отдела Соня постаралась уволиться как можно быстрей.

Следующим оказался отдел финансовый и бухгалтерия, откуда Соню благополучно выжили окопавшиеся там тётки, так что в результате Соня оказалась при почётной должности заведующей архивом. В архиве она работала одна и руководила сама собой. Однако папа настоял, чтобы в архиве Соня не теряла времени даром и изучала хранящиеся там документы. Но кто ж проверит, чем там Соня в этом архиве занимается с утра до вечера. Архивная работа занимала у Сони максимум час рабочего времени. Остальное она тратила на чтение и развлечение в нарождающихся социальных сетях.

Подружек в банке у Сони странным образом не случилось, несмотря на то, что в принципе она была девушкой компанейской и коммуникабельной. У нее всегда было много друзей и в школе, и в университете, а тут как-то никого подходящего не нашлось. Женщины постарше её побаивались, вдруг ненароком папе чего-нибудь настучит, а молодые банковские карьеристки раздражали Соню страшным образом. Они липли к ней со своей дружбой, но Соня как-то сразу видела в них интерес не к ней самой, а к её отцу. Вдруг да замолвит Соня словечко перед папой за лучшую подружку. От таких Соня сама держалась подальше. Да, уж! Действительно «девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества»!

Все Сонины настоящие подружки проводили время совершенно иначе, нежели Соня. Работать никому не пришлось. Многие жили за границей, те же, кто остались в России, постоянно звали Соню составить им компанию в каких-нибудь увеселительных поездках. Соня понимала, что Лопатин сейчас не в состоянии вести подобный разгульный образ жизни и сопровождать Соню в поездках за рубеж, поэтому некоторое время вела себя, как примерная невеста и изнывала от скуки. Соня чувствовала себя, чуть ли, не женой декабриста, последовавшей за мужем в Сибирь.

В отличие от Сони Лопатин втёрся в доверие к коллективу банка. Еще бы, никто ж не знал, что он Сонин жених и вероятный зять владельца. Особенно в нем души не чаяли банковские женщины. Такой старательный толковый молодой человек. И внешне весьма симпатичный, и вежливый, и воспитанный. Освоив работу отделения, он перевелся, причем самостоятельно без помощи будущего тестя, в центральный офис и не куда-нибудь, а сразу в кредитный отдел. Там его карьера пошла на новый виток, и он смог в обеденный перерыв навещать Соню в архиве. В Сониной жизни появилось хоть какое-то разнообразие в виде секса в архивных помещениях. Секс Соня обожала, а уж секс в неприспособленных для этого местах вдвойне. Лопатин звал её за это извращенкой, но долго уговаривать его на подобные извращения Соне не приходилось. Правда, в первый раз, когда Соня взяла его за галстук среди архивных стеллажей, он даже пытался сопротивляться, поглядывая на дверь.

– Совков, я знаю, – сказала Соня, – что подобные вещи тебе непривычны. В Новороссийске принято заниматься сексом в темноте и исключительно под одеялом.

На это Лопатин обозвал Соню заразой и сдался. Но Соня, разумеется, хотела большего. Ей просто необходимо было на шопинг в Милан, на выставку в Венецию, навестить подружку в Майами и прокатиться на кабриолете вдоль Лазурного берега. На всё это денег у Лопатина пока не наблюдалось. Всё, что зарабатывал, он откладывал на свадьбу, чем очень веселил Соню. Соня периодически пугала жениха рассказами о свадьбах своих друзей и родственников семьи Шнейдер.

– Приличная свадьба, – говорила она, глядя в испуганные глаза Лопатина, – обязательно должна проводиться известным шоуменом, ну, типа Максима Галкина, и спел, чтобы кто-нибудь популярный. Хорошо бы конечно, чтоб Шакира, но ты ж, Лёшечка, не Газпром, Шакиру точно не потянешь!

Изучая работу кредитного отдела, прилежный Лопатин определил, что начальник отдела, а также некоторые сотрудники находились в сговоре с аккредитованными оценочными компаниями. Откаты поступали со всех сторон: и от оценщиков в виде процентов от стоимости проводимых ими для банка оценок, и от клиентов, получающих кредиты по завышенной оценке. В некоторых кредитных договорах, поступающих к Соне в архив, Лопатин обнаружил и вовсе липовые документы, когда кредит выдавался под чужое оборудование. С этими сведениями Лопатин помчался к будущему тестю. Разумеется, не в высокий кабинет председателя правления, а домой. Семен Семенович выслушал его внимательно, посмотрел бумаги и похлопал Лопатина по плечу. Через неделю все сотрудники кредитного отдела, за исключением Лопатина, были уволены. Его же назначили начальником отдела и предложили нанять новый персонал. Зарплата Лопатина резко увеличилась, и он предложил Соне провести очередной отпуск в Турции. В Турции Соня никогда не была и опрометчиво согласилась.